Очерки по русской семантике - Александр Пеньковский

Для разных типов основных антропонимических единиц отношение их к этим видам мотивированности оказывается различным, как различны их структурные особенности, способы введения в акт наречения и последующая антропонимическая жизнь.

4.1. Так, личные имена, как правило, не образуются (не придумываются и не конструируются) и не наследуются, а выбираются из определенного круга готовых имен. Поэтому они характеризуются мотивированностью выбора. Мотивированность эта может осознаваться или не осознаваться нарекающими и носителями имени, она может быть целиком экстралингвистической или опираться отчасти и на языковые признаки имени (характер его звучания, соответствие-несоответствие в том или ином отношении отчеству и/или фамилии и т. п.[150]), но, как правило, остается невыраженной [Никонов 1970: 41–43].

В то же время личное имя как чистый знак, характеризующийся тенденцией к полной редукции лексического значения (ср.: [Суперанская 1973: 236–249]), должно быть немотивированным по образованию. Если в момент наречения такая мотивированность и имеется, например, в искусственно сконструированных именах типа Вилен (<В. И. Ленин), Влаиль (< Владимир Ильич), Мэлс (<Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин), Донара (<дочь народа), Мюда (<международный юношеский день) и т. п. (см. о таких именах – в работах [Алексеев 1970: 248; Данилина 1972: 16–24]), то последующая их жизнь неизбежно приводит к забвению первоначально действовавшей мотивировки – нередко даже для самих носителей таких имен, сохраняясь для них в лучшем случае через семейные предания.[151]

4.2. Соответствующие характеристики патронимических имен оказываются существенно иными.

В отношении отчеств нарекающие не располагают свободой выбора, поскольку отчество однозначно предопределяется именем отца. Оно принудительно навязывается и нарекающим и нарекаемым исторически сложившейся системой личного именования. Отчества, таким образом, не выбираются (в отличие от имен) и не наследуются (в отличие от фамилий),[152] а образуются. Они образуются, – по-видимому, каждый раз заново[153] – от собственных мужских имен, представляя два особых продуктивных типа существительных с суффиксами – ович / – евич и – овна / – евна и два закрытых непродуктивных типа с суффиксами – ич и – ична / – инична.[154]

При этом то, что с позиции нарекающих предстает как отсутствие свободы выбора отчества, для носителей отчеств оборачивается жесткими ограничениями их замены.[155] Последняя может иметь место либо как следствие изменения имени отца [Б. Успенский 1969: 214], либо как следствие смены отца (при усыновлении).[156]

Возможность свободного выбора отчества связана поэтому с редкими критическими ситуациями, когда имя отца по каким-либо причинам не может использоваться в качестве производящего (так бывало, например, при наречении отчества русским царицам иноземного происхождения [Б. Успенский 1971: 483] или на менее высоком уровне[157]), когда имя отца неизвестно, а конкретный восприемник отсутствует (например, при наречении младенцев-подкидышей в приютах и детских домах) и в некоторых иных случаях.[158]

Очевидно, что отсутствие свободы выбора отчества в естественных ситуациях наречения делает вопрос о мотивированности выбора в отношении патронимических имен некорректным, и, значит, соответствующий признак оказывается для них в норме нерелевантным.

Другой важной особенностью патронимических имен, противопоставляющей их личным именам, является наличие у них определенного лексического значения. По формулировке новейшей грамматики, патронимические имена «обозначают лицо, являющееся сыном того лица, которое названо мотивирующим словом» [Грамматика 1970: 103]. Таким образом, Иванович значит ‘сын Ивана’, Ивановна – ‘дочь Ивана’ и т. п. в полном соответствии с русской пословицей, гласящей, что «все Иванычи – Ивановы детки». Ср. также: «Был у Мирона один сын, и тот Мироныч…» (О. Носов. На пороге вечности // Звезда. 1984. № 5. С. 32). Ср. еще: «– Степан мой, Степан… Степанушка… Сынов разведем, сыны у нас будут, твоему роду продолжение, Степановичи…» (Ю. Гончаров. Нужный человек, 27); «Звали моего отца Якоб – это по-немецки, а по-нашему Яков, и я, следовательно, Яковлевич. Борис Яковлевич Ивановский…» (А. Рыбаков. Тяжелый песок).

Противопоставляясь по этому признаку также и фамильным именам (поскольку фамилия Иванов, например, несмотря на остаточную членимость, не обращает нашу мысль к некоему Ивану, зарытому под корнями генеалогического древа, и не обозначает ни ‘потомок Ивана’, ни ‘из семьи Ивана’), патронимические имена характеризуются мотивированностью значения и образования и потому должны рассматриваться как полуантропонимы-полуапеллятивы, как единицы, совмещающие в себе признаки двух лексических классов.[159]

4.3. Итак, можно утверждать, что личные имена и отчества противопоставлены по всем рассмотренным выше признакам (см. табл.).

Поскольку, однако, патронимические имена в противоположность личным не вполне свободны по употреблению и выступают обычно как члены двухкомпонентных и трехкомпонентных именований, находясь в них в односторонней зависимости от личного имени,[160] то целесообразно уяснить себе, как складываются реально эти противопоставления в естественных условиях их функционирования, т. е. в различных типах реализации двухкомпонентной антропонимической модели.

5.0. Можно предполагать, что в таких условиях указанные выше противопоставления должны принимать вид контрастов, а единство номинации должно порождать тенденцию к сглаживанию контрастов и снятию противопоставлений. Если это справедливо, то можно априори предположить, что действие этой тенденции должно сказываться прежде всего на признаках патронимического имени, ослабляя или даже устраняя в нем все то, что нарушает его антропонимическую цельность. Очевидно, что такие нарушения связаны как раз с характерными для патронимических имен при-знаками мотивированности значения и образования.

Разумеется, пока в обществе действует патронимический принцип наречения второго имени, эти признаки не могут полностью перестать осознаваться. Этому препятствуют как экстралингвистические, так и лингвистические факторы. Показателен в этой связи самый термин – отчество (ср. устар. отечество, отцеименное или отечественное имя). Ср. также формулировку вопроса об отчестве: Как вас по батюшке?

Этим объясняется возможность использования патронимов в составе двухкомпонентных именований как средства шутливой характеристики предметов по тем или иным их внешним связям, которые могут осмысляться как отношения родства, подчиненности и т. п. Таковы, например, отношения рода и вида. Ср. именование Софа Дивановна (о софе) в рассказе Феликса Кривина «Диваны, не помнящие родства» (Ф. Кривин. Полусказки, Ужгород, 1964) или принятое в коллективе конструкторов гигантского транспортирующего корабля «Мрия» и транспортируемого космического корабля «Буран» шутливое именование этой связки «Мрия Бурановна» (Правда, 25 мая 1989 г.). Ср. также в шутливом именовании собаки: «Все уехали на юбилей Жуковского, только Антонина Дмитриевна Блудова и Урика Дворняжковна Собакина остались дома: одна потому, что была больна, другая потому, что по своей собачьей натуре не имеет духу покидать больную…» (А. Д. Блудова – В. А. Жуковскому, 29 января 1849 // Русский архив. 1902. Кн. 2. Вып. 6. С. 351). Таковы же отношения между произведением и его творцом (ср. использование слов дитя, чадо, первенец и др. под; по отношению к порождениям духовной и вообще творческой деятельности человека). Например: «Дщерь же моя теперь Фелица Гавриловна скачет по городу, подымя хвост, и всяк ее иметь желает» (Г. Р. Державин – В. В. Капнисту, 11 мая 1783 г.). Ср. также Весна Викторовна в названии стихотворения и одноименного поэтического сборника поэта Виктора Бокова (М., 1964).

Но указанные признаки не могут также и оставаться все время в светлом поле сознания даже самого носителя данного патронимического имени (не говоря уже о его ближнем и дальнем окружении), поскольку основная функция этого имени – быть дифференцирующим и идентифицирующим именем, а не средством выражения родственных отношений.

Поэтому признаки мотивированности патронимических имен подвергаются ослаблению и существуют как бы между жизнью и смертью, возвращаясь в сознание, актуализируясь только в случаях особой необходимости или при особо благоприятных для этого условиях. Так, даже в ситуации, когда, не зная патронимического имени лица, к которому нужно обратиться, мы говорим: «Простите, не знаю Вашего отчества», связь «отчество ↔ имя отца» не прорывается обычно с периферии нашего сознания. А тот, чье отчество нас интересует, называет его, также не вспоминая о своем отце и его имени.