Ганнибал. Бог войны - Бен Кейн

Его жертва, шатаясь, сделала шаг назад, со стоном схватившись за окровавленный хитон, и упала на колени, а потом ударилась лицом в землю.

– Будь ты проклят! Ты убил его! – закричал отец, ткнув пальцем в Перу. – За то, что он бросил фигу?

– Назад! – приказал Пера, наступая.

Мужчина сделал шаг назад, но продолжал выкрикивать обвинения и проклятья, по лицу его текли слезы.

Другой юноша выскочил из толпы и бросил в Перу камень. Тот отскочил от шлема. С приглушенным ругательством Пера бросился вперед. На пути попался отец первого юноши, и, еще раз выругавшись, Пера ударил его клинком в грудь. Когда он вынул меч, хлынула кровь, и, не сказав ни слова, мужчина упал на тело своего сына.

Воздух наполнился низким отчаянным гулом. Словно вся толпа близ Перы, как один, повернулась к нему. Стоявшие перед его центурией сделали то же. Он отступил под защиту своих солдат и выкрикнул приказ:

– Сомкнуть ряды!

– Вы слышали приказ центуриона Перы, – загремел Коракс. – СОМКНУТЬ РЯДЫ!

Гастаты повиновались, и щиты стукнули друг о друга.

– СТОЯТЬ! – проревел Коракс, и его приказ явно относился также и к Пере.

– Верните нам ключи! Верните нам ключи! Верните нам ключи! – Крики звучали все громче, пока на ограниченном пространстве агоры не загремели, как гром.

Квинта охватил страх, и головная боль отступила перед желанием вынуть меч. Он видел то же желание на лицах товарищей, но Коракс не давал такой команды. Надо заметить, что Пера тоже. Над головами разъяренной толпы он видел, как Пинарий что-то тщетно кричит местным жителям рядом с собой.

– Верните нам ключи!

Какой-то юноша – друг метателя фиг? – подошел к телам отца и сына.

– Ключи, трусливые убийцы!

Без предупреждения он запустил в Перу камнем.

Пера пригнулся за щит, и камень пролетел у него над головой. Центурион высунулся снова, как готовая к броску змея, и, выхватив у одного из солдат дротик, метнул его. С такого близкого расстояния промахнуться было невозможно. Юноша упал, пораженный в грудь, и толпа гневно закричала.

– Тупой болван! – пробормотал себе под нос Квинт.

Три, семь, дюжина камней пролетели в воздухе, а потом словно прорвало плотину. Пущенные снаряды заслонили солнце. Легионерам не надо было давать команду поднять щиты. Каждый римлянин в пределах видимости стал мишенью. Овощи, камни, черепки от разбитой посуды, обломки черепицы с крыши колотили в скутумы. Матвей упал, пораженный свинцовым ядром из пращи. Квинт и остальные злобно закричали, и Урций, стоявший рядом с их другом, закричал:

– Матвей! Матвей!

Ответа не было. Квинт надеялся, что Матвей только ранен, но Урций, выпрямившись, только горестно покачал головой.

– Оно засело в голове. Сволочи! – заорал он.

Квинт посмотрел через край щита на агору. «Это все Пера! – хотелось ему крикнуть. – Матвей погиб по вине этого ублюдка!» Но Пинарий не мог его услышать. А даже если бы мог, подумал солдат, что бы изменилось? Кровопролитие было уже неизбежно, и хотя погибли невинные люди, он отчасти был даже рад. Матвей мертв, и кто-то должен за это заплатить.

Командир гарнизона встал на верхнюю ступеньку храма. Рядом стоял трубач, поднеся к губам трубу. Одно слово Пинария – и прозвучал сигнал «вперед». Это был сигнал к атаке. В тот же момент Пинарий сжал руку в кулак у пояса и что-то крикнул, но слова потерялись в общем реве.

Коракс был наготове.

– ДРОТИКИ К БОЮ! – Его команда эхом пронеслась влево и вправо от их позиции. – ЦЕЛЬСЯ! БРОСАЙ!

Разъяренные легионеры размахнулись и выпустили свои пилумы по плоской траектории. Квинт сделал то же самое. На таком расстоянии копья были смертоносны. Они влетели в густо спрессованную массу людей, мгновенно преодолев дистанцию в двадцать шагов, и с чавкающим звуком поразили цель. У горожан не было доспехов и щитов, и один дротик пронзал нескольких. Пыльные хитоны окрасились алым так же, как чистые белые одежды, и богатые истекали кровью и умирали, как и бедняки. Вой боли и муки доносился от раненых и друзей и родственников убитых. Несколько камней и пилумов полетели назад в отместку, но их было мало. Горожане дрогнули.

– ВТОРЫЕ КОПЬЯ, К БОЮ. ЦЕЛЬСЯ. БРОСАЙ! – крикнул Коракс.

Вылетел новый каскад пилумов, последовала новая волна смертей. Старых и молодых, калек и здоровых, кричащих проклятия легионерам и молящих о милосердии – всех без разбору скосил опустошительный залп с короткой дистанции.

Потом последовала команда обнажить мечи и, сохраняя строй, шагом наступать. Квинт выполнил команду, как во сне. Как и много раз раньше, он ощущал товарищей справа и слева от себя, чувствовал подбородком край щита и ободряющую твердость деревянной рукоятки меча в руке. В голове крутилась мысль, что им противостоят не вражеские солдаты, а мирные жители, но ее заслоняли страх, желание отомстить за Матвея и остаться в живых.

– Убийцы!

До этого Квинт не видел сегодня торговца зерном Симмия, но узнал его характерный голос. Густоволосый, с мускулистыми волосатыми руками, он был похож на крестьянина, каковым и был, пока не занялся более доходной скупкой и продажей зерна. Дружелюбная мина, которую он изображал всякий раз, когда Квинт видел его раньше, исчезла. Теперь лицо Симмия потемнело от злобы, туника была забрызгана кровью. Его левая рука была обмотана плащом вместо щита, а в правой он сжимал меч. Рядом с ним собрались десять или больше человек, вооруженные схожим образом. Толпа приветствовала их появление, и Симмий направил свой меч на строй легионеров.

– Это гнусные убийцы, все они!

Нестройный злобный рык вырвался из горла ближайших к нему горожан.

– Вооружайтесь, люди Энны! Вытаскивайте копья из тел ваших братьев, – призывал Симмий. – УБИВАЙТЕ РИМЛЯН!

– Вперед! – закричал Коракс. – Валите засранцев в грязь! Всех их! Иначе они сделают это с вами.

Неорганизованная колышущаяся масса бросилась на Коракса и его гастатов. Квинт был рад, что Симмий собрал своих сторонников и повел их в атаку. Пусть они были в тесном городе, но это напоминало войну. С ними было легче иметь дело. Какой-то человек в переднике кузнеца бежал прямо на Квинта, обеими руками сжимая пилум, как гарпун. Юноша напрягся, встречая его. Копье пробило скутум и скользнуло по панцирю. Инерция несла кузнеца вперед, пока он не наткнулся на щит Квинта – так близко, что мужчина почувствовал запах чеснока в его дыхании и увидел шок в его глазах, когда ткнул его мечом в живот. Такой удар свалил бы большинство людей, но кузнец сложением напоминал быка-чемпиона. С ревом он дернул копье с такой силой, что вырвал его из скутума Квинта. Время остановилось, когда они уставились друг на друга через железный край щита. Оба тяжело дышали – кузнец от боли, а его соперник – от боевого возбуждения. Не было времени вытащить клинок, поэтому Квинт стал поворачивать его в ране туда-сюда. Жестоко, с усилием. Кузнец закричал в агонии и убрал правую руку. Юноша вырвал меч и ударил им кузнеца еще дважды, не так глубоко, как сначала – раз-два. Противник осел, плача, как младенец, которого оторвали от груди.