Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

На "вечерах драмы" или читали монологи, или играли скетчи (короткие эпизоды из пьес или рассказов); иногда еще декламировали стихи (обычно в виде попурри из нескольких стихотворений) и отрывки из речей известных политиков (но только такие, которые было непросто запомнить).

В пятом классе Джеку досталось читать стихотворение Анны Брэдстрит "Моему дорогому и любимому мужу". Одетый в чопорное, но уже выцветшее платье миссис Адкинс, Джек в красках поведал залу о трудностях жизни первых колонистов и долге пуританской жены-домохозяйки — то есть обо всем, через что пришлось стоически пройти самой Анне Брэдстрит.

Он блестяще сыграл прекрасную тень гильотинированной юной девушки из готического рассказа Вашингтона Ирвинга "Приключения немецкого студента". Его черное платье некогда служило миссис Адкинс ночной рубашкой — наверное, в те времена, когда мистер Адкинс не так часто отлучался.

Он играл и отравленную Беатриче в "Дочери Рапачини" Натаниела Готорна; девушка умирает в саду, поэтому Джека обрядили в нечто весьма летнее (в этом платье миссис Адкинс присутствовала на свадьбе своей давнишней подруги). В шестом классе он играл в сцене из "Много шума из ничего", пел песенку Бальтазара "К чему вздыхать, красотки, вам?". Миссис Адкинс обожала Шекспира и одела Джека в свою старую юбку со складками, чтобы он спел со сцены "Под свежею листвою" (из "Как вам это понравится"), а потом сказала ему:

— Джек, ты так шикарно выглядишь в этой юбке! Мне захотелось снова ее надеть.

Но в первое свое выступление на "вечере драмы" Джек все-таки удивился, что миссис Адкинс одела его в свою старую одежду (черные шелковые брюки и белую блузку с длинными рукавами и кружевным воротником). Джек читал "Где ты, милая, блуждаешь?" из "Двенадцатой ночи"; миссис Адкинс корила его потом, что он обратил последнюю строку — "Юность — рвущийся товар" — к ней лично, а не к залу.

В самом деле, товар это и правда рвущийся, и миссис Адкинс хорошо это знала и заставила Джека потом пропеть "Ах, возьми и губы те" из "Мера за меру" (голос у Джека еще не полностью сломался, но уже начал).

К седьмому классу у Джека наросло столько мускулов, что платья миссис Адкинс перестали ему идти. И все равно лучшего исполнителя ролей девочек в Реддинге не нашлось. Лобковые волосы появились у него рано, а вот борода начала расти позднее, да и не слишком обильно (у Джека она никогда так и не стала густой). Он сильно скучал по Эмме и, верный рыцарь, всегда думал о ней, мастурбируя. Он так и не привык мыться в одном душе с мальчиками, ему не нравилось смотреть на пенисы соучеников. Он пожаловался на это миссис Адкинс, та посоветовала ему, моясь в душе, читать наизусть стихи, чтобы отвлечься.

В те многочисленные выходные, когда мистера Адкинса носило где-то по просторам Америки, Джек приходил к миссис Адкинс домой, и она одевала его в свою одежду — ту, которую еще не решилась подарить театру. Среди ее платьев имелась рубашка цвета слоновой кости со вшитым "пышным" лифчиком, кружевные блузки, велюровые кардиганы, шелковые юбки, свитера с атласной подкладкой и так далее. Миссис Адкинс была небольшая женщина с большими ногами, так что ее обувь — тапочки с нашитыми нефритовыми бисеринами — оказалась Джеку впору.

Она никогда не прикасалась к нему первой, и ей никогда не приходилось просить его прикоснуться к ней. Когда она одевала его — чаще всего в ту одежду, которая была в тот момент на ней, то есть сначала она раздевалась, — то стояла так близко к нему и пахла так восхитительно, что Джек не мог сдержаться. Когда он сделал это в первый раз, она закрыла глаза и задержала дыхание — тем самым приглашая его снова прикоснуться к ней, еще и еще. Она соблазняла его, но совсем не так, как агрессивная миссис Машаду, а словно уступая; и все же Джек понял, что смелость в том, что касалось прикосновений, привила ему именно португалка (а равно показала ему, где и как прикасаться). Миссис Адкинс почему-то ни разу не спросила его, где же он, тринадцатилетний подросток, выучился ласкать женщин, как надо.

Наверное, ей следовало бы завести себе дочь, подумал однажды Джек, когда миссис Адкинс одевала его в свою любимую бархатную кофту (внутри имелся вшитый лифчик, для смеха миссис Адкинс положила туда по лимону; груди у нее были маленькие). Много позднее Джек узнал, что они с мистером Адкинсом потеряли сына; смерть мальчика и была причиной вечной грусти миссис Адкинс (а уж она и привлекла к ней Джека). Но в Реддинге Джек ничего об этом не ведал.

— Мне просто нравится, как ты выглядишь в моей одежде, — вот и все, что она ему сказала.

В седьмом классе миссис Адкинс доверила ему роль Милдред Дуглас из "Косматой обезьяны" Юджина О'Нила; игра Джека так понравилась ей, что на следующий год из каких-то извращенных соображений миссис Адкинс дала ему роль ее вздорной тетушки. Это был последний год Джека в Реддинге; лежа в объятиях миссис Адкинс, он, по ее просьбе, читал пьесу наизусть. Хриплым голосом Второго Инженера миссис Адкинс говорила ему:

— Тереться тебе придется о масло и копоть, тут уж ничего не поделаешь.

И Джек-Милдред покорно терся о нее, отвечая:

— Это не важно, у меня полно белых платьев.

В самом деле, у миссис Адкинс полно было белых платьев; да и вообще, на сцену Джек выходил исключительно в костюмах из ее гардероба. Как ему было в них хорошо! Словно дома.

Джек не часто покидал Реддинг, если не считать поездок с командой борцов на соревнования. До Торонто было слишком далеко, поэтому День благодарения Джек проводил в Бостоне со своим соседом по комнате Ноем. В Торонто Джек возвращался только на Рождество и на так называемые весенние каникулы: март — апрель, в Мэне это зима, да и в Торонто не сказать чтобы весна.

Зато как член команды Джек повидал много городов в Новой Англии. Тренер Клум однажды завез их даже в штат Нью-Йорк; в том турнире проиграл сам Лумис, и это было его единственное поражение на глазах у Джека. Лумису, впрочем, предстояли еще поражения — ему вообще не везло, для начала он потерял родителей и сестру, затем его выгнали из Академии Блэра за то, что от него забеременела несовершеннолетняя дочь судьи (одновременно он был лишен стипендии как борец). В результате он стал морским десантником и получил смертельную рану ножом где-то на Филиппинах (то ли при исполнении секретной миссии, то ли просто по пьянке в баре), говорили, что его убила проститутка-трансвестит.

Но в Реддинге Лумис был для Джека идеалом. Джеку никогда не удавалось бороться так же хорошо, как Лумис, хотя за два последних года в Реддинге счет побед у Джека превышал счет поражений.

Если бы в Реддинге кто-нибудь фотографировал Джека на сцене, мальчик бы это заметил; но если бы этот кто-то просто смотрел на него из зала или же фотографировал его во время борцовских схваток, то заведомо остался бы незамеченным — зрители всегда так шумят, щелчок затвора не слышен. Борясь на ковре, Джек забывал даже о своем единственном зрителе. В борьбе ты или держишь соперника под контролем, или проигрываешь; борешься ты, стало быть, в пустом пространстве, без зрителей вообще. А после того, как Лумис закончил Реддинг, лидером команды стал Джек; так на его плечи впервые легла ответственность.

Он был лидером команды везде — и на ковре, и в автобусе; другие борцы или спали, или пукали, или делали домашнее задание в свете фонариков (одновременно пукая). Правило было такое — как можно меньше отвлекать водителя.

Поэтому говорил только Джек — он рассказывал товарищам разные байки по пути обратно в Реддинг. Про то, как самый маленький солдат спас его в Кастельгравене, как он сам накладывал повязку на грудь Ингрид My, как снимал с руки Саскии браслеты, как ее прежний клиент сжег ей руку. Умолчал Джек лишь про историю с испорченным ожерельем мамы, когда та давала советы юноше в Амстердаме. Ну и про миссис Машаду, разумеется.

Джек хвастался, что его "сводная сестра" Эмма побьет любого из реддинговских борцов, кроме одного лишь Лумиса (которого в то время еще не выгнали из Блэра). В Реддинге все, кроме Ноя и миссис Адкинс, думали, что мама Джека — знаменитая на весь мир тату-художница, которая живет в Торонто с мистером Оустлером, отцом Эммы.

Джек, наверное, рассказывал все эти байки потому, что скучал не только по Эмме, но и по маме с Лесли — и даже по миссис Машаду, во всяком случае, по ее силе и агрессии, которых и следа не было в нежности миссис Адкинс, — а возможно, и по ее португальской грубости.

Джек рассказал соученикам и историю своего самого блестящего успеха на сцене в роли невесты по почте в ужасной пьесе Абигайль Кук. Тема для школьного автобуса оказалась скользкая, тренеру Клуму не понравилось слово "менструация", и когда мальчик произнес его, босс записал на его счет полштрафного балла.

В восьмом классе Джек стал вице-капитаном, а в команду пришел борец в легком весе по имени Ламбрехт, шестиклассник из Аризоны. Он всю жизнь прожил в пустыне и ни разу не видел снега, не говоря уже о дорожном знаке с надписью "Внимание! Ниже нуля — дорогу пучит!".