Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

В пятом и шестом классе Джек почти неизменно играл женщин. Разумеется, он был не просто первым, а первейшим красавцем в школе – плюс миссис Адкинс, несомненно, прочла восхищенные отзывы мисс Вурц и мистера Рэмзи о способностях Джека исполнять женские роли.

В седьмом и восьмом классе Джеку все чаще стали доставаться мужские роли, а миссис Адкинс даже не посылала ему записочки, а просто прикасалась на уроке к плечу. Джек знал, что это вызов в ее кабинет.

Разумеется, он в результате стал ее любовником – правда, только в восьмом классе, когда ему исполнилось тринадцать и когда одиночество в среде одноклассников одного с ним пола стало настолько невыносимо, что он с ностальгией вспоминал времена, когда его насиловали женщины постарше. К тому времени он получил от миссис Адкинс целый ворох лучших ролей с лучшими монологами и достаточно вырос, чтобы оценить сексуальную привлекательность вечной грусти жены директора.

– Штрафных очков за это тебе не начислят, – сказала она Джеку после первого раза. Но он уже понял, что после Реддинга его будут судить по особой шкале, так что сам записал себе за секс с миссис Адкинс один балл в графу «штрафы».

Город Реддинг стоял на реке Незинскот, такой мелкой, что утонуть в ней стоило бы великих, непомерных усилий даже трудягам из Реддинга. И тем не менее несколько лет спустя после того, как Джек покинул школу, миссис Адкинс таки утопилась в Незинскоте. Наверное, это случилось весной – ну, точнее, в то время года, которое в Мэне сходит за весну.

В миссис Адкинс было что-то от хрупкой красоты мисс Вурц, да и в роли режиссера она вела себя похожим образом, драматизируя все, что случалось вокруг нее. В Реддинге не ставили ни пьес, ни адаптации романов целиком – серьезные репетиции отвлекли бы учеников от их основной работы, воспитания характера. Но, словно отражая общую философию школы, миссис Адкинс делала все, чтобы все ее ученики стали немного актерами.

Репетиции всегда шли в костюмах, миссис Адкинс сама следила за гримом. Костюмы женщин, как постепенно стало ясно Джеку, все ранее принадлежали самой миссис Адкинс, за исключением небольшого числа даров от учительских жен (страдавших дикой безвкусицей). В Реддинге, конечно, преподавали в основном мужчины; кроме миссис Адкинс, имелась лишь еще одна женщина-педагог.

На «вечерах драмы» или читали монологи, или играли скетчи (короткие эпизоды из пьес или рассказов); иногда еще декламировали стихи (обычно в виде попурри из нескольких стихотворений) и отрывки из речей известных политиков (но только такие, которые было непросто запомнить).

В пятом классе Джеку досталось читать стихотворение Анны Брэдстрит «Моему дорогому и любимому мужу». Одетый в чопорное, но уже выцветшее платье миссис Адкинс, Джек в красках поведал залу о трудностях жизни первых колонистов и долге пуританской жены-домохозяйки – то есть обо всем, через что пришлось стоически пройти самой Анне Брэдстрит.

Он блестяще сыграл прекрасную тень гильотинированной юной девушки из готического рассказа Вашингтона Ирвинга «Приключения немецкого студента». Его черное платье некогда служило миссис Адкинс ночной рубашкой – наверное, в те времена, когда мистер Адкинс не так часто отлучался.

Он играл и отравленную Беатриче в «Дочери Рапачини» Натаниела Готорна; девушка умирает в саду, поэтому Джека обрядили в нечто весьма летнее (в этом платье миссис Адкинс присутствовала на свадьбе своей давнишней подруги). В шестом классе он играл в сцене из «Много шума из ничего», пел песенку Бальтазара «К чему вздыхать, красотки, вам?». Миссис Адкинс обожала Шекспира и одела Джека в свою старую юбку со складками, чтобы он спел со сцены «Под свежею листвою» (из «Как вам это понравится»), а потом сказала ему:

– Джек, ты так шикарно выглядишь в этой юбке! Мне захотелось снова ее надеть.

Но в первое свое выступление на «вечере драмы» Джек все-таки удивился, что миссис Адкинс одела его в свою старую одежду (черные шелковые брюки и белую блузку с длинными рукавами и кружевным воротником). Джек читал «Где ты, милая, блуждаешь?» из «Двенадцатой ночи»; миссис Адкинс корила его потом, что он обратил последнюю строку – «Юность – рвущийся товар» – к ней лично, а не к залу.

В самом деле, товар это и правда рвущийся, и миссис Адкинс хорошо это знала и заставила Джека потом пропеть «Ах, возьми и губы те» из «Мера за меру» (голос у Джека еще не полностью сломался, но уже начал).

К седьмому классу у Джека наросло столько мускулов, что платья миссис Адкинс перестали ему идти. И все равно лучшего исполнителя ролей девочек в Реддинге не нашлось. Лобковые волосы появились у него рано, а вот борода начала расти позднее, да и не слишком обильно (у Джека она никогда так и не стала густой). Он сильно скучал по Эмме и, верный рыцарь, всегда думал о ней, мастурбируя. Он так и не привык мыться в одном душе с мальчиками, ему не нравилось смотреть на пенисы соучеников. Он пожаловался на это миссис Адкинс, та посоветовала ему, моясь в душе, читать наизусть стихи, чтобы отвлечься.

В те многочисленные выходные, когда мистера Адкинса носило где-то по просторам Америки, Джек приходил к миссис Адкинс домой, и она одевала его в свою одежду – ту, которую еще не решилась подарить театру. Среди ее платьев имелась рубашка цвета слоновой кости со вшитым «пышным» лифчиком, кружевные блузки, велюровые кардиганы, шелковые юбки, свитера с атласной подкладкой и так далее. Миссис Адкинс была небольшая женщина с большими ногами, так что ее обувь – тапочки с нашитыми нефритовыми бисеринами – оказалась Джеку впору.

Она никогда не прикасалась к нему первой, и ей никогда не приходилось просить его прикоснуться к ней. Когда она одевала его – чаще всего в ту одежду, которая была в тот момент на ней, то есть сначала она раздевалась, – то стояла так близко к нему и пахла так восхитительно, что Джек не мог сдержаться. Когда он сделал это в первый раз, она закрыла глаза и задержала дыхание – тем самым приглашая его снова прикоснуться к ней, еще и еще. Она соблазняла его, но совсем не так, как агрессивная миссис Машаду, а словно уступая; и все же Джек понял, что смелость в том, что касалось прикосновений, привила ему именно португалка (а равно показала ему, где и как прикасаться). Миссис Адкинс почему-то ни разу не спросила его, где же он, тринадцатилетний подросток, выучился ласкать женщин, как надо.

Наверное, ей следовало бы завести себе дочь, подумал однажды Джек, когда миссис Адкинс одевала его в свою любимую бархатную кофту (внутри имелся вшитый лифчик, для смеха миссис Адкинс положила туда по лимону; груди у нее были маленькие). Много позднее Джек узнал, что они с мистером Адкинсом потеряли сына; смерть мальчика и была причиной вечной грусти миссис Адкинс (а уж она и привлекла к ней Джека). Но в Реддинге Джек ничего об этом не ведал.

– Мне просто нравится, как ты выглядишь в моей одежде, – вот и все, что она ему сказала.

В седьмом классе миссис Адкинс доверила ему роль Милдред Дуглас из «Косматой обезьяны» Юджина О'Нила; игра Джека так понравилась ей, что на следующий год из каких-то извращенных соображений миссис Адкинс дала ему роль ее вздорной тетушки. Это был последний год Джека в Реддинге; лежа в объятиях миссис Адкинс, он, по ее просьбе, читал пьесу наизусть. Хриплым голосом Второго Инженера миссис Адкинс говорила ему:

– Тереться тебе придется о масло и копоть, тут уж ничего не поделаешь.

И Джек-Милдред покорно терся о нее, отвечая:

– Это не важно, у меня полно белых платьев.

В самом деле, у миссис Адкинс полно было белых платьев; да и вообще, на сцену Джек выходил исключительно в костюмах из ее гардероба. Как ему было в них хорошо! Словно дома.

Джек не часто покидал Реддинг, если не считать поездок с командой борцов на соревнования. До Торонто было слишком далеко, поэтому День благодарения Джек проводил в Бостоне со своим соседом по комнате Ноем. В Торонто Джек возвращался только на Рождество и на так называемые весенние каникулы: март – апрель, в Мэне это зима, да и в Торонто не сказать чтобы весна.

Зато как член команды Джек повидал много городов в Новой Англии. Тренер Клум однажды завез их даже в штат Нью-Йорк; в том турнире проиграл сам Лумис, и это было его единственное поражение на глазах у Джека. Лумису, впрочем, предстояли еще поражения – ему вообще не везло, для начала он потерял родителей и сестру, затем его выгнали из Академии Блэра за то, что от него забеременела несовершеннолетняя дочь судьи (одновременно он был лишен стипендии как борец). В результате он стал морским десантником и получил смертельную рану ножом где-то на Филиппинах (то ли при исполнении секретной миссии, то ли просто по пьянке в баре), говорили, что его убила проститутка-трансвестит.

Но в Реддинге Лумис был для Джека идеалом. Джеку никогда не удавалось бороться так же хорошо, как Лумис, хотя за два последних года в Реддинге счет побед у Джека превышал счет поражений.