Избранные. Боди-хоррор - Алексей Жарков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леонид Николаевич отступил, чтобы окинуть взглядом лабораторию, превращённую в единую машину, центром которой являлись два стоящих на столе гроба.
Он достал из жилетного кармана хронометр и откинул крышку. Меньше двух часов!
Профессор невольно улыбнулся. Он чувствовал, что всё получится. Его семья вернётся из небытия вопреки всем известным человечеству законам природы! Они будут вместе, – как прежде.
Взгляд Леонида Николаевича упал на стеклянный короб, в котором жили воскрешённые гомункулом кролики. Учёный оставил их на некоторое время для наблюдения. До сих пор животные чувствовали себя прекрасно, хотя накануне казались сонными и двигались очень мало.
Но сейчас профессор смотрел на тяжело дышащих, гниющих заживо существ, лишившихся шерсти и покрывшихся язвами и нарывами. С одного кролика частично слезла плоть, обнажив рёбра и часть позвоночника. У другого изо рта, глаз и ушей сочилась кровь. Последний выглядел не намного лучше своих собратьев, хотя ещё и не достиг такой стадии разложения. Его кожа покрылась тёмно-лиловыми и жёлтыми пятнами, вены расширились и пульсировали, лапы судорожно подёргивались – животное охватили конвульсии.
Словом, все трое явно находились на последнем издыхании и едва ли могли протянуть долго.
Не веря своим глазам, Леонид Николаевич отступил от стеклянного короба, попятился. Внутри у него всё сжалось. Как же так…?!
Постояв секунд десять, профессор развернулся и стремительно зашагал к себе в спальню. Пока он шёл, ему показалось, что откуда-то доносится невнятное бормотание нескольких голосов – возможно, с улицы. Окна во флигеле ещё оставались открытыми, так что… Впрочем, это неважно! Воскрешённые гомункулом кролики издыхали – вот что выбило профессора из колеи!
Но ничего. Ничего! Ещё не всё потеряно. Возможно, в тот раз просто не хватило мощности. У него есть время, чтобы сделать перерасчёты и внести изменения в процесс. Всё получится, если… если…
Леонид Николаевич вошёл в спальню, на ходу снимая с себя заляпанный известью фартук. Часть химиката попала и на брюки, так что требовалось переодеться. Профессор стащил с себя защитные перчатки и хотел бросить их на пол, но вместо этого в недоумении уставился на собственные руки.
Затем медленно поднял голову и взглянул в большое овальное зеркало, висевшее справа от кровати.
Кожа Леонида Николаевича имела отчётливый голубой оттенок…
Вывихнутый
Мария Иванова
В окна стучится отвратный ноябрь, огонек на кончике сигареты еле теплится. Пальцы дрожат, потому что на правой руке работают только мизинец и средний – курить чертовски неудобно. В соседней комнате кричит Наташка, и я, хоть обещал не закрывать дверь, все же ковыляю несколько метров и щелкаю затвором. Иначе я не выдержу. Я не выдержу.
Наступил вечер, и все тонет в противной коричнево-серой мгле. Лампа с пыльным абажуром светит тускло, только тоску наводит. Докуриваю до фильтра и бросаю под ноги, прямо на паркет. Пропади оно всё.
Тащусь к окну и вглядываюсь в дождливую муть. Кое-где горят огни, но большинство окон слепы. Деревья скрючились голыми скелетами, а от цвета неба тянет блевать. По грязной улице, покрытой гниющими листьями, тащатся два изломанных силуэта. У левого лодыжка, у правого колено – сразу понимаю я. Правый теряет равновесие и падает в слякоть, левый пытается поднять его своими руками-плетьми. Без толку. Отворачиваюсь.
Наташка снова хрипло кричит, но я не хочу идти. Я боюсь. Чертов Димон! Я ни в чем не виноват! Мне кажется, что я слышу глубинный хруст своих собственных костей. Врачи называют это крепитация. Мерзкое, страшное слово.
Достаю новую сигарету. Пытаюсь щелкнуть зажигалкой, прижимая ее к столу, но руку сводит судорога, которая сменяется уколом боли – прямо на глазах мизинец скрючивается и вывихивается. Спина покрывается холодным потом – слишком быстро! Так не должно быть, не должно! Болезнь ускорилась.
* * *
Когда началась эта напасть? Неделю назад? Две? Что-то около того. Я потерял счет времени. Уже ни до чего нет дела, если ты день и ночь вынужден слушать, как твои кости клацают и сдвигаются со своих мест, как выкручиваются с влажным хрустом суставы.
Сначала в московских СМИ стали мелькать сообщения о какой-то неведомой болезни – новой, странной и опасной. Говорили, что она разрушает клеточные связи в суставах и костях. Или типа того. Я не академик, чтобы разбираться во всей этой лабуде.
Начинается с малого: вывихиваются пальцы на руках и ногах, потом суставы покрупнее – лодыжки, локти, колени, плечи. А там и ребра с позвонками пускаются в пляс. Короче, ты весь вывихиваешься – и все, труба.
Это тянуло на дешевые сенсации в стиле РЕН ТВ, потом стало напоминать истерию по поводу той африканской лихорадки – Эболы. Появились первые погибшие, количество зараженных росло как на дрожжах. Их боялись и ненавидели. На улице обходили стороной: у этого пальцы гнутся не туда и рука повисла плетью, у того из-за вывихнутой коленки походка, как у зомби из «Живых мертвецов». И еще этот характерный звук смещающихся костей. И вечные стоны и вскрики.
Дали этой заразе официальное название – жутко длинное словечко, как любят врачи. Народ звал ее просто – московский грипп, ведь все началось в Нерезиновой. Вроде бы это вирус такой, а может, и не вирус – черт их разберет, этих ученых! В общем, поизучали-поизучали – и бросили. Думаю, они в этих своих лабораториях повывихнулись все, толком ничего и не узнав.
Интернет, конечно, кипел-бурлил. По сети разлетались десятки теорий – одна бредовее другой: это происки америкосов, это заговор против России, это тайные эксперименты над людьми, это виноваты пришельцы с планеты Нибиру. В соцсетях и на форумах стоял срач на тысячи комментов.
Телевидение и газеты не отставали – мусолили эту тему кто во что горазд: оглашали ежедневную статистику больных и погибших, рисовали карты с новыми очагами заражения – вся Москва пылала. Опрашивали экспертов, врачей и прочих напыщенных дурней, показывали фотографии людей с вывихнутыми конечностями – одна страшнее другой.
Когда объявили режим чрезвычайного положения и присвоили заразе статус национального бедствия, у меня уже было несколько мелких повреждений. Пальцы вывихиваются быстро и не очень болезненно. Есть в этом зрелище какой-то мрачный юмор – они изгибаются, как черви, растопыривая во все стороны фаланги. Смешно и больно.
Наташке не повезло. Всего через три дня после того, как ее безымянный палец на правой руке завязался в узел, навечно впечатав в себя обручальное кольцо, у нее вывихнулись локоть, лодыжка и колено. Почти одновременно. Я побежал за обезболивающими в аптеку и нарвался на банду мародеров – больных, изломанных, вывихнутых и смертельно опасных. Еле ноги унес. Тогда-то и полетел мой первый крупный сустав – левое запястье, будь оно не ладно.
Пришлось умолять бабку из квартиры напротив поделиться нурофеном или хотя бы анальгином. Не дала, сука. Для беременной женщины пожалела. Но ничего: в тот же день старая карга завыла белугой. К вечеру ее на скорой вывезли. Мертвую. И поделом.
А по телику вещали, что лучшие российские и зарубежные специалисты объединили усилия, чтобы изучить неизвестное науке заболевание и остановить распространение эпидемии, которая уже расползлась далеко за пределы Москвы и даже России.
Откуда взялся московский грипп? Неизвестно. Почему из-за него вывихиваются суставы и сдвигаются кости? Как эта дрянь передается? Неизвестно. Самое важное – как вылечить эту дрянь? Опять двадцать пять – неизвестно. Мы точно обречены.
Погромы аптек и больниц стали рутиной – всем нужно обезболивающее, и посильнее. Магазины позакрывались, но их все равно грабят. Выходишь на улицу – встаешь на тропу войны. Власти пытаются поддерживать порядок. Драки вывихнутых полицейских с вывихнутыми гопниками напоминают цирк. Смешно и грустно.
В интернете расплодились предложения, от которых невозможно отказаться: вылечу вывихнутые суставы – мелкие и крупные, обеспечу продуктами и таблетками – доставка на дом, продам антивирус – дорого, гарантия 100%. Тысячи соблазнов для миллионов обреченных.
Пять дней назад интернет отрубили. Нет доступа в сеть – нет спекуляций. Телевидение тоже закончилось – остался лишь один безымянный канал, запущенный для оповещения людей. Там крутили всякую ерунду – информацию про комендантский час, про пункты помощи, про телефоны поддержки. И мое любимое, изо дня в день: «Ученые продолжают искать причины московского гриппа. Лекарство пока не найдено, но лучшие российские врачи…» На этом я выключил телевизор и больше не включал его. И так тошно.
Трупы на улицах. Разбитые и разворованные магазины. Я чувствую, что скоро отрубят коммуналку. Неужели все это случилось за считанные дни? Наш район вымер. Вся Москва остановилась. Я знаю, что всем нам осталось не так уж много.