Заговор призраков - Екатерина Коути

Опускаться до прений с прислугой было ниже ее достоинства, и Агнесс удалилась из кухни, как только экономка, кряхтя, сняла с крюка холодный окорок и стала его нарезать. Это сражение барышня выиграла!

В ночь перед отъездом она почти не спала. Волновалась из-за Чарльза, который по юношеской неопытности попал в беду, и раздумывала о том, какую кару для него измыслит дядюшка. Но разве могла ее хилая фантазия тягаться с его мрачной изобретательностью? Быть может, он заставит племянника наизусть выучить Второзаконие? Защемив ему пальцы в особые колодки, чтоб не убежал? На этом ее воображение замирало и растекалось слезами жалости, но Джеймс, конечно, додумается до чего-нибудь пострашнее.

В мыслях Агнесс уже представляла, как утешает кузена, гладит по понурой голове, объясняет, что жизнь продолжается даже после изгнания. Ведь и сама она стояла над пропастью, в которой тлели угли позора, и лишь чудом туда не упала. Чарльзу повезло меньше. Бедный мальчик! Испугавшись своего проступка, он вынужден прятаться, как беглый каторжник. Даже в лондонский дом Линденов не отважился прийти.

Агнесс давно уже интересовалась своим кузеном, которого, к слову, не видела даже на портрете. Как объяснял Джеймс, мальчик был таким непоседой, что художники не успевали сделать с него хотя бы набросок. Но кое-какое мнение Агнесс о нем составила. В кабинете Джеймса висел портрет его родителей. Уильям Линден, дородный джентльмен в охотничьем костюме, опирается на ружье и смотрит куда-то в сторону, словно ожидая, когда ему составит компанию младший брат. Подле него леди Шарлотта, похожая на сахарную голову из-за голубого платья, прихваченного поясом под самой грудью и резко расширяющегося книзу. Выражение лица у леди Шарлотты встревоженное, правая рука беспомощно сжимает левое запястье. Миссис Крэгмор обмолвилась, что после того, как братья пригласили ее на охоту, бедняжка засыпала, обложившись крестами. Раз и навсегда уверившись, что попала в дьявольский вертеп, она даже смерть встретила с изрядной долей облегчения.

Если Чарльз хоть чем-то похож на родителей, он окажется добродушным увальнем с каштановыми завитками, которые липнут к его потным, раскрасневшимся щекам, когда он играет в крикет. Служанки хором называли молодого хозяина красавчиком, но их мнению Агнесс не доверяла. Посмели бы они сказать что-то иное о будущем владельце поместья!

Она ожидала Чарльза на каникулы, но в последний момент мальчик отпросился к приятелю в девонширскую усадьбу. У школьных друзей он был нарасхват, что указывало на его общительность и добрый нрав. Оправившись после потрясения, он снова будет весел и мил, хотя и слегка застенчив в присутствии взрослой кузины.

Чарльз был младше ее на полтора года, и разница в возрасте особенно умиляла Агнесс. Ей не терпелось примерить на себя роль старшей сестры… а еще лучше тетушки.

Она не запомнила, в каком часу ее сморила дремота, но проснулась Агнесс еще затемно. В потемках надела бежевое платье с незабудками, которое намеревалась переменить после завтрака. Расчесалась, собрав волоски с гребня в расшитый бисером чехол, свисавший с края зеркала. Скоро их будет достаточно, чтобы сплести браслет. Жаль только, что волосы у нее не хороши – тускло-рыжие, как тронутые осенью листья, но листья дуба, а не пламенеющие кленовые.

Загнав в пучок волос последние шпильки, Агнесс, помедлив, открыла шкатулку красного дерева и достала ожерелье. Тяжелые и неровные жемчужины блестели ярче, чем огонек свечи. Поколебавшись, повесила ожерелье на шею, припрятав под высоким вырезом платья. Единственное ее сокровище, талисман на добрую дорогу. Погладив ожерелье через тонкую шерстяную ткань, Агнесс попросила у него иную удачу, без тех ужасов, коими изобиловал ее обратный путь из Уитби. Пусть на этот раз все обойдется.

Она прошла через притихший дом, удивляясь, что служанки еще не поднялись: им давно уже следовало начать подготовку к отъезду хозяина. Неужели придется будить ленивиц? Собираясь заглянуть в их флигелек, Агнесс вышла на крыльцо, вдохнула предрассветную свежесть… и обнаружила, что кое-кто в доме проснулся.

Джеймс Линден стоял в двух шагах от крыльца, одетый, как для путешествия в город, в плаще и с цилиндром на голове. Видимо, дожидался, когда подадут карету. Агнесс задохнулась от возмущения, а Джеймс посмотрел на нее с таким же недовольством, как при первой их встрече.

– Вы хотели уехать без меня? Как вы могли!

– Вряд ли тебе понравится это путешествие. Мы не сможем захватить багаж, а разве ты обойдешься без вороха чулок и семи пар перчаток?

– Отчего же нет? – Агнесс осторожно спустилась с каменных ступеней, не так давно орошенных дождем. – Обойдусь! Но я думала, что мы поедем в карете.

– Еще чего. Мы отправимся в Лондон по старинке.

– На телеге?

Уже не в первый раз их беседы заканчивались его протяжным вздохом, означавшим, что знамена на башнях спущены, лучники покидают посты, а ворота скрипят тяжелыми засовами, чтобы распахнуться перед победителем. Осады давались Агнесс хорошо. Упрямства ей было не занимать.

Скрипя подошвами по мокрому гравию, мистер Линден сам подошел поближе и, окинув девушку придирчивым взглядом, завязал ей шаль узлом на груди.

– Не то в дороге потеряешь, – объяснил он оторопевшей воспитаннице. – Я бы оставил тебя дома, но от тебя так просто не отделаешься. Ты подоткнешь юбку, как девицы из баллад, и пустишься за мной вдогонку. Я не ошибся?

– Не ошиблись, сэр, – подтвердила она, хотя манипуляции с шалью оставались для нее загадкой. Они поскачут в Лондон верхом? Поскачут быстро? – Никуда вы от меня не денетесь. Если понадобится, я раздобуду железные башмаки и вскарабкаюсь за вами на стеклянную гору, как в сказке про Черного быка Норроуэйского. И все равно вас отыщу.

– Тогда обними меня покрепче и закрой глаза.

– Будет так страшно?

– Не особенно. Но голова непременно закружится, и тебя, чего доброго, стошнит.

Агнесс обняла Джеймса, прижалась головой к его груди, вдохнула запах лаванды и горьких трав и почувствовала, как загораются щеки и уши, а по спине бегут мурашки от удовольствия и легкого стыда. Джеймс велел ей обнять его, и это почему-то нужно для путешествия, и в этом нет ничего зазорного. Совсем невинное объятие, особенно если вспомнить, что очень скоро он будет обнимать ее уже как супругу и, наверное, кое-что еще себе позволит… И все же, все же… Объятие показалось ей настолько приятным, что Агнесс была смущена своими собственными чувствами.

– Я готова, – пролепетала она, но, как выяснилось мгновением спустя, готовность ее была несколько преувеличена. Трудно подготовиться к такому.