Повесть о юности - Григорий Медынский

— Нужно, чтобы не просто вечер был. Содержание нужно найти! — со всей возможной серьезностью сказал Борис.

— А какое тут содержание? Просто дружба! Вот и содержание! — возразила Нина.

— Тогда нужно провести это через весь вечер! — отстаивал свое Борис.

Нина промолчала, но Борису показалось, что она с ним не согласна.

— Может быть, диспут о дружбе и товариществе организовать! — предложил Борис.

— Тогда какой же вечер? — опять возразила Нина.

— Ну, доклад!

Нина снова не ответила, поморщилась.

Шаг у нее неширокий, скованный, она, очевидно, недавно катается на коньках, и с ней трудно идти — Борису приходилось все время сдерживать себя, чтобы не сбиться с ноги. Но во имя дружбы можно и потрудиться, можно поговорить, хотя разговор явно не получался. Нина точно взяла за правило возражать на все, что скажет Борис, а сама ничего не предлагала. Тогда Борис попробовал узнать, как у нее в группе поставлена комсомольская работа. Но Нина не откликнулась и на эту тему, перевела речь на другое: она была недовольна мальчиками. Почему не все комсомольцы носят комсомольские значки? Почему старших мальчиков боятся малыши? Девочки это заметили! Почему мало мальчиков записалось в танцевальный кружок?

К ним подъехали еще две девочки: Лена Ершова, редактор стенной газеты, и Таня Демина, — ее Борис почти не знал. Они заговорили с Ниной о каких-то своих делах, и, воспользовавшись этим, Борис отстал, а потом приналег — и пошел! Только ветер свистит в ушах и жжет щеки! Над головою одна за другой мелькают дуги громадных молочно-белых ландышей-фонарей.

— Ты что ж один? — спросил догнавший Бориса Игорь.

— Удрал!

— Ну и правильно! Ну их! Поедем лучше фигурное катанье посмотрим!.. Ну и здорово у них получается!

Вечер готовили наспех: ребята боялись, что нахватают двоек и полученное разрешение будет отменено. Решили даже не согласовывать программу, а строить ее на сюрпризах: чем порадуют одни и чем порадуют другие.

Сухоручко предложил прочитать на вечере свое стихотворение «Баллада о журавле». Саша Прудкин, обладатель известного всему классу баритона, соглашался спеть. Что — пока не установили. Миша Косолапов будет играть на аккордеоне.

— Только ты не фокстроты, а что-нибудь посерьезней! Можешь? — спросил Борис.

Самое серьезное, что играл Миша, был вальс «На сопках Маньчжурии».

— Ну ладно! Играй «На сопках Маньчжурии»!

Сам Борис решил декламировать Маяковского, которого очень любил.

Валя Баталин долго не решался предложить свои услуги, но наконец осмелился:

— Я могу на гитаре сыграть, если хотите…

— А не провалишься?

— Нет! У меня хорошо получается! — уверенно заявил Валя.

— Небось «Коробейники»? — усмехнулся Борис.

— И «Коробейники» и «Светит месяц» могу.

— Д-да! — Борис взъерошил свои непокорные волосы. — Один — «На сопках Маньчжурии», другой — «Светит месяц»… Классический репертуар! Ну ладно! Это у нас за фольклор сойдет, за народную музыку. Ну, а насчет серьезной, видно, Рубин выручит. Ты как, Лева?

Рубин сидел, уткнувшись в книгу, всем видом своим показывая, что происходящее вокруг его не интересует. Услышав вопрос Бориса, он поднял голову и прищурился, как бы не понимая, в чем дело.

— Я говорю: ты как насчет выступления на вечере? — повторил свой вопрос Борис. — Сыграть что-нибудь хорошее на пианино можешь?

— У меня сейчас ничего разученного нет, — ответил Рубин.

— Так совсем ничего и нет?

— Нет! — ответил Рубин и опять опустил глаза в книгу.

— Интересно! — подавляя закипающий гнев, снова спросил Борис. — Сколько времени ты в музыкальной школе учишься, сколько раз на вечерах выступал, а теперь — ничего нет?

— Да ведь ты сам говоришь, что нужно хорошее, — не поднимая глаз от книги, ответил Рубин.

— Ну, давай плохое!

— А плохое что ж?.. — невозмутимо ответил Рубин. — «Светит месяц» у нас и так будет.

— А что ты над «Светит месяц» издеваешься? — сверкнул на него глазами Игорь Воронов. — Хоть «Светит месяц», да от души. Молодец Баталин! А ты… У, несчастная личность!

— Лева! Ты же что-то Рахманинова играл! — примирительно напомнил ему Феликс.

— Да что вы ему кланяетесь? — не выдержал Вася Трошкин. — Не хочет — не нужно! Обойдемся и без его Рахманинова. Это ж известный фон-барон задери-нос.

— А это верно! — решил вдруг Борис. — Мы отказываемся от твоего выступления!

— По-моему, вам не от чего отказываться! — усмехнулся Рубин.

— Все равно отказываемся! Не хотим!

После этого все думали, что Рубин на вечер не придет. Но он пришел. Он был оживлен, даже весел и, когда Борис входил в зал, смеялся, разговаривал с Сашей Прудкиным.

Борис пришел рано. В гардеробной он столкнулся с Таней Деминой и поздоровался с ней. Таня не ответила.

«Не заметила!» — подумал Борис и, встретив ее потом в коридоре, поздоровался еще раз.

— Здравствуйте! Вас, кажется, Таней зовут?

— Кажется! — сухо ответила та и прошла мимо.

— Вот еще! — не то обиделся, не то удивился Борис.

Он тут же забыл о ней: вечер был организован у них, в мужской школе, и на Бориса, как на хозяина, сразу навалилось множество забот. Его подозвала Полина Антоновна и сказала, что девочек следовало бы встречать в вестибюле И провожать в зал. Пришлось мобилизовать всех уже собравшихся ребят и послать их в вестибюль. Потом подошел Феликс Крылов и встревоженно сказал, что до сих пор нет Миши Косолапова, который должен был выступать, а потом играть на аккордеоне танцы. За ним пришлось послать Федю Половцева. В это время обнаружилось, что мальчики, проводив девочек до зала, не знали, чем занять их, и, бросив одних, уходили к своим товарищам. В результате опять получилось две «фракции», а когда Полина Антоновна и Елизавета Васильевна указали Борису на это, он только беспомощно развел руками.

Некоторое оживление внесла стенгазета, которую Валя Баталин тут же, при всех, повесил на стене зала. Девочкам газета очень понравилась, и они искренне смеялись, читая заметки и разглядывая карикатуры. Особенно понравился новый, недавно введенный в газете отдел: «Почему мы так говорим?», в котором были собраны перлы ученических выражений:

«Турция, науськанная Англией и Францией, объявила войну России…».

«Пьер сломя голову женился на бездушной кокетке Элен…»

«Царь — это миропомазанное существо…»

Но в общем вечер начинался в натянутой обстановке, и Бориса это очень расстраивало. Он подталкивал ребят, подмаргивал им, указывал на девочек, но ничего из этого не получалось. Выручила его Юля Жохова. Подвижная, веселая, она стала главным распорядителем вечера, а потом и конферансье. Она весело и живо стала объявлять номера то мальчиков, то девочек, попеременно. И Борис невольно каждый раз настораживался: «А ну, посмотрим!»

Саша Прудкин спел «Песню темного леса», и хотя в одном месте немного не дотянул, но в общем спел хорошо.

Миша Косолапов сыграл свои «Сопки Маньчжурии», а потом, по вызову, «В лесу прифронтовом». Борис видел, как у Миши от аплодисментов разгорелись глаза, и понял, что он не прочь был играть еще и еще, весь свой репертуар, но Юля Жохова очень тактично увела его со сцены.

Валя, конечно, сбился и, растерянно улыбаясь, потный, красный, смотрел из-за очков на публику, не зная, что делать. Кто-то из ребят фыркнул, но девочки на него зашикали, и в установившейся терпеливой и дружественной тишине Валя начал «Коробейники» сначала. «Светит месяц» он сыграл без ошибок.

— Ничего! — успокоил его потом Борис. — Все сначала проваливаются!

Борис совсем забыл о своем выступлении и даже испугался, когда Юля назвала его фамилию. С внутренней дрожью прислушивался он, проходя по сцене, как в наступившей тишине стучат его каблуки. Он не сразу решился взглянуть в молчащий, точно притаившийся, зал, но тут же понял, что если даст волю своим чувствам, провалится хуже Вали Баталина. Борис переломил себя и глянул в зал, прямо на публику, потом обвел глазами стены, портреты, лозунги, лепной высокий потолок с люстрой посредине, успокоился и начал.

Читал он отрывок из поэмы «Хорошо!» как будто неплохо, не сбился, но, хотя все хлопали, сам он был недоволен.

Зато очень, кажется, был доволен собою выступавший после него Сухоручко. Он читал свою «Балладу о журавле», читал хорошо, с подъемом. Борис только теперь, слушая его, вдумался в смысл баллады.

В ней говорилось, как молодых журавлей косяк,

Споря с ветром и вышиною,Вел спокойно седой вожак.

Потом из-за тучи лилово-черной на этих журавлей «пулей вылетел «мессершмитт».

Не нашел он врага достойней,С ревом врезался он в косяк.Он хотел насладиться бойней,Но не дрогнул седой вожак!И повел он родную стаюСквозь свинцовую тучу в бой,Вдохновляемый ветром маяИ рычащей внизу рекой.

В начавшемся бою вожак, «как саблей», ударил крылом по пропеллеру «мессершмитта», и тот под грозные крики стаи врезался в воду. Стая журавлей полетела дальше, и только раненый вожак постепенно терял высоту и наконец «упал, героизма полный».