Повесть о юности - Григорий Медынский

— А это и нужно — идеализировать! — заметил Борис. — Нельзя только это высшее в готовом виде искать. За него бороться нужно!

— Может быть! — согласился Рубин, и в его голосе не было уже ни злобы, ни ярости. — Может, я и тут ошибался! Поэтому и при приеме в комсомол подходил узко: прекрасных искал, идеальных.

— А за идеал кого считал?.. Ну, скажи честно: кого? Ты по себе всех мерил!

— Потому что я сам хотел быть идеальным! — с необычной для него горячностью ответил Рубин.

— Ну вот!.. Вот в этом и главное! — сказал Борис. — А ведь не ты один хочешь быть… ну, не идеальным, конечно, а лучше, выше. Да и кого ты у нас найдешь идеального? Хорошие ребята есть. Игорь хороший парень? Хороший. А упрямый тоже, вроде тебя, как палка. Витя Уваров хороший парень? Хороший. А слабоват. Инициативы нет. Воли маловато. А думаешь, Вася Трошкин плохой? Его поддержи только, он и работать лучше будет. Ты знаешь; какие у него мечты? Не знаешь! А что ж ты его в пассив-то записал? Или — Валю Баталина! Он у тебя тоже в пассиве числится. А газету ведь он совсем другой сделал!.. У каждого, значит, есть свое плохое и свое хорошее. А ты только плохое видишь. Плохое, брат, легче всего заметить! Нет, Лева! К ребятам тонко нужно подходить. Если ты с ребятами, то и они с тобой!

— Это что же — в хвосте идти?

— Почему — в хвосте? С ними. Впереди, но с ними. Если ты с ними будешь идти, они тебе всё простят, они не смеяться — тянуться за тобой будут.

Долго ходили они по улицам. Домой Рубин пришел притихший, задумчивый и, не обращая внимания на любопытные взгляды сестренки, взялся за уроки.

Когда Борис шел к Рубину, он не знал, о чем и как с ним придется говорить. Это была разведка. Разведка получилась удачная, с боем, — пришлось поспорить, откровенно поговорить. А в разговорах всегда хорошо формируются мысли. Потому и в разговоре с Рубиным Борис высказал многое такое, что до сих пор очень неясно бродило у него в голове.

С другой стороны, во время этой прогулки возникли такие вопросы, над которыми нужно было еще подумать и разобраться в них. Есть ли в самом деле идеальные люди и как они получаются? Кого действительно нужно принимать в комсомол — этих самых идеальных, «прекрасных», как сказал Рубин, или тех, кто хочет стать «прекрасным»? А если так, то нужно ли было, например, принимать Валю Баталина? И как вообще понять Валю Баталина? Хорошо или плохо, что он, как червяк, копается в себе? Ведь и сам Борис в последнее время о многом думает, думает, как бы заново, и чувствует, что в нем что-то меняется, преобразуется.

Так, видно, бывает у каждого: наступает время, и человек начинает думать о том, что прожито, как прожито, о том, как нужно жить и что делать. У одних это бывает раньше, у других — позже, но бывает у каждого, в ком растет Человек.

Наступило это время и для Бориса.

Со стыдом вспоминал он теперь «невинные забавы», глупые ребячества, участником которых он был в прошлые годы. Со стыдом вспоминал он теперь нехорошую, злую игру с учителем, участником которой ему тоже случалось бывать, — учитель доказывает, учитель убеждает, уговаривает, учитель вкладывает душу и мучается, а ученик смотрит на него и смеется и глупо, бессмысленно и жестоко гордится перед ребятами своим независимым видом.

Теперь Борис чувствовал в себе совершенно другое, обратное. То, что постепенно зрело в нем в течение прошлого года, теперь укреплялось, принимало окончательные формы. В нем пробудилось искреннее и горячее желание помочь школе, помочь учителю. Не нужно было теперь подгонять и подстегивать его и в учении — в самом процессе познания он стал находить интерес. Борису начали нравиться все предметы, которые проходили в школе. На первый, поверхностный взгляд они были прозаичны, они грозили тройками и двойками. Но в каждом в конце концов обнаруживалось что-то большое и увлекательное. И литература, представлявшаяся еще в прошлом году таким безнадежным, неодолимым препятствием, оказалась совсем уж не такой трудной, и химия не такой скучной, и психология не вызывала того пренебрежения, как вначале. А учитель, маленький и невзрачный «Рябчик», как ребята прозвали Ивана Петровича Рябцева, как будто бы интереснее стал преподавать психологию. С его слов Борис записал себе в блокнот цитату из Шиллера:

Хочешь себя изучить — посмотри на людей и дела их.Хочешь людей изучить — в сердце к себе загляни…

И гимнастика… Только теперь Борис начинал понимать всю ее ценность. Сначала было очень трудно, — после раздолья футбольного поля приходилось ломать характер, все навыки и привычки. Здесь не побежишь, не увлечешься, не забудешься: все рассчитано, все включено в расписание, в трудовой режим. Там — размах, страсть, азарт, здесь — никакого размаха и никакой страсти, выдержка и точность. Каждая ошибка здесь видна, как в диктанте, и каждая ошибка снижает балл. Бороться приходится за десятые, за сотые доли балла, приходится следить за кистью руки, за носком, за коленкой и каждый мускул держать в напряжении. И правильно говорит Александр Михайлович: «Требования гимнастики превращаются в навыки и переносятся на учебу».

Вот Борис получил письмо из Гремячева. Любашка, дочь дяди Максима, писала, что они с Ирой Векшиной решили заняться теперь вопросом окоренения яблонь и спрашивали, не может ли он, Борис, указать им литературу по этому вопросу и особенно разузнать все, что можно, о «ростовых веществах», стимуляторах роста. Борис не допускал, чтобы Любашка, пустая болтушка, додумалась до этих вопросов. Ясно, что за письмом стояла Ира Векшина, и Борис ясно увидел перед собой ее широко открытые, пытливые глаза. Правда, они не вызывали теперь в нем никакого волнения, но дружеское воспоминание о Гремячеве осталось, и Борис решил помочь девушкам. Он решил поговорить о стимуляторах роста с Анной Дмитриевной, учительницей биологии.

— Вот вам и тема для практической работы! — вместо ответа сказала Анна Дмитриевна. — Выяснить, как влияют на рост и окоренение черенков, ну, скажем, бирючины, различные стимуляторы. Какие? Слабый раствор марганцевого калия. Сок алоэ. И витамин бе-прим. В четвертом горшочке у вас будет контрольный экземпляр.

— Без стимуляторов?

— Да, без стимуляторов. А как вы получите витамин бе-прим?

— Не знаю.

— Возьмите одно-два зернышка овса и положите их под черенок. При прорастании зерна овса выделяют витамин бе-прим.

— Интересно! — Борис улыбнулся, представляя, как он напишет в Гремячево об этом необычном и таком простом стимуляторе.

Анна Дмитриевна рассказала о работах Мичурина по окоренению и предложила Борису самому покопаться в сочинениях великого преобразователя природы и найти нужные статьи. И вот Борис ищет и находит статью «Способы окоренения отростков». Интересно, какое впечатление произведет эта статья в Гремячеве?

Борис прочитал письмо из Гремячева на классном собрании и предложил собрать библиотечку и послать ее в гремячевскую школу. Ребята охотно согласились, но Сухоручко подошел потом к Борису и сказал:

— Ну что?.. Я говорил, ты влюбился. Только я не думал, что ты деревенскую выберешь!

Ничего не ответил на это Борис. Связь с Гремячевым, как и дружба с девочками, привлекали тем же самым — как бы расшевелить ребят! Ему очень хотелось, чтобы жизнь его класса, комсомольской организации кипела ключом, чтобы ребята были чем-то заняты, что-то решали, о чем-то спорили. Ему теперь мало было просто учиться, мало было самому заниматься тем или иным делом. Теперь все, что возникало перед ним в жизни, он как бы примерял к своему коллективу, к своим ребятам, комсомольцам: а нельзя ли тут найти что-нибудь интересное, нельзя ли к этому привлечь класс? А Сухоручко повертывал все это на какой-то нехороший, пошлый лад. Противно!

Сославшись на то, что ему плохо видно, Борис попросил у Полины Антоновны разрешения пересесть на другую парту, — сидеть с Сухоручко он больше не хотел.

Борис брался за многое, бросался в разные, казалось бы, совсем разные стороны, но все сводилось к одному — к стремлению понять, уяснить различные вопросы, найти ответы на них и связать все это во что-то одно, слитное, свое.

Ему хотелось все знать, все видеть, все испытать.

В глубине души он начинал побаиваться выпускного десятого класса, когда нужно будет что-то выбрать и чему-то отдать предпочтение. А чему отдать предпочтение, когда все интересно и, чем больше узнаешь, тем все интересней становится?

Иногда Борис даже отдавался самым невероятным и несбыточным фантазиям. Он в мыслях своих изобретал аппарат вроде уэллсовской машины времени, или какой-нибудь препарат. Приняв его, можно было бы по своему желанию перенестись в любую эпоху и прожить там, в этой эпохе, целую жизнь, чтобы после смерти (в той эпохе) возвратиться снова в действительную жизнь на земле на одну секунду позже того, как он отправился в свое путешествие во времени. Только на секунду! Больше на этот эксперимент он не хотел отрывать от своей жизни! Но за эту секунду ему хотелось побывать везде, во всех эпохах, во всех странах, во всех званиях и положениях — королем и революционером, полководцем и солдатом, путешественником и ученым, крестьянином и рабочим. Он хотел познать все, что познал человек, хотел пережить и перечувствовать все возможные жизни, а затем возвратиться в действительную жизнь и жить мудрым, всезнающим, отдавая людям весь свой накопленный таким образом опыт, все свои знания….