Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

— Да, что она рассказывала? — спросил король. — У вас обеих мрачный вид.

— Ах, сир! — отвечала графиня. — На это есть причины.

— Скажите же, что произошло.

— Бедный брат!

— Бедный Жан!

— Думаешь, ему придется ее потерять?

— Надеюсь, что нет.

— Что потерять?

— Руку, сир.

— Отрезать руку виконту? А почему?

— Потому что он был тяжело ранен.

— Тяжело ранен в руку?

— О Господи, ну да, сир!

— В какой-нибудь потасовке, у какого-нибудь кабатчика в игорном доме!..

— Нет, сир, на большой дороге.

— Как это произошло?

— Его хотели убить, вот и все.

— О бедный виконт! — воскликнул Людовик XV, редко жалевший людей, зато великолепно изображавший сострадание. — А, так его едва не убили, вы говорите? Это уже серьезно, не правда ли, Сартин?

Господин де Сартин, внешне менее взволнованный, чем король, однако на самом деле не на шутку встревоженный, подошел к сестрам.

— Какое несчастье! Как это могло случиться? — с беспокойством спросил он.

— К сожалению, да, это оказалось возможно, — отвечала Шон в слезах.

— Убийство! Как же это произошло?

— Он попал в засаду.

— В засаду? Вот уж это, Сартин, кажется, по вашей части, — хмыкнул король.

— Расскажите поподробнее, сударыня, — попросил г-н де Сартин. — Умоляю вас не руководствоваться только своими чувствами и ничего не преувеличивать. Наказание будет тем более строгим, чем мы будем справедливее, а обстоятельства любого дела оказываются обыкновенно менее значительными, если подвергнуть их более пристальному и беспристрастному рассмотрению.

— О, я ничего не собираюсь говорить с чужих слов! — воскликнула Шон. — Я все видела собственными глазами.

— Что же ты видела, милая Шон? — спросил король.

— Я видела, как какой-то господин бросился на моего брата, вынудил его обнажить шпагу и тяжело его ранил.

— Этот господин был один? — спросил г-н де Сартин.

— Нет, с ним было еще шесть человек.

— Бедный виконт! — воскликнул король, не сводя глаз с графини и желая определить, насколько она опечалена, и соразмерить с ее настроением свою скорбь. — Бедный виконт! Так он был вынужден драться!

Он понял по выражению глаз графини, что она не шутит.

— И он был ранен! — прибавил он с состраданием.

— А из-за чего произошла драка? — спросил начальник полиции, пытаясь понять истину, несмотря на попытки графини увильнуть от его вопросов.

— По самому что ни на есть безобидному поводу: из-за почтовых лошадей; виконт их отстаивал, стремясь как можно быстрее доставить меня к моей дорогой сестре — я ей обещала вернуться сегодня утром.

— О, это требует отмщения! — сказал король. — Не так ли, Сартин?

— Я тоже так полагаю, сир, — отвечал начальник полиции, — и обещаю расследовать. Как зовут того, кто напал на виконта? Его звание? Род занятий?

— Род занятий? Это был военный, офицер из полка жандармов дофина, если не ошибаюсь. А вот имя… его зовут Баверне, Фаверне, Таверне… Да, Таверне!

— Сударыня! — пообещал г-н де Сартин. — Он завтра же будет ночевать в Бастилии.

— О нет! — возразила графиня Дюбарри, дипломатично хранившая до той минуты молчание. — Нет, только не это.

— Как? Отчего же нет? — спросил король. — Почему, скажите на милость, не посадить в тюрьму этого бездельника? Вам хорошо известно, что я не выношу военных.

— А я, сир, — повторила графиня с прежней самоуверенностью, — я вам клянусь, что не позволю причинить зла господину, напавшему на виконта Дюбарри.

— Вот так так! Это что-то странно, — удивился Людовик XV. — Объясните мне, пожалуйста, что все это значит.

— Это нетрудно: за ним кто-то стоит.

— Кто же?

— Тот, по чьему наущению он действовал.

— И этот кто-то станет защищать его, пытаясь противостоять нам? О, это уже чересчур, графиня!

— Сударыня… — пробормотал г-н де Сартин, почувствовав приближение удара, который ему не удавалось пока отразить.

— Не нам, а вам противостоять, сир, вам! Напрасно вы смеетесь. Хозяин вы или нет?

Король ощутил удар, который предвидел г-н де Сартин, и попытался себя защитить:

— Зачем же нам сюда замешивать интересы государства и искать в жалкой драке причины высшего порядка? — спросил он.

— Вы сами видите, — возразила графиня, — что даже вы готовы от меня отвернуться; эта драка теперь и вам представляется не просто дуэлью, и вы уже догадались, кто за ней стоит.

— Вот мы и подошли к сути дела, — заметил Людовик XV, пустив воду в фонтане; вода зажурчала, запели птички, поплыли рыбки, появились мандарины.

— Вы случайно не знаете, чья рука нанесла этот удар? — спросила графиня, потрепав за ухо Замора, лежавшего у ее ног.

— Нет, признаться, — отвечал Людовик XV. — Даже не подозреваю.

— И не подозреваете?

— Клянусь, что нет. А вы, графиня?

— А я знаю и сейчас вам скажу, — хотя не сообщу ничего нового, — в чем я совершенно уверена.

— Графиня! Графиня! — стараясь не уронить достоинства, произнес Людовик XV. — Знаете ли вы, что пытаетесь опровергнуть самого короля?

— Сир! Вероятно, я немного возбуждена, это верно. Однако не думайте, что я позволю господину де Шуазёлю убивать моего брата…

— Ну вот! Теперь еще и господин де Шуазёль! — в сердцах воскликнул король, будто не ожидал услышать это имя, хотя уже минут десять как был к этому готов.

— Конечно! Вы же не желаете признать, что он мой самый заклятый враг. Уж я-то вижу в этом деле его руку: он не дает себе труда скрывать ненависть, которую ко мне питает.

— Между ненавистью к людям и их убийством есть все-таки разница, дорогая графиня.

— Для Шуазёлей это почти одно и то же.

— Дорогая моя! Не надо примешивать сюда государственные интересы!

— Видите, господин де Сартин, как все это тяжело! О Господи!

— Совсем не тяжело, если вы думаете, что…

— Я думаю, что вы не станете меня защищать, вот и все. Скажу больше: я уверена, что вы от меня отвернетесь! — вспылила графиня.

— Не надо сердиться, графиня, — сказал Людовик XV. — Вы не только не будете покинуты, но будете надежно защищены…

— Надежно?..

— Так надежно, что это дорого обойдется тому, кто напал на бедного Жана.

— Да, вот именно: надо уничтожить орудие и перехватить руку, которая его направляет.

— Разве не будет справедливо взяться за того, кто нанес удар, — за этого господина де Таверне?

— Разумеется, это справедливо, но и только. То, что вы готовы для меня сделать, вы могли бы совершить ради любой торговки на улице Сент-Оноре, торговки, обиженной проходившим мимо солдатом. Повторяю: я не желаю, чтобы ко мне относились как к обыкновенной женщине. Если для тех, кого любите, вы не можете сделать больше, чем ради тех, кто вам безразличен, я предпочту уединение и безвестность: у простых людей, по крайней мере, нет врагов, готовых с ними расправиться.