Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб - Феликс Саусверд

«…С сентября 1942 года в 362-м сторожевом батальоне, где был помощником командира взвода… 24 октября 1943 года прибыл в партизанский отряд… передал нам письмо «Партизанского центра» из Риги, удостоверение и присягу того же центра… Письмо ему дали двое военнопленных…» В конце телеграммы содержался интуитивный, но четкий вывод: «Не исключено, что он завербован и послан немцами». Донесение подписали Лайвиньш и Балод.

Назначили Графа в разведвзвод, командиром которого являлся славный латгальский парень Александр Гром, до войны немного служивший в НКВД. Он был храбр, бесшабашен, ведал разведывательными акциями бригады аж до Риги, подчинялся непосредственно заместителю Лайвиньша — Балоду. Свое дело Гром любил и был ему предан. Правда, грамотешки у него было маловато, но что делать? В партизаны шли не по уровню образованности, а отдать если надо жизнь за Родину. Под его началом Граф, по отзывам, воевал умело, ходил в дальние разведпоходы, в частности ему приходилось охранять своих же радистов, которые поддерживали связь с Москвой, с Ригой, уходивших с рациями подальше от базы лагеря, чтобы не запеленговали.

В дни последней декады октября Панцингер был не на седьмом небе, а на девятом, извините, месяце, готовый принять сам отличного качества плод работы гестапо, зачатый по его же теории. Как умный генерал он не обрывал проводов в Берлин, не слал туда шикарных телеграмм с намеками о том, что вот-вот вытащит кишки партизанского Движения во вверенном ему Остланде. Ибо, работая в Берлине, хорошо изучил, как долго смеются получатели телеграммы над несбывающимися обещаниями и прогнозами провинциальных чиновников, покачивая головами, что нашему дорогому, к примеру, Лео несмотря на критический мужской возрастной ценз, еще так много хочется!

Панцингер сделал только тихий звоночек своему вечному, как он его называл, шефу — Генриху Мюллеру, начальнику 4-го управления (гестапо) РСХА и коротенько сообщил о побитии двух «пешек» красных, с помощью которых надеется развить успех.

Мюллер ответил:

— Хорошо, пока не пишите, не надо лишней беготни по нашему старому доброму Принц Альбрехтштрассе. Да и завистников у вас здесь хватает, не успел обжиться на новом месте, а о делах уже в Берлин депеши строчит. Будем скромнее, — и ляпнул что-то на родном баварском диалекте.

Панцингер попросил прислать в его распоряжение радиста, обученного работать на русской основе. Мюллер бросил свое короткое «да» и добавил, что пришлет хорошего знатока русских шифров, из тех, кто работал на «Красной капелле», хотя бы на месяц. Панцингер поблагодарил. Он представил себе, какую небольшую служебную радость доставил Мюллеру и как тот по привычке стал расчесывать свой ершистый невысокий ежик, затем оторвался от телефона, встал из-за стола, подошел к оперативной карте, где были изображены все выявленные радиоточки русских и западных союзников, и воткнул красный с белой полоской флажок в точку под названием Баложи, что под Ригой. Правда, названия этого места не было на такой карте, но Рига имелась, и этого было достаточно.

Дело обстояло так. В середине октября «с подачи» Балода и Грома, после детальных обсуждения командованием бригады и с санкции штаба партизанского движения в Москве, в Ригу была заброшена группа в составе двух человек (командира и радиста) с задачей сбора и передачи информации для использования ее в будущем в качестве опорной базы для руководителя рижского подполья, ожидавшего своего времени заброски.

Начало операции проходило весьма прозаично, ничего героического в себе не содержало. Точкой старта стало интеллигентное кафе в Старом городе на углу улиц Марсталю и Грециннеку, где до войны собирались видные латышские шахматисты, в том числе Матисон, Апшениекс, а также и заезжие знаменитости. У Зарса в этот вечер было свободное время, но так как на режиме вынюхивания он находился постоянно, то и здесь, заказав по уже приобретенной после поездки в Германию немецкой привычке рюмочку кюммеля, он стал интеллигентно потягивать содержимое и разглядывать публику.

Его внимание привлек мужчина лет тридцати, развязный по манере сидеть за столом, управляться с выпивкой и жадно есть, при этом очень даже симпатичной наружности, которого Зарс, ей богу, где-то встречал. Их взгляды встретились, незнакомец приподнял шляпу и взял курс к столику Зарса, попросив официанта перенести за ним и его закуску.

— Мы с вами встречались, — сказал незнакомец, — правда, далековато от Риги, но по общему делу.

— В Лудзе? — бросил Зарс.

— Нет, в Зилупе, дорогой Альфред.

— Бог ты мой, Куранов, сукин ты сын, ты ли это?

— Собственной персоной.

— Подумать только! И давно ты в Риге? 

— Да лет пять уже, с тридцать восьмого, а может меньше.

— Ну ты подумай какая встреча! — в памяти Зарса всплыла молодежь, там в Латгалии, группу которой в семь человек он заложил политохранке задолго до войны. Куранов относился к тем, кто уцелел, А рванул из тех мест и обретал неизвестно где. «Что за песню запоет он? Какая разница! Раз сам лезет, то не подозревает. Что ж, поболтаем».

— Где ты обитаешь?

— Да на Саркандаугаве, квартирка скромненькая, конторщиком в одной фирмешке стучу на машинке, бумажки сочиняю. Зато время свободное имею.

— Могу подсобить тебе куда-нибудь в более серьезную фирму оформиться, — и для солидности Зарс повертел перед носом Куранова пальцем с кольцом, изображающим голову римского война. Кольцо внимание Куранова привлекло массивом золота в него заложенным, и акции Зарса повысились. По рюмочке, по другой — друзья назюзюкались и отправились менять «плацдарм», так как для солидной выпивки здесь необходимого разгона не было. Пройдя по улице Геринга, спустились в «Фокстердиль», в славный погребок-ресторанчик, и здесь уже стали со смаком пользовать более основательные напитки.

— Ты подожди, не спеши, — уговаривал более рассудительный Зарс, — ты же не насос, не качай так в себя, не пожар же тушить собрался. Лучше поговорим о жизни.

И Зарс рассказал о неудачном вояже в Германию, где по его словам жизни нет, одна война, все кричат о победе, а Москвы не получили, Ленинграда — тоже, зато немцам накостыляли  у Сталинграда и Курска.

После этого паса с левой Зарса, его собеседник решил подхватить эту радикальную заявочку и стал популярно разъяснять Зарсу о скором крахе рейха. Он вспомнил с приязнью о прошлых их встречах на подпольной работе. Будучи пьяным, он видел Зарса в дымке тех романтичных лет, тем более, что по части табачного дыма все в ресторане клубилось, а пол содрогался от топота танцующих. Куранов хлопал Зарса по плечу, уверял, что сила в их единстве, как и раньше, и предложил вступить в крепкую группу ребят, чтобы «набить морды этим наци». Зарс трезвел. Сбегав в туалет и освободившись от лишнего веса всеми возможными способами, он вернулся к столику. Собеседник пластинку не менял, но авторитетно заявил, что через год «мы эту эсэсовскую шоблу отсюда вычистим», и стал переходить на то, каких крепких ребят он имеет в качестве друзей в Латгалии.

— Давай к нам, Альфред, — и привалившись к спинке стула он задремал.

Минуту-другую Зарс смотрел на него оценивающе, думая, что он выступил по полной программе, т. е. растрепал все, что может пьяный, и по старому гестаповскому закону следует посмотреть, что он может вывалить на трезвую голову с прополощенными мозгами.

Выйдя на улицу, Зарс увидел патруль. Он предъявил жетон негласного сотрудника «латышского отдела» СД, объяснил ситуацию, и вскоре два извозчика повезли навеселившихся друзей в гестапо. Разница была в том, что в первой пролетке везли Куранова, а во второй ехал в единственном числе Зарс.

По отделу дежурил Эрис, ему помогал Штайер. Позвонив Пуриньшу и выслушав очередную порцию нотаций, в какое время дня и ночи надо гореть на работе, Зарс невозмутимо заявил, что в Германию больше не хочет, что желает прокатиться в Швецию. Пуриньш рассвирепел, велел передать трубку Эрису. Тот доложил рассказ Зарса.

— Ладно, поговори с ним сам, затем пусть Штайер с ним поработает. Но до утра меня не будите.

Через два часа Эрис набрал телефон Пуриньша. Тот не был способен от негодования разговаривать. Он икал от ярости. Было слышно, как Магда успокаивала его.

— Попей воды, — ворковала Магда.

— Где эта сволочь? — спросил Пуриньш.

— Кто, задержанный? У нас.

— Да нет, Зарс.

— Он сразу ушел спать. Сказал, что его можно будить. Велел передать всем, что спит в одиночестве, — ответил Эрис.

— У вас хорошее настроение, Эрис? Что вы меня подначиваете?

— Настроение отличное. Задержанный дал развернутые показания, что он командир заброшенной партизанами в город группы. У него имеется радист с рацией.

— Что?.. — зависла тягучая пауза. — Я немедленно выезжаю.