Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова

Идет рослый пожилой человек - он немного навеселе - с непокрытой головой, пальто нараспашку, в петлице белая астра. Ловит губами дождевые струи. Заразительно смеется:

- Дождик... Кра-сота! Хлебам сейчас только того и нужно. Ка-ак пойдет колос наливаться,- Сообщает мне доверительно:- На свадьбе только что отгулял. Мой фронтовой товарищ вторую дочку замуж выдал. Такая красивая пара, вы бы поглядели... Сердце радуется.

Да это же опять он! Обыкновенный хороший человек. Тот, что был с красной повязкой патрульного, а до того... Никогда не знаешь, с кем столкнет тебя улица. Не угадаешь. Лица, лица. Причуды большого города.

Славный какой.

Преподносит мне астру.

На щеке у него синеет шрам - памятка военных лет. Побывал там, где до смерти четыре шага. Теперь умеет радоваться жизни. Детям, которые вырастают, дождю, который питает пересохшую землю. Старой фронтовой дружбе, той, что не ржавеет, не знает износа.

Умеет порадовать первую встречную приветливой улыбкой, одарить цветком. Спасибо ему на том! Пусть таких будет побольше.

Прошу его прочитать мне, что написано на доске.

- С нашим удовольствием.- И читает медленно, раздельно: - ГЛАВ...СОН...СБЫТ... Контора по засылке снови-де-ний...

16

Большие витрины были доверху замазаны чем-то белым. Никто не знал, что за ними творится.

Помещение ремонтировалось давно, окрестные жители уже успели позабыть, когда за этими стеклами плясали пальцы машинисток, или шла торговля чулками, носками, или стояли в ряд чертея^ные доски. И никакого чуда-юда в том не было: просто где-то когда-то случилась очередная реорганизация, кто-то с кем-то слился или, наоборот, отпочковался, помещение передали от А к Б, А отказалось признать передачу, Б отказалось выплатить А суммы, уже затраченные на ремонт, поскольку дубовые панели являются излишеством, в свою очередь А отказалось... Словом, вопрос так осложнился, так запутался, что и концов нельзя было найти, почти как в той детской считалке-загадке: «А и Б сидели на трубе, А упало, Б пропало, что осталось на трубе?» К замазанным витринам привыкли в околотке, только иногда хозяйки вяло ворчали: «Кулинарию бы открыли. И чего тянут...»

В это утро рослый старик с окладистой белой бородой, держа под мышкой кожаную папку, прошел мимо замазанных доверху витрин и, твердой рукой открыв дверь (тоже с побеленными стеклами), уверенно проник внутрь.

Те две-три хозяйки, что стояли напротив в очереди у ларька с целью закупки крупы гречневой, а также спичек и постного масла, не слишком удивились - в помещение часто наведывались какие-то сметчики и учетчики, то ли посланные Б, чтобы обосновать и рассчитать бесхозяйственность А, то ли командированные А, чтобы с фактами в руках опровергнуть обвинения Б. И у каждого из них была при себе неизменная папка. Было странно другое - сколько раз ребятишки дергали за ручку двери, желая проникнуть в зачарованное царство ремонта, и она никогда не поддавалась, а тут открылась легко и просто, как самая обыкновенная, ничуть не заколдованная, вовсе не волшебная дверь. Без ключа? Так вот прямо без ничего?Только Тайка слышала, как рослый старик с веселыми, озорными глазами произнес внятно, отчетливо странное слово «Фермомпикс», после чего дверь сама собой отворилась. Но Тайка не могла сказать об этом другим, потому что она еще не умела говорить - ей было всего-навсего девять месяцев. А когда Тайкина бабушка вернулась с постным маслом и толокном к Тайкиной коляске и Тайка все-таки попробовала прощебетать трудное, но такое прекрасное слово «Фермомпикс», то бестолковая бабушка, как обычно, ничего не поняла и сказала, низводя высокую Тайкину поэзию до уровня своей обыденной житейской прозы: «Ничего, ласточка, потерпи, в двенадцать получишь кашку».

Иванов вошел... Но вы бы, наверное, очень удивились, если бы увидели, что скрывается за большими зеркальными стеклами, наглухо замазанными белым. Грубо сколоченные козлы, ящик с раствором, ведра с засохшей краской? Как бы не так.

Просторный холл был только что отделан и обставлен наново, грубовато выставлял напоказ свежую покраску и побелку, хвалился обилием пластика, разноцветной плитки. Все было как положено: низкие журнальные столики, кресла-раковины, выложенные поролоном, свисающие с потолка в самых неожиданных местах колпачки-колокольчики разных тонов и на шнурах разной длины. В дальнем конце холла за прозрачной перегородкой виднелись склоненные головы девушек, которые что-то выписывали и подсчитывали. Вы думаете, в холле было пусто? Как бы не так. К каждой девушке тянулась длинная очередь, можно было подумать, что все волшебники Москвы и окрестностей собрались здесь, все духи большого города слетелись сегодня по своим делам в эту контору, которую люди считали заброшенной, пустующей. Одни сидели в креслах и просматривали бумаги или что-то писали; другие честно выстаивали в очередях; третьи качались на лампах-колокольчиках, змеями обвивались вокруг торшеров или лениво ползали по потолку в виде больших, ярко окрашенных бабочек и пауков, время от времени меняя свой облик (должно быть, для развлечения или в порядке тренировки). Все, вместе взятое, было пестро, причудливо. Но на лицах многих известных, заслуженных волшебников можно было подметить утомленно и даже раздражение, в очередях вспыхивали ссоры, слышались громкие, возбужденные голоса.

- Ты хоть умно сделал, старый, опоздал к открытию,- сказал Иванову Звездочет, известный маг-астроном и астробиолог (таких, как он, следовало бы звать теперь Звездолетами, по никто об- этом не задумывался, сохранялись наименования, еще оставшиеся от того времени, когда духи планеты Земля не смели и не умели вылетать за пределы земной атмосферы, когда они только считали звезды, мечталио звездах, но не посещали их).- А я, дурак, дисцинлинированный, здесь с девяти часов утра обретаюсь. И все из-за одного какого-то короткого научно-популярного сна... Пошел объясняться, говорят: что поделаешь, учет, оформление - важнейшие вещи, терпите. Вот терплю.

- Худо, коли учет становится важнее самого дела,- пробасил Иванов, освобождая кончик бороды, которую заклинило между чужими боками и спинами,- Будто дело ради учета, а не наоборот.

Их притиснули к стене, затерли. Мимо них туда и сюда сновали потоки духов, изредка кто-то особенно нетерпеливый выбивался и подлетал к потолку. На стенах висели картины с подходящими к случаю сюжетами, дальнозоркий Иванов со своего места мог прочитать подписи: «И снится чудный сон Татьяне (Пушкин)», «Призрак убитого Банко показывается Макбету (Шекспир)», «Сон Обломова (Гончаров)». В холл выходили многочисленные двери, на них было написано «Подотдел привидений», «Сектор вещих снов»; оттуда доносилась приглушенная дробь машинок, звонки телефонов.

Двигаясь вместе со всеми, Звездочет и Иванов оказались совсем близко от двери «Подсекция миражей». Аккуратный картонный квадратик гласил: «Консультант - старший эксперт по обманным