Кино Италии. Неореализм - Г. Богемский

Все глубже проникать в действительность со всей возможной непредвзятостью. Думаю, что основа основ нашего кино заключается именно в этом. Но горе, если это становится игрой, самоцелью, если под этим не таится тепло участия, созидания — одним словом, жизни, а не смерти.

Перевод А. Богемской

Микеланджело Антониони. Самоубийства в городе

Письмо к Гуидо Аристарко

Дорогой Гуидо, рад, что интервью тебе понравилось. Мне так трудно говорить о себе. А теперь ты опять просишь меня этим заниматься — ответить на твою рецензию на фильм «Любовь в городе». Думаю, что, принимая во внимание все обстоятельства, мне этого делать не следовало бы. Я только что, как раз в том интервью, прокомментировал критические отзывы на «Побежденных»1. А кроме того, если бы дело шло об «эпизоде», который имел бы успех или по меньшей мере вызывал споры, столкновения различных мнений. Какое там! Все единодушны в том, чтобы поставить его на последнее место в воображаемом списке, и вполне возможно, что это и правильно, не мне судить. Единственный человек от которого я услышал абсолютно благоприятное мнение, — это Эннио Флайяно2; отчасти также и Дзаваттини, если оставить в стороне моральную сторону вопроса.

Как же я теперь могу вытаскивать на свет божий некоторые вещи, не рискуя услышать в ответ прежде всего, что я нахал, а потом — что мои благие намерения так и остались лишь таковыми. В общем, я предпочел бы положить сверху камень и больше об этом не говорить. Также и потому, что мои слова не встретили бы сочувствия. Самоубийства такого типа, как только я понял, что в основе их — эксгибиционистский комплекс, сразу перестали вызывать у меня жалость. Быть может, за исключением двух из них. Все были довольны, что попытались покончить с собой, а теперь могут рассказывать об этом вот тут, перед съемочной камерой, были довольны, что получили возможность таким легким способом заработать деньги. Они доходили до того, что даже флиртовали друг с дружкой.

«Дотто*, — как-то попросил меня один из них, — не

* Сокращенное от обращения «дотторе» («доктор») — обычное в Италии обращение к лицам, имеющим высшее образование (примеч. пер. ).

говорите Ц., что я женат, я собираюсь за ней приударить... ». Ц. также была одной из этой группы.

И все они пытались — повторяю, кроме, быть может, двух поистине трогательных случаев — заставить меня поверить, что они действительно хотели умереть и пробовали это сделать не один раз, что, короче говоря, им просто не везет, словно кто-то их сглазил; мало того, они готовы повторить свою попытку, если завтра окажутся в подобном положении.

Я уверен, что это не так. Я уверен, что они говорили неправду, преувеличивали — кто знает, из-за какой формы тщеславия или мазохизма.

Эти случаи относятся к области психологии, а не морали. Мне не хочется разделять то мнение, что если человек кончает самоубийством, то вина за это отчасти лежит на каждом из нас. Самоубийство — поступок весьма загадочный, оно существует повсюду и с тех пор, как существуют люди и животные. Его можно исследовать с многих точек зрения: анатомической и физиопатологической, статистической и социологической, психологической. Это верно, что самоубийство имеет и моральную сторону и что психология не может игнорировать мораль. Но также верно и то, что мораль не может игнорировать уроки психологии. А это означает также, что всякое самоубийство имеет свою историю. Капитана, который идет на дно вместе со своим кораблем, считают героем. Герои могут нравиться или нет, однако общество оказывает им почести, чтит их память. Даже церковь не отказывает в священных обрядах самоубийце, если он душевнобольной. Это доказывает, что нельзя абстрагироваться от частных причин, а частное, личное — это сфера именно психологии.

Как ты сам видишь, это, помимо всего, была совсем не такая простая тема. Достаточно начать копать вопрос поглубже, как сразу же обнаруживаются трудности. Что было мне делать, столкнувшись с ними, когда я столь сильно ограничен предоставленным мне метражом? Я попытался внушить зрителям отвращение к самоубийству, показав духовное убожество персонажей. Другими словами, я прямо, непосредственно стремился раскрыть содержание, существо поставленной темы. Вот почему я не согласен с твоим обвинением в «фельетонности».

Дорогой Гуидо, после того, что случилось с «Побежденными» и «Дамой без камелий», что мне думать? Что кино против меня? Мне так не кажется. Я чувствую, что мы с кино в прекрасных отношениях, и я прощаю ему это и многое другое.

Перевод Г. Богемского

Альберто Латтуда. «Папские гвардейцы» и «полезные идиоты»

«Где бы ты ни нашел истину, считай ее христианской» — это слова великого гуманиста католика Эразма Роттердамского. Сегодня всему миру, чтобы не погибнуть от отравы политического фанатизма еще раньше, чем от радиации, нужен новый гуманизм, и кино (после поражения эсперанто) могло бы стать его новым языком. Об этой мощнейшей силе и ведется сегодня такое количество споров, этой силой и хотели бы располагать представители интеллигенции, чтобы выполнить свою великую посредническую миссию среди людей. Вот почему кино всегда на скамье подсудимых.

Впрочем, кто же эти представители интеллигенции, внушающие столько подозрений? Не вдаваясь в сложности классификации, я бы сказал, что представители интеллигенции — это вечные критики общественной жизни в ее самой глубинной и малозаметной эволюции, самые упорные и бескорыстные свидетели истины. Правительствам хотелось бы сделать их кадровыми служащими, каждого взять на учет, опутать откровенными, конкретными обязательствами. Столь разобщенная и единая, столь непостижимая в своей силе и столь устойчивая к давлению партия интеллигенции — это полезная, но чрезвычайно неудобная элита.

До недавнего прошлого интеллигенция не располагала своим рупором, — с той минуты, как кино ей его дало, обстоятельства болезненно осложнились. Когда представителей интеллигенции отлучают от этого рупора, разносящего по свету слова, многократно усиленные изображением, когда их мягко принуждают укрыться в башне из слоновой кости, их облик тускнеет, а терпимость по отношению к ним даже увеличивается. Их современный порт рет с обескураживающей четкостью нарисован в словах Норберта Боббио1, когда он говорит, что они представляют собой «глыбу льда, находящуюся между двумя непостоянными течениями; течения могут перемолоть, но не расколоть ее, но и она не управляет ими, а сама им подчиняется и качается в зависимости от их силы то вправо, то влево. Ближе к коммунистам, когда необходимо выразить возмущение нищетой, неграмотностью, устаревшей структурой государства баронов и крупных промышленников; ближе к либералам, когда в интересах свободы нужно выразить протест против разного рода рогаток, чисток и судилищ. И, естественно, их одновременно обвиняют в том, что они, с одной стороны, — «папские гвардейцы»2 реакции, с другой — «полезные идиоты» международного коммунизма»*.

Такая реакция порождает различные явления, известные под именем «отрыва интеллигенции от масс», «разрыва между культурой и политикой». Кино как в своих самых смиренных и безоружных, так и в самых изысканных и высоких формах действительно является средством осуществления слияния массы и мысли, которая неустанно трудится во имя совершенствования человека и общества и нуждается в орудиях конкретного влияния на историю. По убедительности и мгновенности воздействия кинообразы превосходят тысячи печатных страниц, а чувства, которые они вызывают, западают в души тех, кто не умеет читать или не имеет в наше время ни сил, ни времени читать.

Если к вышесказанному добавить, что тяжелыми оковами для феномена кино оказываются его производственная и коммерческая стороны, мы получим полную картину тех трудностей, которые мешают новому грандиозному диалогу между интеллигенцией и массами.

Истинная правда, что размеры этой силы не всегда положительно влияют на сознание того, кто осуществляет повествовательную функцию через экран. Но было бы грубой ошибкой принимать следствия за причины.

Если мы, авторы, не на высоте своего дела, все равно несомненно, что мастера уже включили кинематограф в сферу современной культуры и он занял в ней самое зна-

* Воbbiо N. Intellettuali e vita politica in Italia. — «Nuovi Argomenti», ? 7, 1954, mar. — apr.

чительное место. Сегодня, при более чем активном балансе итальянского кино, в нем заняты силы, заслуживающие самого широкого доверия. И тут не самомнение, но смирение, свойственное любому побуждению в искусстве. На яд пропаганды, который, пробуждая чудовищные призраки страха, готов замутить совесть, сделав ее послушным орудием политики, представители интеллигенции обязаны реагировать, не теряя ясной головы, требуя для своего дела, рожденного под безупречным знаком независимости и искренности, того доверия, на которое оно имеет право.