Собрание сочинений. Т. 1 - Саша Черный

В СТЕПИ*

Облаков оранжевые прядиВзволновали небо на закате.В ароматной, наплывающей прохладеЗазвенел в душе напев крылатый.

Все темнее никнущие травыВсе багряней солнечное око.Но, смиряя пыл небесной лавы,Побежали сумерки с востока.

Я один. Поля необозримы.В камышах реки кричат лягушки.На холмах чертой неуловимойЗасыпают дальние опушки.

Набегает ветер за плечами.Задымились голубые росы.Под последними печальными лучамиМеркнет облако и голые откосы.

Скрип шагов моих чужой и странно звонкий.В темноте теряется дорога.И на небе, правильный и тонкий,Смотрит месяц холодно и строго.

ЗАКАТ*

В стекла оранжевой бронзой ударил закат.Ясно и медленно краски в воде потухали.Даль затянулась лиловым туманом печали,Черные птицы лениво на запад летят.

Скованный город весна захватила врасплох…Теплые камни, звеня, отвечают телегам,Черные ветки томятся по новым побегам.Голос презренья и гнева стыдливо заглох.

В небе рассыпался матово-нежный коралл.Люди на улицах шли и смущенно желали…Ясно и медленно краски в воде догорали,В стеклах малиновой бронзой закат умирал.

ШЛЯПА*

На мохнато-влажном срубеМонастырского колодцаЯ тебя в глаза и в губыПолнозвучно целовал…

По дощатому навесуГулко бился дымный дождик,В щели облачное небоСтрого хмурилось на нас.

Колоссальнейшую шляпуИз колосьев ржи и маковЯ тихонько для удобстваСнял и рядом положил,—

Чтобы мне крутые брови,Теплый лоб, затылок, ушиИ каштановые прядиЛегче было целовать.

Вдруг толчок, протяжных шорох,Тихий всплеск… и мы вскочили,—Шляпа с маками в колодце!Шляпа с маками на дне!

Сумасшедшими глазамиМы смотрели в пропасть сруба:Дождь… лишение наследства…Сплетни в городе… позор…

К счастью, послушник веселыйЗа водой бегом примчался.Я с ним кротко объяснился,—Ты потупила глаза…

И всплыла, с ведра свисая.Разложившаяся шляпа,Истекая кровью маков,Оседая и дрожа.

Фыркнул радостно молодчикИ ушел, сказав: «Бог в помочь!»Знал ли он, что эту шляпуНосит Сара Блюменберг?

Два часа сушилась шляпа.Два часа, не отдыхая,Хохоча, мы целовалисьВсе нежнее и нежней.

И когда мы вышли в сумракВлажно радостного сада,Нам кивали все деревья,Все монахи, все кусты,—

И, смущенно улыбаясь,По душистым закоулкамЯ в молчанье до калиткиПроводил мою звезду.………………………………………Как-то в зимнем, грязном сквереОтвратительной столицыЯ припомнил эту сказкуЧерез много темных лет.

Потому что по дорожкеПроплыла моя богиня,Нагло-жирная индюшкаВ бриллиантах и шелках.

МОРОЗ*

На деревьях и кустахКисти страусовых перьев.Банда бойких подмастерьевЛихо мчится на коньках.

Прорубь в снежной пелене.По бокам синеют глыбы.Как дрожат от стужи рыбыВ мертвой, черной глубине!

Пахнет снегом и зимой.В небе дымчатый румянец.Пятки пляшут дробный танецИ, хрустя, бегут домой.

На усах хрустальный пух,У ресниц сквозные стрелы.Сквозь мираж заиндевелыйРеют стаи белых мух.

Растоплю, дрожа, камин.Как свирель к устам венгерца,Пусть прильнет к печали сердцаЯркий, угольный кармин…

Будут яблоки шипетьНа чугунной сковородке,А в заслонке ветер кроткий,Отогревшись, будет петь.

И в сенях, ворвавшись в щельИз-под мутной снежной крыши,Засвистит октавой вышеОдуревшая метель…

Ты придешь? Приди, мой друг,—Обратим назло природе,Людям, року и погоде,Зиму — в лето, север — в юг!

НА ЕЛАГИНОМ*

Не справляясь с желаньем начальства,Лезут почки из сморщенных палок,Под кустами — какое нахальство! —Незаконное сборище галок,Ручейков нелегальные шайкиВозмутительно действуют скопомИ, бурля, заливают лужайкиЛиловатым, веселым потопом.Бесцензурно чирикают птицы,Мчатся стаи беспаспортных рыбок,И Нева контрабандно струитсяВ лоно моря для бешеных сшибок…А вверху, за откосом, моторыЗавели трескотню-перестрелкуИ, воняя бензином в просторы,Бюрократов уносят на Стрелку.Отлетают испуганно птицы,Рог визжит, как зарезанный боров,И брезгливо-обрюзгшие лицаХмуро смотрят в затылки шоферов.

М<АРИИ> Ф<ЕДОРОВНЕ>*

(Почтительная акварель)

Из взбитых сливок нежный шарф…Движенья сонно-благосклонны,Глаза насмешливой мадонныИ голос мягче эха арф.

Когда взыскательным перстомОна, склонясь, собачек гладит,Невольно зависть в грудь засядет:Зачем и я, мол, не с хвостом?

Ей-богу, даже вурдалакСмягчился б сердцем, если б в лодкеУслышал голос кроткий-кроткий:«Алеша, ты б надел пиджак…»

Имел бы я такую мать,Сестру, свекровь иль даже тетку,Я б надевал, влезая в лодку,Под шубу пиджаков штук с пять!..

А в час обеда, как галчат,Всех надо оделить рукамиИ дирижировать зрачками,Когда наелись и молчат…

Сей хлопотливейшей из МарфПоэт заржавленный и тонкий [38],Подносит днесь сии стишонки,Косясь на строгий белый шарф.

ОСЕННИЙ ДЕНЬ*

Какая кротость умиранья!На грядках иней, словно пух.В саду цветное увяданьеИ пышных листьев прелый дух.

Река клубится серым паром.Хрустит промерзший старый плот.Далеким радостным пожаромЗарделись клены у болот.

Заржавел дуб среди площадки.Скрутились листья, темен ствол.Под ним столпились в беспорядкеСкамейки голые и стол.

Ель в небе легче кипариса.Всем осень — ей зеленый взлет…На алых зернах барбарисаМорозно-матовый налет.

Цветы поникли на дорожки,На лепестках комки земли.В узлах душистого горошкаНе все бутоны расцвели…

В аллеях свежий ветер пляшет.То гнет березы, как рабов,То, утомясь, веревкой машетУ гимнастических столбов.

В вершинах робкий шепот зоваИ беспокойный смутный бег.Как странно будет видеть сноваПушистый белый-белый снег…

Всплески весел и скрипы уключин —Еле слышные, жалкие скрипы.Под кустами ряд черных излучинЗаткан желтыми листьями липы.

Сколько листьев… Под выгнутой ивой,Как лилово-румяные пятна,Стынут в лоне воды сиротливой.Небо серо, и даль непонятна.

Дымный дождик вкруг лодки запрыгал,Ветром вскинуло пыль ледяную,И навес из серебряных иголВдруг забился о гладь водяную.

За дождем чуть краснели рябины —Вырезные поникшие духи,И безвольно качались осины,Как худые, немые старухи.

Проплыла вся измокшая дача.Черный мост перекинулся четко.Гулко в доски затопала кляча,И, дрожа, закивала пролетка.

Под мостом сразу стало уютней:С темных бревен вниз свесилась пакля,Дождь гудел монотонною лютней,Даль в пролете, как фон для спектакля.

Фокс мой, к борту прижав свои лапы,Нюхал воздух в восторженной позе.Я сидел неподвижно без шляпыИ молился дождю и березе.

«Здесь в комнате тихо, а там, за стеклом…»*