В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь - Николай Александрович Лейкин

– В девять часов начало. Самого лучшего оперетка идет: «Маскот». Около девяти часов я буду к вашего услугам, – поклонился он.

– С экипажем?

– Это два шага… Как раз рядом с нашего гостиница, в городском саду.

– Ах, это где такое множество собак лежит? Знаю.

– Вот, вот… Балкон вашего комната даже выходит в сад, так зачем экипаж? Мы можем и пешком дойти. Экипаж после девяти часов стоит три франка за курс. О, Нюренберг умеет соблюдать экономи своего клиентов! – похвастался он и ретировался, прибавив: – В девять часов начало, но можете и опоздать на полчаса, так как турецкого представления всегда опаздывают.

Николай Иванович хотел уже юркнуть к себе в номер, но перед ним, как из земли, вырос их спутник по вагону, англичанин. Оказалось, что дверь его комнаты приходилась наискосок от комнаты супругов. Он был во фраке, в белом галстуке, в белом атласном жилете и с розой в петлице.

– Te… Алон, монсье, прандр дю те… – приглашал он Николая Ивановича, улыбаясь и при этом скаля длинные зубы.

– Нон, брат, мерси. Ну тебя в болота! Мы этого вашего английского декокта[65] не любим. Мерси.

Англичанин кинул из кармана завернутый в бумагу старинный медный старообрядческий крест и показал свое археологическое приобретение Николаю Ивановичу.

– Вьель шоз… Е сельман карант франк[66], – похвастался он.

– Наш русский, – кивнул ему Николай Иванович. – У нас такие кресты называются олонецкими. Ну, о’ревуар, монсье, – прибавил он и направился в свой номер, где и сообщил жене о причине звонка.

– Ведь вот английским жильцам угождают, чай им по- английски подают, – проговорил он, снова укладываясь с папироской на диван. – А нет того, чтобы русским постояльцам угодить и подать хоть в тот же салон русский самоварчик да по-русски чайку-то изобразить, с медком, благо теперь пост.

В семь часов в коридоре опять звонок. Опять выскочил в коридор Николай Иванович, чтобы узнать, к чему теперь звонят, и опять наткнулся на горничную, которая сообщила ему, что это первый звонок к обеду, и вместе с ним вошла в комнату и стала предлагать Глафире Семеновне помочь одеваться.

– Нет-нет! Мерси… Я сама… – замахала руками Глафира Семеновна.

– Букет цветов для мадам не надо ли или хорошую розу? – спрашивала она.

– Пуркуа? Нон, нон.

– А для господина розу?

– Вот еще что выдумала! Нон, нон, мерси. Для тебя розу к обеду предлагает, – сообщила Глафира Семеновна мужу.

Тот только улыбнулся и отвечал горничной по-русски:

– С водкой Смирнова № 21 мы привыкли, душечка, обедать, а не с розами.

Горничная удалилась недоумевающая и недовольная.

Стук в дверь. Появился старик турок в феске и в переднике, тот самый, который приходил давеча утром и с которым Николай Иванович упражнялся в разговоре по-турецки. На поясе его висели, поверх передника, две сапожные щетки на веревке.

– Кейфиниз эйи ми дир[67], – приветствовал он Николая Ивановича; приложа руку ко лбу и, продолжая бормотать по-турецки, указывал ему на его сапоги.

– Сапоги, друг, почистить пришел? Не надо, не надо. Спасибо… Шюкюр… Чисты у меня сапоги…

Старик турок, однако, не захотел уйти ни с чем, он сдвинул свои брови, подскочил к сидевшему на стуле и курившему папиросу Николаю Ивановичу, присел около его ног и, поплевав на щетку, принялся начищать ему сапоги.

– Вот неотвязчивый-то! Ну чисть, чисть… – улыбнулся Николай Иванович и уж протянул ему и второй сапог. – Однако ты, Глаша, в развращенном-то виде не сиди, а одевайся и приготовляйся к обеду. Теперь уж скоро.

– Да что ж мне особенно-то приготовляться! Корсет надеть да лиф – вот и все. В этом же платье я и к обеду пойду, – отвечала Глафира Семеновна и, не стесняясь перед стариком турком, сбросила с плеч платок и начала надевать корсет.

В коридоре давали второй звонок к обеду. Старик турок начистил Николаю Ивановичу сапоги и со словом «адье» удалился из комнаты.

– Надеть разве мне белый жилет? – спросил жену Николай Иванович. – Здесь, очевидно, к табльдоту-то выходят во всем параде. Давеча наш англичанин во фраке отправился.

– Да надень. И для театра после обеда будет хорошо, – отвечала супруга и стала гофрировать себе шпилькой волосы на лбу для челки.

– Надень бриллиантовую брошку, серьги и браслетку. Утри нос здешним-то англичанкам, – сказал ей супруг.

– Непременно.

А в коридоре гремел уже третий звонок к обеду.

Шиворот-навыворот

Вошли супруги в столовую гостиницы и остановились в удивлении. Столовый зал, залитый огнями от спускавшихся с потолка керосиновых ламп и стоявших на столах канделябров, был наполнен изящно одетыми дамами и кавалерами, нарядившимися точно на бал. Мужчины были все во фраках, а дамы в платьях декольте, в перчатках и с веерами. Почти у всех дам на груди или в руках были живые цветы – у кого розы, у кого фиалки, у кого ландыши с резедой. Большинство мужчин также имело по цветку в петличке фраков. Исключение в костюмах представляли только красивый полный усач в феске и черном сюртуке, застегнутом на все пуговицы, и супруги Ивановы – Николай Иванович был даже в светло-серой пиджачной парочке и белом жилете. Общество бродило между множеством небольших столиков, прекрасно сервированных и расставленных по залу. Столы были накрыты на пять персон, на четыре, на три и на две и переполнены самой разнообразной посудой для питья и еды. Французская и преимущественно английская речь так и звенела. При входе супругов все взоры устремились на них, и фрачники начали шептаться со своими дамами и кивать по направлению супругов. Николаю Ивановичу сделалось неловко. Он не знал, куда деть руки.

– Фу, что это они вырядились, как на бал во дворец! – проговорил он жене.

– Да ведь в больших заграничных гостиницах почти всегда так, – отвечала та. – Помнишь, мы обедали в «Гран-Отель» в Париже…

– Ну что ты… Были фраки и бальные дамы, но куда меньше. А здесь ведь поголовно.

– В Ницце в «Космополитен», в Неаполе. Англичане это любят.

– Все-таки там куда меньше. А ведь в Неаполе-то мы жили в самой распроанглийской гостинице. Ужасно стеснительно! Не люблю я этого. Выставка какая-то.

– Да и я не люблю, – отвечала Глафира Семеновна. – Только я не понимаю, отчего ты не надел черной визитки? Ведь уж по здешним лакеям на манер лордов можно было догадаться, что здесь за табльдотом парад.

– Ну ладно! Попа и в рогоже знают! – пробормотал муж.

– Здесь не знают, какой ты поп.

– По твоим бриллиантам могут догадаться, что мы не из прощелыг.

– Действительно, смотри, как смотрят на тебя, –