Горная весна - Александр Авдеенко

Алена решительно расположилась в кабине рядом с шофером:

- Большое вам спасибо! Если бы вы знали, как я спешу домой!

- Пока еще не за что благодарить, товарищ… не знаю, как вас звать-величать. Путь у нас дальний: могу доставить вас на место в целости и сохранности, могу и против своей воли, конечно, без всякого умысла, в тартарары загнать.

- А вы постарайтесь ехать по своей воле, без всяких случайностей. Можно так?

- Что ж, надо постараться. - Он надвинул кепку на глаза, энергично кивнул. - Хорошо, доставлю вас, как доставил бы родную маму или… невесту. Как вас прикажете звать-величать?..

- Алена… Алена Ивановна Смолярчук. А вас… как ваша фамилия?

- Очень приятно познакомиться, Алена Ивановна. А меня зовут… - Он помолчал, усмехаясь. - Меня хоть горшком зовите, только в печь не сажайте.

Алена засмеялась. Чрезмерная смешливость была ее давним грехом. Стоило ей услышать мало-мальски веселое слово, стоило какому-нибудь доморощенному артисту состроить забавную гримасу, как Алена разражалась искренним, долго не умолкающим смехом. Из-за смешливости иногда проистекали разного рода досадные недоразумения: при первом знакомстве Алену часто принимали за легкомысленную хохотушку. С бездумной простушкой все дозволено! Но как только недальновидные собеседники Алены пытались реализовать свое убеждение на практике, они получали такой отпор, что долго потом смущенно улыбались, качали головой: «Как ошибся! А ведь с первого взгляда казалась такой доступной». Подобные недоразумения были неприятны и Алене. Тем более, что она всегда считала виновницей этих недоразумений себя. Если бы сразу вела себя серьезно, если бы не хохотала от каждого веселого пустяка, никому бы, наверно, и в голову не пришло покушаться на нее. Алена много раз давала себе слово держаться с малознакомыми людьми, особенно с мужчинами, важно-холодно и всегда его нарушала.

Любуясь своей пассажиркой, водитель сказал:

- Опасный у вас смех, Алена Ивановна. Такой смех снится тем, кто мечтает о любви. Мне вот, например.

Алена не ожидала, что ее попутчик окажется таким речистым. В его больших черных глазах, красиво подчеркнутых густыми бровями и затененных мохнатыми тяжелыми ресницами, светились пытливый ум и большое любопытство. Лицо его, запыленное, измученное бессонницей, небритое, все-таки было красивым. Во внешнем его облике прежде всего бросалась в глаза опрятность. Кепка на голове старая, замасленная, с уродливо торчащим, как вороний клюв, козырьком, но волосы под ней чистые, тщательно зачесанные. Тесный потертый пиджак и клетчатая фланелевая рубашка обтягивали широкие плечи, но зато из-под обтрепанного рукава верхней рубашки виднелась пушистая кромка свежего трикотажного белья. Грязные руки уверенно и умело действуют рулем и рычагом переключения скоростей, но на ладонях нет мозолей, и ногти на пальцах аккуратно обрезаны.

Все это увидела Алена по своей привычке пристально вглядываться в людей, замечать в них такое, что подчас бывает незаметно другим.

Водитель закрыл глаза и с печальным выражением лица покачал красивой головой:

- Увы и ах! Не успел я, Алена Ивановна, несмотря на свои тридцать с гаком, испытать любовное счастье, оттого и боюсь вашего смеха. - Он достал из кармана пиджака «Верховину» и губами вытащил сигарету из пачки. Закурив, строго покосился на свою спутницу. - Сколько вам лет?

- Двадцать три исполнилось.

- Ну, а как вы насчет любви… мечтаете?

Алена сказала, что у нее нет нужды в такой мечте, ибо уже любит. Мужа любит. Водитель был огорчен, но не потерял к ней прежнего интереса.

- Вот оно что! Значит вы, Алена Ивановна, замужняя женщина! - проговорил он с деланным шутливым разочарованием. - Если бы знал такой прискорбный факт раньше, не посадил бы вас рядом с собой.

- Я могу исправить вашу ошибку. Остановите машину.

Шофер махнул рукой.

- Время - деньги. Остановка дорого обойдется. Сидите уж, хоть вы и замужняя. Значит, к родному мужу спешите? И долго вы с ним не виделись?

Перед лицом водителя возникло семь Алениных пальцев: пять на левой руке и два на правой.

- Семь месяцев?

Алена отрицательно покачала головой.

- Семь недель?

- Семь дней и ночей! - засмеялась Алена.

- О, полная неделя? И как же муж отпустил вас на такой срок?

- Попробовал бы не отпустить! - усмехнулась Алена.

Водитель бросил руль, замахал на Алену обеими руками, состроил такую гримасу, будто хлебнул какой-то горькой-прегорькой отравы:

- Нет, Алена, уже не завидую твоему мужу! Не по моему вкусу он выбрал себе жену. Знаешь, о какой я супруге мечтаю? Если я, предположим, скажу: «Маруся, пойдем или не пойдем сегодня в кино?», так она должна ответить: «Как хочешь, милый». Если я в другой раз спрошу у нее: «Маруся, имею я право сегодня один пойти в кино?», она должна, не поднимая очей, ответить: «Как хочешь, милый».

- Вот почему вы до сих пор только мечтаете о любви!

Алена засмеялась, и опять она показалась совсем-совсем доступной, бездумной простушкой.

Водитель смело любовался ею, раздумывая, поцеловать сидящую рядом красавицу сейчас или потом, когда подвернется на дороге более удобное местечко.

Алена поняла это, догадалась, перестала смеяться и молча затаилась в углу кабины. На лице ее появилось крайне строгое, на какое только она была способна, выражение.

Уловка Алены не возымела своего должного действия. Водитель усмехнулся. «Ломается, - решил он. - Набивает себе цену. Что ж, поломаемся и мы». Он отвернулся от Алены, уставился на дорогу и не сводил с нее глаз. Выражение его лица стало обиженно-высокомерным, насмешливо-презрительным.

Эта маска на лице шофера вполне устраивала Алену. Постепенно она успокоилась и все приветливее поглядывала за окно, на последние километры равнинной земли. Скоро, вон за той красной громадой лесхимзавода, за стальным железнодорожным мостом через Тиссу начнется край Алены - родная Яворщина.

Некоторое время ехали молча по дороге, обсаженной яблонями. Было далеко видно вперед - на добрых два километра. Алена откинулась на спинку сиденья и наслаждалась полным душевным покоем, давно не испытываемым отдыхом, улыбаясь своим мыслям. Часа через два она, наконец, будет дома, обнимет отца и поцелует Андрея. Как они оба обрадуются ей, как воскликнут в один голос: «Приехала, приехала!» Андрей зажмет ее голову своими широкими шершавыми ладонями, поцелует в губы, оторвет ее от пола, подбросит кверху, поймает и прижмет к груди.

- Что приуныла, молодуха? - развязно спросил водитель.

Ему надоело молчать и ждать.

Алена с неохотой оторвалась от своих мыслей, деланно сонными глазами повела на шофера и томно, будто борясь с дремотой, проговорила:

- Спать хочу! Неделю не спала по-человечески.

Через несколько секунд она поникла головой, закрыла глаза, якобы задремала. На самом же деле она бодрствовала, была настороже: в щелку неплотно прикрытых век зорко следила за опасным настырным спутником.

Проехали километров пять. Шофер, не давая воли рукам, вел себя смирно и чинно, а потом ему стало совсем не до нежностей, потом произошло такое, что сразу затмило все женские страхи и «военные» хитрости Алены.

Машина шла по узкой долине, вернее, по просторному ущелью, вдоль берега Тиссы, навстречу ее течению, бок о бок с государственной границей: протяни руку - и ты коснешься подстриженной вершины легкой камышовой изгороди, обозначающей линию запретной пограничной зоны.

За небольшим населенным пунктом граница круто, под прямым углом от Тиссы, заворачивала в горы и уходила на Полонины, извиваясь по главным карпатским хребтам. Здесь, у выхода из пограничного района, был расположен контрольно-пропускной пункт. Все закарпатские шоферы, зная о его существовании, еще на дальних полету пах к нему снижали скорость, не ожидая, пока шлагбаум перекроет дорогу.

Лесовоз на полной скорости выскочил из поселка и так же помчался дальше, хотя до контрольно-пропускного пункта уже оставалось едва ли двести метров. Милиционер, стоявший у поднятого шлагбаума, встревоженно смотрел на приближающуюся машину. Поняв, что она не намерена остановиться, он потянул веревку, перекрыл дорогу массивным полосатым брусом.

Ожидая резкого торможения лесовоза, Алена уперлась ногами в деревянные откосы, отгораживающие мотор от водительской кабины, и в то же время она инстинктивно из-под пушистых своих ресниц посмотрела на водителя. Лицо его уже не было ни добродушным, ни приветливым, ни высокомерно-насмешливым. Оно было страшным: на судорожно вздрагивающих щеках выступили белые, как бы соляные пятна, губы закушены, в глазах злобная решимость. Алену поразила такая перемена ее спутника. Чем она вызвана? Через мгновение ей пришлось еще больше поразиться. Она увидела, как правая рука шофера стремительно опустилась в карман пиджака и наполовину вытащила оттуда большой пистолет вороненой стали с рубчатой, косо поставленной рукояткой. «Что он делает? Зачем?» - подумала Алена. И тут же до ее сознания дошел тайный смысл этого самозащитного движения шофера. Только человек с нечистой совестью, чужой, враг, готовый убивать всякого, кто станет на его дороге, может так инстинктивно, потеряв над собой контроль, рвануться к оружию.