Жизнь на общем языке - Татьяна Александровна Алюшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну а уж как увидел ее, расплылся в улыбочке и принялся отвешивать двусмысленные комплименты на грани пошлости. Как-то очень опасно на грани, ближе скорее к недвусмысленности и вполне откровенному, прямолинейному съему.
– Виктор Альбертович, – останавливая его намеки, одернула пациента Клавдия и пояснила реалии: – Нам с вами предстоит большая, непростая и долгая работа. Давайте настроимся на сотрудничество.
– Ах, Клавдия, – закатил театрально глазки мужик, – с вами я готов к любому сотрудничеству, особенно к тому, которое будет происходить в более интимной обстановке и без свидетелей.
Он взял ее ладошку обеими руками и посмотрел многозначительным взглядом.
– Виктор Альбертович, – вытягивая свою ладонь из его рук, остудила холодным тоном Клавдия, – вы слишком увлеклись. Присаживайтесь, пожалуйста, в кресло.
В кресло он пересел и без разговоров и лишнего движения выдержал измерение давления, что сделала ему ассистентка Клавдии Надюша. Но, когда Клава села рядом на свой рабочий стул, он тут же положил руку ей на колено и, понизив голос до интимного полушепота, предложил:
– Клавдия, мы обязательно должны встретиться сегодня же вечером. Вы меня просто очаровали, я ослеплен вашей красотой, я возбужден, вы же видите, вы меня просто зажгли… – И сделал не очень приличный жест.
– Виктор Альбертович, – Клавдия, наклонившись к нему поближе, таким же полушепотом ответила «поклоннику», сообщившему, что желает познакомить ее со своей могучей сексуальностью, – хочу вам напомнить, если что. Вы вообще-то у меня на приеме и лежите в кресле.
И, заметив недоуменное выражение его лица, пояснила свою мысль:
– А ведь каждый медик знает простую истину, что хорошо зафиксированный пациент в дополнительной анестезии не нуждается, – процитировала она известное высказывание. – Так что советую вам убрать свои мысли с моего тела и сосредоточиться на процессе лечения. А то мало ли что я могу подумать.
– Ну что вы, Клавдия Юрьевна, – перешел пациент на холодный, почти начальственный тон, – это была просто невинная шутка. Выказанная мной дань вашей красоте.
– А вы «не шутите с врачами, им не до вас», как предупреждал всех Жванецкий, – посоветовала Клавдия и спросила бодреньким голосом, надевая перчатки и поправляя их на руках шумным, нарочито театральным хлопком: – Ну что, Виктор Альбертович, готовы совместить неприятное с полезным?
По всей видимости, совмещать два этих процесса Виктор Альбертович оказался категорически не готов, судя по той скорости, с которой он покинул кресло и кабинет Клавдии. А выскочив в холл, к стойке администратора, устроил жуткий скандал, грозясь всем, чем обычно грозятся деятели подобного рода, начиная от судебных исков до лишения доктора Донгак всех лицензий и разрешений на работу.
Может, инцидент со сладострастным развратником и мог бы закончиться неприятностями, пусть и небольшими, но ощутимыми, но за Виктора Альбертовича взялся лично Григорий Сергеевич, объявив тому, что все разговоры в кабинете врачей записываются и они обязательно прослушают, что именно ему говорила доктор Донгак, а что говорил ей сам Виктор Альбертович. К тому же в кабинете все это время находилась ассистентка, которая даст официальные показания.
От показаний ассистентки, как и от прослушивания разговоров в кабинете, Виктор Альбертович отказался и, тявкнув напоследок смутным и непонятным обещанием таки разобраться со всей их клиникой, коллективом, Клавдией и Григорием Сергеевичем, покинул их медицинское учреждение, заявив, что больше сюда ни ногой, ни, видимо, зубом.
– Записываются разговоры? – переспросила главврача Клавдия в полном недоумении.
– Клав, не морочь мне голову, – махнув на нее рукой, проворчал Григорий Сергеевич. – Какие разговоры, кому они дались – их записывать! Надо же было этого придурка окоротить, не начинать же с ним всерьез разбираться. – И спросил: – У тебя сегодня еще пациенты есть?
– Нет, этот последний.
– Вот и иди домой, и не бери в голову. Инцидент исчерпан, забудь.
Сидя в метро по дороге домой, Клавдия вспомнила выражение лица этого Виктора Альбертовича, когда она, сделав холодно-решительное выражение лица, предложила ему совместить «неприятное с полезным». И впервые с того дня, как уехал в неизвестность Ладожский, не обращая внимания на пассажиров вокруг, вдруг рассмеялась в голос.
И смеялась, смеялась от души, утирая слезы, и никак не могла остановиться, так что невольно начали улыбаться люди вокруг, заражаясь ее искренней веселостью.
Шел восемнадцатый день после их встречи с Матвеем, его предложения выйти замуж и всего того странного, что случилось после этого разговора.
Он позвонил в середине ноября, на двадцать первый день после отъезда.
И поздоровался совершенно измученным, запредельно уставшим и севшим голосом:
– Привет.
– Привет! – воскликнула взбудораженная долгожданным звонком Клавдия, практически прокричав вопрос: – Ты где?!
– Уже в Москве, – ответил Матвей.
– Ты как?! – отчего-то снова прокричала она.
– Нормально, – прохрипел он, – только устали все зверски.
– Слава богу… – выдохнула Клавдия, отпуская кулак тревоги, который, вот только сейчас она поняла и почувствовала, сжимал все эти три недели ее сердце.
– Что? – не расслышал он.
– Я говорю: слава богу! – повторила громче Клавдия.
Он ответил не сразу. Помолчал. Как-то настолько в присущей ему манере, привычно помолчал, что у Клавы сами собой навернулись слезы от внезапно нахлынувших чувств к нему и нежности, от которых затеплело все внутри. А Матвей, не подозревавший, какой шквал чувств-эмоций вызвал в девушке своим молчанием, тихо сопел в трубку, определенно что-то обдумывая.
– Да, – сказал наконец Ладожский, – Богу, разумеется, слава. Без всякого сомнения. Но вообще-то, если кого и благодарить, то надо начинать с тебя.
– Что-то все-таки случилось с той вашей машиной? – спросила Клавдия, сразу же поняв, о чем он говорит.
– Да, – просипел окончательно севшим голосом Матвей.
– Ты что, заболел? – сразу же отреагировала взволнованно Клавдия.
– Да, простыл немного, – подтвердил он ее подозрения.
– Ты у врача был? – встревоженно выспрашивала она. – Сейчас грипп тяжелый ходит.
– Да какого врача, Клав… – рассмеялся хрипловато Ладожский и закашлялся.
– Нормального, – строгим тоном отчитала его Клавдия, – терапевта.
– Нет, – прокашлявшись, невесело усмехнулся Матвей, – не был. Высплюсь, отлежусь, имбиря с медом и лимоном попью, пройдет.
Внутренний «доктор» Клавдии рванулся было возмущением и наставлениями, но она подавила свой порыв и отчитывать его не стала. И объяснять, как следовало бы лечиться, тоже: сам справится.
– Так вот, – произнес он чуть более бодрым голосом. – Мы с мужиками в ножки тебе кланяемся, Клавдия Юрьевна. Честно сказать… – начал было он, но остановил себя: – А не буду я честно тебе говорить. Сама прикинь, чтобы ты тогда
