Жизнь на общем языке - Татьяна Александровна Алюшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Клавдии сердце ухнуло вниз, когда она увидела этот микроавтобус.
– Матвей, – чуть не рыдая, принялась объяснять она, тряся его руки на каждом своем слове: – Вам нельзя ехать! Никак нельзя! Тебе нельзя ехать на этой машине!
– Клавдия! – одернул Ладожский ее строгим тоном и, взяв за предплечья, несильно тряхнул. – Что за истерика с тобой? Что ты придумала? Почему нельзя?
– Кошмар! – произнесла четким голосом и посмотрела ему прямо в глаза Клавдия. – Мне приснился ужасный кошмар. Еще до того, как мы с тобой встретились на бабушкином девичнике. Предупреждающий, вещий сон. Я тогда его не поняла совсем, думала, ерунда какая-то. Но в этом сне ты, вот в этой куртке с лосем сзади на спине…
– Оленем, – поправил Ладожский. – Ребята из охотхозяйства подарили. Удобная.
– Да похрен на того оленя! – отрезала Клавдия, срываясь на крик. – Хоть мужик с рогами! Именно в этой куртке ты вот так же уходил от меня, только тогда я не знала, что это ты! И ты садился в эту самую инкассаторскую машину, и вы уезжали, и все… Понимаешь, все! – ухватив за рукава куртки, тряхнула его Клавдия. – Что-то ужасное произошло с вами и…
Вдруг перестав кричать и истерить, в один момент взяв себя в руки, она произнесла четким, ровным тоном:
– Матвей, вам нельзя ехать.
– Это невозможно, Клав, – не отрывая взгляда от ее голубых глазищ с расширившимися от эмоций зрачками, почти затопившими радужку, объяснил он. – Все согласовано с министерством обороны. Весь трафик, весь маршрут, время отправления и прибытия. Все. Мы не можем отменить поездку.
– Тогда поменяйте машину, выброси на хрен эту куртку, езжайте другой дорогой… – И она снова тряхнула его, еле справляясь с подкатившими к глазам слезами. – Сделай хоть что-нибудь, только измени обстоятельства! Слышишь?! Измени!
Он рванул ее к себе и прижал, погладив по растрепавшимся волосам и спине.
– Тише, тише, – успокаивал Матвей, – я тебя слышу, Клав, слышу.
Постояли так, обнявшись, Клаву колотила мелкая нервная дрожь, и он все поглаживал ее, утешая и немного покачивая.
– Хорошо, – сказал вдруг Ладожский, явно на что-то решившись.
– Что хорошо? – резко отстранившись и посмотрев ему в лицо, спросила Клава.
– Я переоденусь, и мы поменяем машину, – ответил он спокойно, отпуская ее из своих объятий. – И выехать нам придется часа на два-три позже.
– Ты мне веришь? – спросила потрясенным шепотом она.
– Не знаю, Клав, – честно признался Ладожский. – Но сделаю, как обещал.
– Спасибо… – прошептала Клавдия, у которой от облегчения мелко-мелко задрожал подбородок и вырвались слезы из глаз.
– За что ты меня благодаришь? – удивился Матвей, не удержался и поймал пальцами текущие по ее щекам слезинки.
– За все… – шмыгнула расхлюпавшимся в момент носом она. – За то, что поверил, ну или хотя бы решил не нагнетать. – И потребовала: – Пообещай мне, что, когда вернешься, обязательно позвонишь и сообщишь, что с тобой все в порядке. Пусть ты даже на меня и обижаешься.
– Я не обижаюсь, Клав, – прояснил свое отношение к их непониманию Матвей, – я не могу по-другому. – Поймал последнюю слезинку на ее щеке и пообещал то, о чем она просила: – Я позвоню. – Подумал и расширил свое обещание: – Ну, или тебе сообщат.
– Нет, – отрезала Клавдия, отказываясь от последней его фразы, – сам позвонишь. Ты обещал.
И шагнула к нему, поднялась на цыпочки, обхватила за шею и поцеловала. Не взахлеб, сгорая от желания, а прощально-обещальным, благословляющим, настоящим поцелуем зрелой женщины.
Оторвалась от мужчины, убрала руки с плеч и отступила.
– Езжай, – отпустила она его.
Развернулась и медленно побрела обратно к метро.
Ни разу не обернувшись.
Наверное, Матвей вместе со своими попутчиками-соратниками уехали, по крайней мере иной какой информации Клавдия не получила. Да и чувствовала она: уехал.
И потянулись бесконечные, обыденные дни за днями, в бытовых и рабочих хлопотах, наполненные постоянной тревогой, думами и воспоминаниями о Матвее и ожиданием его возвращения.
Ну да, Клавдия считала дни. И ужасно за него переживала.
И видела какие-то изматывающие, путаные сны, правда, точно чувствуя и понимая, что нет в тех сновидениях отчаяния или гибели. Поэтому, проснувшись, просто старалась забыть тревожное сновидение как можно быстрей.
А еще она обдумывала, бесконечно гоняя в голове, их разговор перед прощанием, сделанное Матвеем предложение и те его слова про любовь и сделку – и совершенно не знала, как ей поступить.
Вот как? Принимать его предложение и, как только он позвонит, прокричать свое согласие?
А он позвонит? Особенно после того, как Клавдия устроила переполох на пустом месте, вынудив Ладожского менять планы и машину, потакая ее якобы «видению», чтобы успокоить страхи девушки. А надо ли было?
Ладно, сейчас не важно, надо было менять ту машину или нет, сейчас первоочередно другое: вот он позвонит, сообщит, что вернулся, и что будет дальше? Они продолжат встречаться как ни в чем не бывало – или они расстались? Вернее, он с ней расстался… Или не расстался, а просто повторит свое предложение? Ну, вот он повторит, а она согласится?
Клавдия путалась в своих предположениях и бесконечных мыслях о Матвее, о себе и об их отношениях-неотношениях, накручивая себя, расстраиваясь, и ходила мрачная, смурная, погрузившись в работу, как в барокамеру, спасаясь от тревоги.
Но правду говорят: «Пришла беда – отворяй ворота».
Нет-нет – тьфу-тьфу-тьфу, никакая беда, слава тебе господи, к Клавдии не являлась, это так, образно выражаясь. А вот неприятности – да, заявились. С Матвеем не пойми какие дела – все зыбко, непонятно, и вообще ей кажется, что он решил прекратить с ней отношения… И от этой мысли Клавдии становилось так тошно, что от постоянного напряжения и нервов она приболела, не то чтобы прямо заболела всерьез, а просто чувствовала себя совершенно разбитой и замученной. Да еще и на работе конфликт произошел.
Ну, как конфликт – неприятный инцидент с пациентом.
Понятное дело, что пациенты – они разные, зубы болят у всех: и у хороших, порядочных людей, и у неприятных личностей, у зануд и склочников, и у всякой сволочи, и у людей неадекватных… В общем, всем известно, что у каждого в какой-то момент его жизни возникают проблемы с зубами. А если кто утверждает обратное, настаивая на том, что у него никогда в жизни не болели зубы, – не верьте. Помните основное правило каждого медика, гласящее: «Любой здоровый человек – это просто плохо обследованный больной».
Ну это так, что называется, ремарка на полях.
Пришел к ним в клинику мужчина с пародонтозом. Видный такой мужчина средних лет в районе пятидесяти, явно
