Жили два друга - Геннадий Семенихин

Демин смотрел на хирурга широко раскрытыми глазами и ничего не понимал. Потолок рушился на него, пол уходил из-под ног. Такого в жизни Демина еще не было. Когда-то, истекающий кровью, он подводил к посадочной полосе тяжелый, плохо повинующийся ИЛ.

В смотровом стекле фонаря кабины дыбилась земля, казалось, вот еще секунда – и нос штурмовика врежется в нее. Он тогда выдержал, ни один нерв не дрогнул.

А сейчас все двоится в глазах, и ему кажется, силы вот-вот покинут его. «Бедная Зара! Неужели все? Что же мне делать?!»

Лицо его, очевидно, было таким бледным и отрешенным, что хирург не выдержал.

– Да вы успокойтесь, Демин. Вы же летчик и любую беду должны встречать мужественно.

Демин машинально встал, борясь с новым приливом слабости и отчаяния. Мысленно он уже считал Зару навсегда ушедшей.

– Ребенка спасти не удалось, – произнес хирург и горько вздохнул. – А жена… жена будет жить. Мужественная женщина ваша Зарема. Выдержать такие боли не каждому мужчине по силам. А она почти ни разу не вскрикнула.

– К ней можно? – тихо спросил Демин.

Хирург отрицательно покачал головой.

– Сейчас нет. Приходите завтра в одиннадцать. А вот это возьмите. Это нянечка под ее диктовку написала.

Демин развернул клочок бумаги, и ему показалось, что почерк этот похож на почерк самой Зары. «Коля, как же это? А дальше? Коля, люблю. Дождусь ли тебя? Твоя Зара».

Он сидел у ее изголовья и, как фокусник, вытаскивал из карманов одно яблоко за другим и складывал на тумбочку. Последним выложил яркий желтый апельсин, с болью посмотрел на осунувшееся лицо Зары. Никогда он не видел ее такой бледной. Только глаза, черные взволнованные, жили на этом лице. Она до подбородка была накрыта одеялом. Сделала вид, что не заметила его растерянного взгляда…

– Видишь, сколько витаминов тебе принес? – объявил Демин, стараясь улыбнуться.

– Небось трех обедов себя лишил, – пошутила Зарема и вдруг расплакалась. – Коленька, как же это?

Ребеночек-то наш погиб…

– Что ты, Зарочка… что ты! – возразил он. – Главное – сама жива. А дети… Будут у нас и потам дети.

– Нет, – отрицательно покачала она головой, – уже не будут.

– Вот так история с географией. Да откуда ты взяла?

– Соседка по палате сказала.

– И ты поверила.

– Нет, – грустно вздохнула Зара, – я сама знаю, что не будут. Может, и тебе я больше не нужна… бездетная.

Демин наклонился и порывисто поцеловал ее в лоб.

Зарема счастливо закрыла глаза.

– Как хорошо, когда ты рядом! Погрей мою руку, она холодная-прехолодная.

– Теплая, – произнес Демин, но Зара отрицательно покачала головой.

– Эх, как бы скорее отсюда выписаться! Как там у нас дома, Коленька? Коврик выбиваешь?

– Выбиваю.

– А питаешься как?

– Три раза в сутки.

– А зачеты сдал?

– Английский остался.

– Скажи, тебе без меня лучше… жить… учиться?

– Да ты что, сумасбродка?

– Нет, ты не виляй, не отводи своих подлых зеленых глазенок. Еще раз ответь.

Ему стало легче, – она уже шутила. Сердитый голос нянечки еле-еле их разлучил.

– Если завтра хоть на минуту опоздаешь – развод, – заявила Зарема и сделала устрашающие глаза. – Ты, наверное, другую себе завел.

– Угадала. Завел, – согласился Демин. – Она высокая, черноглазая. Коса – водопад. И зовут ее тоже Зарема. Только одна беда. Она на стенке висят.

– На стенке? – удивленно протянула жена. – Это еще что за фокусы?

– И не фокусы, а репродукция. В фотоателье сто пятьдесят рублей за это взяли. Вернешься – увидишь.

– Дурень! – вскричала Зарема. – На последние деньги! Мы же договорились не вешать на стенки своих фотографий, пока не разбогатеем. А ты сам, наверное, сидишь голодный и такими пустяками занимаешься, как созерцание этой самой злюки с косой. – Зарема делала вид, что сердится, но он-то хорошо понимал, как ей это приятно. Яркий румянец разливался на ее впалых щеках.

– Ладно, ладно, иди к той самой Зареме, а то сейчас обход и мне уй как достанется за нарушение распорядка.

На выходе его остановил главный хирург, попросил задержаться, и как только они оба очутились в застекленном отсеке, без улыбки спросил:

– Как вы ее нашли?

– Очень слабой, но бодрой.

– Да. Она вне опасности, – пригладив пушистые седые виски, заметил хирург, – и вы, ваше к ней отношение – это тоже один из сильнодействующих факторов. Но вот что я хотел сказать, – продолжал он не так уже ободряюще. – Зарема перенесла тяжелую операцию. Ее организму нужна огромная поддержка извне.

Короче говоря, пенициллиновая блокада. Мы делаем все, что в наших силах, но, увы, – он развел руками, – в больничной аптеке осталось с десяток ампул. А ее нужно держать на пенициллине еще недели две.

– Я все понял, – перебил его Демин. – Сколько еще ампул надо и сколько это будет стоить?

Хирург грустно улыбнулся:

– Дорогой мой летчик, ни в одной аптеке города пенициллина вы не найдете. Только на рынке, у каких-нибудь перекупщиков, и то за баснословные деньги.

– И все-таки сколько это будет стоить?

Хирург назвал цену. Надо было отдать все, что оставалось у них с Заремой на сберкнижке.

– Хорошо. Будет сделано. Скажите, к какому нужно, числу?

– Дня через три, – не сразу ответил врач, а про себя подумал: «Что за странный парень?! На его лице такое выражение, будто достать пенициллин все равно что купить пачку фруктового мороженого».

– До свидания, – произнес Демин, и хирург крепко пожал его руку.

На толкучке Демину объяснили, что пенициллин можно достать в одном только месте – в маленькой пивнушке, прозванной невесть за что «Славянским базаром», куда заходят погреться матросы с торговых океанских судов. Демин надел сапоги, старую гимнастерку со опоротыми погонами, прикрепил к ней свои боевые награды и двинулся в порт. Искать долго не пришлось. Первый же гуляка, запинаясь, изрек:

– «Сл-лавянский базар»? Подумаешь, какая премудрость. Это же легче, чем к столбу каменному пришвартоваться. Иди, браток, два квартала прямо, третий налево, там и увидишь.

Демин быстро пошел вперед и даже не обернулся на брошенный ему вслед оклик:

– Эй, браток, а за консультацию?.. На кружку пива не хватает.

По узким грязным ступенькам спустился Демин в подвальное помещение, наполненное табачным дымом, винными парами и людским гомоном. Толстая буфетчица качала за стойкой пиво. Демин попросил кружку и долго примерялся, за какой бы столик сесть. Наконец выбрал компанию, показавшуюся более трезвой: чуть подгулявшего краснолицего боцмана, угощавшего, по всей видимости, своих матросов, потому что, похлопывая их по крепким спинам, он беспрерывно повторял: «Сашка-Ванька, Сашка-Ванька, разлюбимые братаны, основа моей команды!» Раскрасневшееся лицо боцмана окаймляла рыжеватая шотландская бородка, взбегавшая к вискам жесткими бакенбардами. С припухшего лица смотрели полуприщуренные голубые глаза. Их взгляд как-то сразу расположил Демина.

– К вам подсесть можно? – деликатно осведомился он, не решаясь сразу поставить на замызганную клеенку пенистую кружку.

– А, летчик! – воскликнул боцман с таким видом, словно бы лет десять, не меньше, знал Демина. – Садись, дружище. – Он распахнул картинным жестом черный бушлат, раскрывая матросскую форменку с тельняшкой. – Люблю летчиков! Я в войну на Севере на караванах ходил, так они нас от «мессеров» спасали. А у тебя, браток, четыре боевика? На какой же матчасти работал?

– На ИЛах, – ответил Демин и с жадностью отхлебнул глоток холодного пива, вкус которого давно уже был им забыт.

– На «горбатых»! – воскликнул боцман. – Сашка – Ванька, разлюбимые братаны. Какого же вы дьявола сидите? Или вы не видите, что у нашего друга летчика опустела посудина? А ну в очередь, салажата, и от моего имени добудьте у тети Мани сто пятьдесят и еще пару пива.

У боцмана была странная фамилия: Кирка.

Через несколько минут боцман уже знал историю, пригнавшую Демина в «Славянский базар», и даже протрезвел от этого малость. Подперев красные, обветренные щеки огромными ладонями, покачивая коротко остриженной головой, он нараспев повторял:

– Значит, тебе надобен пенициллин, летчик. Сложнее дела, если по правде сказать, не придумаешь. Однако не я буду, если не помогу. Знаешь что, браток, – хлопнул он дружески Демина по коленке, – в данной ситуации пенициллин может добыть только один человек – Витька Полиглот. То есть, я виноват, такую сволочь человеком называть, по правде говоря, грешно. Подонок, рвач, обдирала. Но без него не обойтись.

Демин обеспокоенно вздохнул.

– Так ведь его же еще и найти надо?

– Найти! – заорал боцман. – Да он от нас через два столика сидит. А ну, Сашка-Ванька, два моих верных братана, приведите-ка мне этого прохиндея Витьку Полиглота. – Сашка и Ванька, оба конопатые, вихрастые крепыши невысокого роста, с рвением, достойным подлинных адъютантов, бросились выполнять поручение. Боцман с одобрением посмотрел им вслед: – Видал, уважают.