Шанс для злодейки - Кира Легран
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он смотрит так, словно впервые видит, словно всё обо мне понял.
Словно я только что предала его.
Острое чувство несправедливости раздирает на части.
— Ты же сам говорил, что хочешь! — Я ещё пытаюсь что-то спасти. Беру его за руку, но он выдёргивает её, как будто от прокажённой. — Я не специально, честно, просто не заметила! Цикл всегда скакал. А когда заподозрила неладное… Я сама узнала только пару дней назад. Хотела сюрприз тебе сделать. Обрадовать.
Его смешок хуже любой ругани.
— Обрадовать? Ты серьёзно сейчас? Обрадовать?! — орёт он, багровея от самой шеи. — Так. Есть у меня знакомый человечек, позвоню, скажет, к кому обратиться. Тринадцать не особо больше двенадцати.
— Я не хочу, — шепчу я так тихо, что он слышит. Повторяю уже громче: — Я не хочу! Почему ты так реагируешь? Ты же сам говорил, что из нас бы вышла прекрасная семья. Дети. Детей хотел. Ты же говорил. Ты говорил.
Как заведённая, я повторяю одно и то же. Заклинание, которое не желает срабатывать, молитва, которой не докричаться ни до одного бога. И чем больше я говорю, тем сильнее он наливается яростью, пока не взрывается:
— Каких детей, дура?! Какую семью?! Я и так женат! Пустил в свободную хату пожить, а ты уже губу раскатала! Другая баба давно бы догадалась, а тебя, видать, всё устраивало.
Я вдыхаю, но воздуха нет, вакуум сжимает лёгкие в крошечные мешочки.
— Катись к чёрту, — говорю мёртвым голосом. — Съеду сегодня же.
Кажется, что это кухня поворачивается вокруг, а я стою на месте, вросшая в этажи.
— Не-не-не, — быстро спохватывается он и больно цепляет за локоть, — куда пошла. Сначала избавимся от проблемы, а потом катись, куда хочешь.
— Отвали, — огрызаюсь я, пытаюсь освободиться, но хватка крепкая. — Пусти меня сейчас же! Сама воспитаю!
— Кого ты воспитаешь, припадочная, — пыхтит он, пытаясь меня удержать, сжимает клещами, до синяков, — припрёшься потом мне на порог алименты требовать. Если жена узнает, меня тесть в ближайшем лесу зароет.
— Пусти! — Я рычу ему в лицо, злые слёзы катятся из глаз. — Не нужно мне ничего от тебя, мразь. Это моё дело! А жена всё равно однажды узнает, какой ты урод на самом деле!
Я вырываю руку и бью его в грудь. Это даже не удар, больше шлепок — никогда не была сильной.
Его лицо искажает судорога.
Я не вижу в нём ничего знакомого, ничего человеческого.
— Это ты виновата, — страшным шёпотом говорит это существо. — Я не хотел. Это ты меня вынудила. У меня нет другого выхода.
Удар по лицу застигает врасплох. От следующего взрывается болью живот. Внутренности впились в позвоночник, их выворачивает наизнанку, я пытаюсь вдохнуть, но тело не подчиняется больше. Слепой животный ужас застилает глаза. В колени врезается кафель пола, я падаю на бок и корчусь. Хриплю, как животное. «Спасите меня, кто-нибудь, помогите!», — я кричу во вселенную, разрывается мозг, но той всё равно.
Он заносит надо мной ногу. Медленно, с оттяжкой.
— Это ты виновата, — слышу я приговор.
Пытаюсь прикрыть руками живот, но всё бесполезно, всё безнадёжно.
Никто не спасёт. Никто не придёт.
Новая боль обрушивается на меня и вырубает свет.
Когда я прихожу в себя на грязном полу, никого рядом нет. Больно моргать, правое веко едва шевелится. Я касаюсь его: тугая подушка, пульсирующая боль отдаёт в пальцы. Затаившись, вслушиваюсь. Вздрагиваю, страшась уловить шаги. В квартире тихо, из открытого окна слышны звуки машин. В полосах солнечного света танцуют пылинки.
Мир живёт своей жизнью.
А я — омертвела.
Даже боль доносится откуда-то издалека, словно всё не со мной.
Здесь нельзя оставаться, эта квартира — капкан. Я кое-как спускаюсь по лестнице, иду по длинной оживлённой улице, не разбирая дороги. Люди врезаются в меня, словно в невидимку. А когда замечают, спешат отойти подальше. Должно быть, принимают за алкашку или бомжиху, подравшуюся за место у бака, ведь приличным людям не разбивают лица. Мне всё равно.
Июльское солнце изливается на асфальт, дрожит нагретый воздух, буйствует зелень, припудренная городской пылью. Из-за стеклянных витрин смотрят безликие манекены. Я могу встать рядом с ними и не будет никакой разницы.
Абсолютная пустота поглощает меня, высасывает до последней капли. Она не боль, и не страх, она гораздо больше и не знает жалости. Всё, во что я верила, всё, о чём мечтала, рассыпалось прахом и стало ничем.
Заберите меня отсюда. Из этого искалеченного тела, ставшего могилой.
Поворот в переулок. Здесь почти нет людей, горбится тротуар под ногами. Я бреду вдоль стены, чтобы не упасть. Пальцы скользят по шершавой кладке стен — и это единственное, что я чувствую. Впереди жёлтая лента, обходить которую нет никаких сил, я поднимаю её и иду напрямик. Здание старое, кирпичи крошатся от одного взгляда на них. Мои руки в рыжих глиняных крошках, неприятные и сухие. Скрипит что-то над головой. Я цепляю промоченный дождями лист и бездумно читаю начало: «Осторожно, авари…»
Поздно.
Металлу, который годами съедала ржавчина, пришёл час сломаться. Я успеваю лишь услышать крик позади и вдохнуть облако пыли.
А следующее, что вижу — незнакомая комната, край одеяла. Шёлковые обои цвета васильков и высокий юноша с мрачным лицом, похожий на птицу. Ток прохладного воздуха окатывает с головы до ног.
Я вздрагиваю. Лицо расплывается, щупальца обвивают, стискивают грудную клетку, пролезают под рёбра, тело горит в лихорадке. Я отрываю их от себя, как пиявок, отшвыриваю и топчу, размётываю в клочья.
У прошлого больше нет власти надо мной. Оно там, позади. Гадюка без зубов, не способная причинить вред. Я сильнее него, потому что могу выдержать.
Прохладный ветерок приносит успокоение, остужает разгорячённую кожу. Откуда он здесь? Он реальнее, чем я сама. Подхватывает ставшее легче пуха тело и несёт наверх, где среди танцующих длинных теней наконец-то забрезжил свет. Всё быстрее и быстрее, ветер свистит в ушах, свет надвигается и становится таким ярким, что больно глазам.
Я жмурюсь в предчувствии столкновения.
И распахиваю глаза, когда мир обрушивается всем весом, сотней звуков и ощущений за раз. Я таращусь, ошалевшая, оглушённая, хватаюсь за чьи-то руки, прижатые к моему животу, захлёбываюсь дыханием, и
