Корпорация цветов - Константин Соргунов

Из двухсот пятидесяти дрэев в первом составе было сто тридцать женских особей, на которых была возложена не менее трудная и ответственная задача, чем была у второго, учёного состава. Эти специально отобранные, здоровые и крепкие дрэйки должны были выносить и родить двести пятьдесят дрэев из второго состава.

— То есть как это? — ошарашено спросил я Зои, когда она поведала мне эту часть плана. — Как это возможно? Да и… ведь вы же не можете рожать самостоятельно?

— Я говорила вам о том, что у нас особые отношения со временем. Я не смогу объяснить вам всё хотя бы потому, что и сама всего не знаю, — в голосе Зои зазвучало смущение, — всё-таки я не ученый. Но, грубо говоря, мы повернём время вспять, возвращаясь в состояние сначала детей, а потом и эмбрионов. В состоянии эмбрионов нас внедрят в тела первого состава. По сути это будет сродни опухоли, а не беременности.

— Допустим — кивнул я. — Но всё равно я не понимаю. А как же ваша память? Накопленные знания? Какой толк будет от ученых, которым придётся на новой земле снова проходить весь путь от ребёнка до взрослого?

— Я же не сказала, что всё будет именно так. Я объяснила вам только поверхностно, чтобы вы поняли только сам механизм. Рассказывать о нём более подробно не имеет смысла, вы всё равно не поймете. Но что касается памяти, тут вы отчасти правы. Мы не сможем полностью восстановить собственную память, в наших силах воссоздать только навыки и знания.

— Мастерство не пропьешь, — пробормотал я.

— Та личность, которая формируется за счет воспитания и окружающей среды, будет полностью утеряна, — продолжила Зои.

— Вас это не пугает?

— Простите? — Зои посмотрела на меня с удивлением. — Не пугает что?

— Потеря личности, — сказал я. — Если хотите, потеря собственного "я".

— У нас с вами разное понятие о том, что такое личность, — улыбнулась Зои. Улыбка у неё вышла жутковатой.

— А понятия о детях у нас с вами тоже разные? — рявкнул я. — Или вы вообще не знаете, что такое дети? Вы вылупляетесь из яиц или почкованием размножаетесь?

— Не надо, — мягко остановила меня Зои. — Пожалуйста, не надо.

— Пожалуйста?! — вспылил я. — Какие к черту пожалуйста! Моя дочь одна дома. Одна, понимаете? Одна!

— Понимаю, — кивнула Зои, и почему-то я в один миг поверил, что она действительно понимает. Другие здесь не понимали или не хотели меня понимать, а она понимала.

— Тогда вы поймете и то, что я больше вас заинтересован в том, чтобы всё скорее закончилось. Мне нужно домой.

— Вы вернетесь домой, — сказала Зои. — Обязательно вернетесь домой.

Мне вдруг стало её жаль.

— А вы? Вы вернетесь?

— Не знаю.

— И этого не знаете?

— Интересы народа превыше всего. По сравнению с ними все мои беспокойства и проблемы мелочны.

— Интересы народа, — задумчиво повторил я. — А что он из себя представляет, ваш народ? Кочевники, рабы…

— А разве вы не похожи на нас? — усмехнулась Зои. — Разве вы, люди, не живете с вечным желанием идти вперёд и вперёд, тянуться всё выше и выше, к небу и звёздам? Мы рабы, но разве и вы не порабощены собственным миром? Вы живете каждый в своей маленькой норке, не смея и носа из неё высунуть. Вам кажется, что вы свободны, но это не так. Вы свободны только на длину цепи. И вы тоже под властью хозяев. Но между вами и нами есть одна разница — мы отдались в рабство добровольно. А вас даже не спросили.

— И кто же наши хозяева? — спросил я. — Правительство? Европа? США?

— О, нет, нет, — Зои махнула рукой. — Теория заговоров и всё прочее слишком наивно, чтобы вы могли в это поверить. Вы в плену собственных идей, вещей и сводов правил, которые кажутся разумными только на первый взгляд. Если задуматься, то всё то, что связывает вас, не имеет ни малейшей ценности. С самого рождения вы пленники — сначала в плену родителей, потом собственных детей. И так из года в год, из века в век. Вы теряете свой уникальный, неповторимый человеческий облик, прогибаясь и подламываясь под поработившим вас миром. Вы называете себя обществом, но никто из вас не готов подать руки незнакомому человеку. Потому что цепь, обвитая вокруг ваших шей, сдерживает вас. Вы говорите "мы", подразумевая весь народ, но на самом деле ваше "мы" это только вы сами и ваше окружение. Вы одиноки и кормите этим одиночеством собственного хозяина. Вы безнадежны. Обречены.

— И вы, конечно, хотите положить этому конец? — ехидно спросил я, признавая про себя, что в словах Зои есть доля истины. — Так сказать, стать нашими благодетелями?

— Конец? — неподдельно удивилась Зои. — О, нет, с чего вы это взяли? Мы просто возьмем своё, снимем урожай и пойдем дальше, оставив вас вариться в своём собственном соку. Мы изменив вас физически, но изменить вашу натуру не под силу даже гениальным аюрам.

Я ничего не ответил.

— Выпить хотите?

Зои протянула мне пластиковый стаканчик с плескающейся на дне золотисто-янтарной влагой.

— Что это?

— Вино, — кратко ответила Зои. — Пейте. Это пойдет вам на пользу.

Я выпил. Вино оказалось кислым и терпким, защипало язык, но когда оказалось у меня в желудке, мне и в самом деле стало лучше. Кровь быстрее заструилась по жилам, голова стала соображать немного яснее.

— Я же говорила, — удовлетворенно произнесла Зои, глядя на меня в упор. — А теперь отправляйтесь спать и постарайтесь к завтрашнему дню набраться сил. Вам придётся нелегко.

— А что будет завтра? — спросил я.

— Завтра вы останетесь один, — сказала Зои. — И вам придётся потрудиться для того, чтобы до нашего возвращения с вами ничего не случилось. Если всё пройдет хорошо, то вы…

— Что будет завтра?! — раздраженно повторил я. — Почему я останусь один?

— Спокойнее, — тихо проговорила Зои. — Не надо так волноваться. За сегодняшнюю ночь над вашим миром пронесутся семь волн. Последнюю мы отправим под утро. Оставшиеся дрэи будут наблюдать отсюда за ходом процесса. А вам придётся спуститься под землю, на минусовые этажи, потому что существует вероятность повреждения энергетической системы. На несколько месяцев в приграничье могут вернуться молнии, которые были здесь ещё при аюрах… Небоскрёб уцелеет, уцелеют и аясны, которым от их далёких предков достался замечательный иммунитет к небесному электричеству. Но вы будете совершенно беззащитны. Вероятность мала, но лучше перестраховаться.

— Несколько месяцев, — пробормотал я, низко опустив голову. — А сколько времени пройдет в моём мире?

— О, об этом вы можете не волноваться. Мы вернём вас двумя часами позже той временной точки, из которой вы были извлечены.