От крушения Пражской весны к триумфу «бархатной» революции. Из истории оппозиционного движения в Чехословакии (август 1968 – ноябрь 1989 г.) - Элла Задорожнюк

Что касается позиции граждан, то они в публичных выступлениях выражали последовательное несогласие с оккупацией, протестуя против политики уступок, которую избрало, как они утверждали, дубчековское руководство. Шло нарастание критики тех лидеров Пражской весны, которые отходили от ее идеалов и ориентировались на Москву. Правда, и граждане, и коммунисты могли пока что легально выражать свою позицию. При этом целью протестных акций являлось не смещение руководства Дубчека, а давление на него, чтобы оно отказалось от политики уступок и продолжало взятый после января 1968 г. курс на реформы.

Таким образом, в августе 1968 г. на свет появились два взаимоисключающих документа – решения XIV Высочанского съезда КПЧ и Московский протокол, которые послужили мощным импульсом ускорения дифференциации в рядах высшего чехословацкого партийно-государственного руководства. Но и в обществе размежевание также проходило по линии принятия или непринятия этих решений. Интернированные лидеры ЧССР вернулись в страну, связанные подписанным (кроме Кригеля) в Кремле документом. Однако тот минимум уступок, который удалось отстоять чехословацкой делегации в Москве, являлся совершенно недостаточным дл я умиротворения и успокоения общества. С этого момента берет начало трагический зазор между реформаторской частью партийного руководства, связанного Московским протоколом, с одной стороны, и большей частью чехословацкого общества, зазор, который неотвратимо и постоянно увеличивался.

Линии разлома внутри руководства КПЧ уже в конце лета 1968 г. стали проявляться все рельефнее. Политика компромисса, или «меньшего зла», как ее тогда называли, продолжалась – надо было соблюсти декорум. Несогласие с действиями Дубчека выражали отдельные лица и внутри КПЧ. Следующим шагом в переориентации партии и страны в целом на «нормализацию» явился пленум ЦК КПЧ, проходивший 31 августа 1968 г.[75]. Один из представителей радикального крыла реформаторов, член ЦК КПЧ, а в будущем один из основателей действовавшей в ЧССР нелегальной структуры «Социалистическое движение чехословацких граждан»[76] Я. Шабата категорически заявил: «Нормализация должна быть обусловлена выводом войск, а не их присутствием»[77]. Тем самым он настаивал на концепции «нормализации», которую часть чехословацкого руководства пыталась отстоять на переговорах в Кремле. Шабата требовал опираться на 9/10 народа и продолжать вместе с ним начавшийся в ходе Пражской весны курс на реформы. Он далее подчеркнул, что Московский протокол, противоречивший действительности, нельзя проводить в жизнь. Аналогичную позицию занимали Ф. Кригель, Э. Гольдштюкер, О. Шик, И. Свитак[78].

Однако их начали все активнее вытеснять с лидирующих позиций, на которые претендовали просоветские политики В. Биляк, А. Индра и др., т. е. так называемые «здоровые силы», зачастую именовавшиеся в народе «предателями». Сторонники консервативного уклона требовали неукоснительного следования рекомендациям Кремля[79].

Тактика уступок Дубчека под давлением Москвы также вела не только к расколу партии, но и к протестам в обществе. Наиболее мощно этот протест выражали студенты и рабочие предприятий. Эти слои общества, получившие в Московском протоколе наименование «контрреволюционные силы», продолжали акции протеста: на 23 августа была объявлена одночасовая (с 12.00 до 13.00) всеобщая забастовка в знак протеста против вторжения, а 26 августа – забастовка протеста против продолжавшейся оккупации[80].

И неудивительно, что «прицельный огонь» по оппозиции начался почти сразу после августа. Одним из шагов на пути к реализации «нормализации» явилось закрытие пользовавшихся популярностью журналов «Репортер» и «Политика». Консерваторы в руководстве КПЧ по принципиальным соображениям и убеждениям требовали расправы с протестовавшими журналистами. Что касается реформаторских сил в руководстве КПЧ, то они, связанные положениями Московского протокола, объективно вынуждены были действовать заодно с консерваторами. Не был связан обязательствами по реализации положений Московского протокола лишь Ф. Кригель, не поставивший, как уже говорилось, под ним своей подписи.

3–4 октября в Москве состоялась встреча представителей пяти государств ОВД, на которой обсуждался вопрос о подготовке к подписанию 18 октября Договора о временном пребывании в ЧССР советских войск[81]. В ее рамках прошли переговоры А. Дубчека, Г. Гусака и О. Черника с советским руководством[82]. По словам З. Млынаржа, чехословацкая делегация «вернулась из Москвы с новыми условиями капитуляции, выходившими за рамки Московского протокола». В частности, она согласилась с пребыванием советских войск на территории ЧССР в течение неопределенного времени, а также дала согласие на отсрочку на неопределенный срок созыва съезда КПЧ. Кроме того, она приняла к сведению точку зрения Политбюро ЦК КПСС на Программу действий КПЧ как на «ошибочный документ»[83].

«Новые условия капитуляции», несомненно, в очередной раз всколыхнули общество, в котором развертывалась ожесточенная борьба против начинавшейся «нормализации». Самое сильное недовольство проявляли студенты и рабочие. Активность студентов нельзя назвать случайной: уже в ходе Пражской весны они являлись важнейшим составным звеном движения за реформы. После августа 1968 г. вместе с профсоюзами и частью интеллигенции студенчество становилось главным субъектом протестного движения. Нужно также иметь в виду, что процесс резкой активизации студенчества продолжался во всем западном мире, особенно во Франции[84].

И все же студенчество оказалось далеко не единодушным в своем протесте. Как уже отмечалось, проходившие внутри партийного руководства разломы экстраполировались и на чехословацкое общество в целом. Одним из примеров нараставшей дифференциации и поляризации явилось собрание 565 студентов и представителей так наз. низшего звена «здоровых сил», состоявшееся 9–10 октября 1968 г. в Доме просвещения в Праге (округ Либень). На нем была принята резолюция в поддержку сотрудничества с находившимися в Чехословакии иностранными войсками[85]. Разумеется, такого рода собрания готовились правящими силами консервативной направленности, но более половины тысячи одних только представителей – цифра внушительная и, по всей видимости, многие из них позже служили делу «оздоровления», «консолидации» и «нормализации» не за страх, а за совесть.

В качестве ответной реакции коллектив педагогического факультета и Высшей школы земледелия г. Чешские Будеёвице направил 7 ноября 1968 г. в ЦК КПЧ «Открытое письмо». В нем выражались поддержка «прогрессивных сил ЦК КПЧ во главе с Дубчеком», осуждение «раскольнической деятельности фракционных групп» и обеспокоенность их активизацией[86]. Конечно, данное письмо выражало волю большинства, а может, и подавляющего большинства студенчества, но – не абсолютно всего. Следует заметить, что все же не письма стали главной формой протеста в рассматриваемый период.

Характерно, что в «Открытом письме» частично получили отражение те установки, которые несколько позднее, в самом конце 1968 – нач а ле 1969 г. войдут в тексты договоров Союза студентов высших учебных заведений Чехии и Моравии с профсоюзами заводов, предприятий и научных учреждений: незаконность и ошибочность военного вмешательства пяти социалистических стран, а также требование созыва в кратчайшие сроки съезда коммунистической партии Чешских земель. Открыто выраженная непримиримость с вводом иностранных войск на территорию суверенного государства усугублялась строптивостью второго требования. Мало того, что требовался немедленный и безотлагательный созыв партийного форума – это само по себе входило в противоречие с Московским протоколом, – предполагалось проведение не просто съезда, а съезда пока еще вообще не существующей коммунистической партии Чешских земель. Напомним, что в итоге она так и не была создана[87].

Между резолюцией и письмом прошел тревожно ожидавшийся властью 28 октября юбилей единого чехословацкого государства. Он связывался еще и с двумя трагическими датами в истории Чехословакии – 1938 и 1948 гг., поэтому на массовых демонстрациях протесты против присутствия иностранных войск звучали очень громко. Опасавшиеся эскалации массовых студенческих протестов Л. Свобода, А. Дубчек и О. Черник вынуждены были в качестве своего рода превентивной меры обратиться 26 октября к чехословацкой молодежи с посланием, предостерегавшим от радикализации, которая могла привести к нежелательным и опасным последствиям[88].