Маленький книжный магазинчик в Тегеране - Марьян Камали
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Держи себя в руках, сестрица! – сказала бы Зари.
Но теперь она каждый день вспоминала осторожный вопрос его сына: «Сказать ему, что я видел вас? Ему будет интересно узнать, что я встретился с его старой знакомой».
Она решила повидаться с Бахманом. Просто для того, чтобы спросить «почему». Чтобы выяснить причину раз и навсегда. И вот через неделю после ее визита в магазин канцтоваров на Уолнат-стрит и через шесть десятков лет после того, как она видела в последний раз парня из тегеранских «Канцтоваров», она взялась за трубку телефона.
Ответила администратор. «Чем могу вам помочь» и «подождите-ка минутку, я спрошу его и вернусь к вам». Новый звонок и – «да, пожалуйста, приезжайте; мистер Аслан будет вас ждать».
Вот так.
После этих звонков Ройя ожидала, что под ней разверзнется пол, сомкнутся стены…
Уолтер вытирал тарелки кухонным полотенцем с желтым цыпленком, держащим зонтик, когда она сказала ему, что договорилась о встрече с тем парнем из своего давнего прошлого. И мир не раскололся.
Потом они с Уолтером поедут через снега. Он всегда был добрым и мягким – этого у него не отнимешь. Он сказал, что не понимает, почему его жена сидит и плачет. Если ей нужно поговорить с ним, то он готов к этому. Мы слишком старые, чтобы страдать без причины, добавил он. И их жизнь слишком хрупкая штука.
И он выйдет из машины и убедится, что вязаный шарф защищает ее нос и рот от жгучего мороза, и они поднимутся по ступенькам серого здания с табличкой «Дакстонский пансионат для престарелых». Потом светловолосая администратор отведет Ройю в холл, где у окна в инвалидном кресле будет сидеть старик, и она снова увидит мужчину, с которым когда-то мечтала прожить всю жизнь.
27. 2013. Встреча
Администратор повернулась и зацокала на каблуках прочь. Ройя и Бахман остались одни в душном холле. Он развернул кресло и улыбнулся, а в его глазах – удивительное дело! – сияла надежда.
– Я ждал.
У нее подкашивались ноги, а сердце неистово стучало в груди, словно эта встреча что-то могла решить, словно для них обоих ничего еще не было поздно. Порыв ветра, который пронесся по магазину господина Фахри давным-давно, в тот первый январский вторник, когда в дверях появился Бахман, – подхватил ее и теперь. Бахман принадлежал ей, всегда так было; его голос остался прежним. Ей казалось, будто она слышала его все эти шестьдесят лет. Перед ней сидел мальчик, который танцевал с ней на вечеринках по четвергам, целовал ее возле кустов жасмина, когда они решили пожениться, писал ей полные любви письма в то зловещее лето накануне государственного переворота.
Она опустила глаза, и вид ее серых старушечьих туфель на толстой подошве и с крошечными бантиками вернул ее к реальности. Ей семьдесят семь. Не семнадцать, и это не ее первая любовь, не ожидание совместной жизни с парнем, который собирался изменить мир. Застарелая печаль всколыхнулась в ней, словно приступ желчи.
– Я вижу. Но я хотела только спросить: почему ты не ждал меня тогда на площади?
У нее снова закружилась голова; нужно было сесть. Ройя подошла к пластиковому креслу у окна и неловко плюхнулась в него. Не падать же ей на пол перед Бахманом. Он не ответил, развернулся на своем электрическом инвалидном кресле и оказался возле нее. Теперь они сидели рядом, лицом к окну. Она не решалась взглянуть на Бахмана. Ей было бы слишком больно. Все равно что посмотреть прямо на солнце или на яркий луч фонарика.
Стеклянная панель казалась толстой и волнистой. Или это у Ройи зрение подвело? Звяканье радиатора и тяжелое, затрудненное дыхание Бахмана наполнили холл. Ройя смотрела, как медленно падали хлопья на откос окна, на крыши автомобилей на парковке, на крышу другого крыла здания, на трещины тротуара и ветки деревьев. Ее мысли были такими же, как этот снег: им нужно было приземлиться и собраться воедино. Она снова сидела рядом с Бахманом. Они были одни. Прошло шестьдесят лет, и вот они сидели рядом.
Конечно, она не раз представляла себе, как встретится с ним через годы. Люди часто встречались совершенно случайно. Вот она сама вышла замуж за Уолтера, потому что спихнула локтем со стойки его чашку. Разве не так? Ты посмотри на себя, сестрица; сидишь как дура в этом провонявшем тушеной говядиной помещении и глядишь в окно! Поговори с ним, наконец! Взгляни на него!
– Я так нервничал. Так беспокоился перед встречей с тобой. Но это ты. Ходети. Это ты. – Он говорил с ней на фарси, он говорил тем голосом, который она никогда не переставала слышать.
Когда-то, целую жизнь тому назад, Бахман не пришел на назначенную им встречу; он женился на другой и даже не оглянулся. Но она скажет ему то, ради чего пришла сюда.
– Я прощаю тебя.
Слова прозвучали звонко и четко, как будто она упражнялась перед зеркалом. Но это было не то, что она собиралась сказать. Почему? – хотела она спросить его. Но теперь, когда она сидела тут рядом с ним, ответ утратил свою важность. Они находились на закате своей жизни и за пределом всякой суеты.
– Что? Прости?
Это вопрос или мольба о прощении? Она повернулась к нему. Она выдержит его взгляд, а если надо, то прищурится. Он казался растерянным, потрясенным.
– Я прощаю тебя, Бахман. – Как странно произносить его имя и снова видеть его лицо, да и вообще – произносить его имя. – Мы были детьми. Что мы понимали?
Она видела в его глазах растерянность. Неужели он не расслышал ее? Может, у него отказал слуховой аппарат? Так часто бывает у друзей их семьи.
– Бахман, я пришла сюда не для того, чтобы выяснять, кто виноват, – проговорила она громче. – Я даже не хочу услышать от тебя объяснение. Может, раньше хотела, но теперь нет.
– Ты