У Лаки - Эндрю Пиппос

– Давай пока ничего не планировать, – сказала Валия. – Я позвоню тебе через пару дней, и ты придешь меня навестить.

Валия действительно позвонила и пригласила Лаки прийти. В тот день она выглядела сильно изможденной, словно не ела все то время, что они не виделись. Ее оливковая кожа пожелтела, а губы побледнели. Они сидели на диване, смотрели «Колесо фортуны» и выпуски новостей, переключая каналы во время рекламы. Валии было трудно говорить. Слизь, казалась, запекалась у нее в горле. Она сплевывала в ведерко у ног. София приходила и уходила, вынося ведерко. На кухне зашипел чайник. В открытых окнах волновались занавески.

Когда Валия заснула на диване, Лаки осторожно поднял ее и перенес в постель. Валия открыла глаза, стоило уложить ее на матрас.

– Ты понимаешь, Лаки, я умираю сейчас.

У входной двери Лаки обратился к Софии:

– Валии нужно питание. Позже ночью разбуди ее и заставь поесть.

– Мама почти не может есть, – ответила София. – А если и проглотит, то ничего не доходит до желудка.

– Тогда ее надо кормить через трубку.

– Я спрашивала. Врач сказал, что ни одна больница в городе не возьмется.

– Если мы организуем установку трубки, Валия наберется немного сил, а там кто знает? Вдруг сможем заново начать химиотерапию. Если решить проблему с питанием, можно все повернуть вспять.

Двумя днями позднее София позвонила в ресторан в Стэнморе сообщить, что ее мать умерла. В этот момент Лаки как раз вышел за разменом для кассы, София попросила передать ему сообщение.

2002

1

Эмили пристроилась за столиком у окна в кафе торгового центра. Неподалеку располагалась стоянка, забитая такси. Водители сидели, ссутулившись, опустив стекла и держась за дверцы, словно пловцы за бортик бассейна. София, предложившая это место, приехала чуть позже. Она устроилась напротив, поставив на колени сумочку, и Эмили почувствовала знакомый запах мяты и цетримида от ее влажных волос. Таким же шампунем она пользовалась в Лондоне. Эмили до сих пор казалось невероятным, что перед ней незнакомка, пережившая Третье апреля. И можно спросить ее о жизни, и она расскажет историю.

София оценивающе посмотрела на Эмили. Что она увидела? Нет, Эмили сама начала уставать от этого вопроса. От поиска уверенности в себе во внешнем мире. Как будто это единственный способ почувствовать себя частью окружающего, как будто только в компании другого человека есть возможность оценить или переоценить кого-то.

– Звонил Лаки, – проговорила София. – Сказал, что ему с вами комфортно, словно со старым другом.

– Мне он тоже нравится, но сейчас я думаю, был ли он достаточно откровенен со мной. Сначала он соврал про проблемы с азартными играми.

– Он рассыпался на части после стрельбы, как и я. Одному Богу известно, сколько денег он спустил. Вы же знаете, что случается с игроками – они проигрывают. Ему стыдно. Он соврал из-за стыда.

А его ложь про Иэна Асквита тоже из-за стыда?

– Есть еще одно – и это не для статьи в «Нью-Йоркере». Лаки сказал, что не знает моего отца, но я подозреваю, что они встречались. Имя Иэн Асквит вам что-нибудь говорит?

– Нет, – ответила София, и голос ее звучал весьма убедительно, как будто она и впрямь не помнила этого имени.

На стенах кафе веером висели зеркала и панели из орехового шпона, словно утверждая старшинство – заведение было здесь до стоянки такси, до торгового центра.

– Я должна спросить. Мне надо подтвердить вашу связь с Лаки: он был первым мужем вашей матери. Когда вы начали работать у него?

– После смерти матери Лаки позвонил и предложил, потому что тогда я была без работы и с маленьким ребенком на руках. Мать-одиночка. Мои сводные брат и сестры хотели как можно скорее продать мамин дом и поделить деньги. Никто из них не живет в Сиднее. Дом продали, моя часть денег ушла на ясли и оплату счетов за жилье. Мне нужна была работа. Лаки помог. Смены были гибкими. Он в этом хорош.

– Они с вашей матерью поддерживали связь после развода?

– Нет, но они были близки перед ее смертью. Лаки был верен ей почти сорок лет.

– Интересно, каково было Лаки так долго хранить эти чувства?

– Думаю, это его сильно угнетало. Я, например, не испытываю ничего к бывшему мужу. Ни единого чувства.

– Я на таком пути со своим мужем.

– Все так плохо?

– Полный кошмар, – сказала Эмили. – Мы можем поговорить про Третье апреля? Вы уверены?

София кивнула:

– Генри Мэтфилд был постоянным клиентом. Он приходил, брал кофе и всех разглядывал

– Когда он пришел третьего апреля в ресторан «У Лаки», вы были на кухне, верно?

– Я услышала выстрелы, один, затем сразу второй. Я посмотрела сквозь двери кухни и увидела Генри. Если бы я была в зале, скорее всего, мы бы с вами тут не сидели. Один из поваров – его звали Крис – сказал мне: иди назад. Я так и сделала. Я пряталась все это время и слышала, что происходило. Сорок с чем-то выстрелов.

– Вы прятались в морозильной камере за кухней, – уточнила Эмили.

Она не хотела выстреливать вопрос за вопросом, чтобы дать Софии возможность иногда просто что-то рассказывать.

– Это то, что имел в виду Крис под «иди назад». Между кухней и холодной комнатой дверь не закрывалась, потому что мы постоянно ходили туда-сюда во время смены.

– Там был внутренний двор.

– Это крошечная открытая площадка, куда с трудом влезало два мусорных бака. Иногда повара выходили туда покурить. Во дворике была дверь в переулок, но у меня не было ключа, а поверх стены шла колючая проволока. Если бы Генри открыл дверь во двор, он бы меня увидел. Офис Лаки располагался в том же здании, но был заперт. Еще был туалет – там застрелили одного посетителя. Бедняга сидел на унитазе со спущенными штанами. Холодильная камера была самым лучшим местом, чтобы спрятаться. Маленькая, без окон. Крис оказался прав.

– Вы пробыли там долго, пока не приехала полиция. Я понимаю, это звучит банально, но невозможно представить, на что это было похоже. Расскажете? Я читала разные отчеты, но ни в одном из них не указано, что вы там делали.

– Сначала я села на пол и плотно свернулась. Там было очень тесно. Я вздрагивала от каждого выстрела. От каждого движения мои ноги ударялись о стоящее там ведро. Я ужасно боялась, что он войдет и увидит меня. Выстрелы с каждым разом становились все громче и громче. Они звучали, словно кто-то ударял молотком в пол рядом со мной. Все