Вейн - Инна Живетьева

– «Колокольчик», – объявил возничий.

Юрка не сразу узнал гостиницу – подъехали с другой стороны. Расплатился, не пытаясь торговаться.

Гремя колесами, пролетка укатила.

Егор тронул бирку и бесшумно шевельнул губами. Молился, что ли? Вряд ли. Лицо напряженное, как там, в тайге.

– Не дрейфь! – сказал Юрка и толкнул стеклянную дверь.

Светилась люстра, отражаясь в паркетном полу. Отбрасывал блики стоящий на конторке хрустальный колокольчик. Поблескивали перила лестницы, ведущей наверх.

– Вечер добрый, господа. Свободных номеров нет, – поторопился сообщить портье.

– Успокойтесь, нам не нужно. Я тут останавливался недавно с Даном Уффом, вейном. Я ищу его. И Алекса Грина, он тоже тут жил.

– К сожалению, ничем не могу помочь.

Юрка вытащил серебряную монету и положил на конторку.

– Как только открылись узлы, вейны съехали.

Резко выдохнул Егор.

– А вы не знаете куда?

Портье покачал головой.

– С Грином были люди из другого мира. Они тоже уехали?

– Да.

Егор рванулся к двери и выскочил на улицу. Звякнуло стекло. У Натадинеля свалилась с плеча куртка и осталась лежать на ступеньках.

Юрка снова повернулся к портье. Тот смотрел без удивления.

– Не подскажете, где найти Такера-Почтовика?

– Спросите в «Толстом хомяке». Это недалеко, пару кварталов вверх, потом…

– Я знаю. А такой Виктор Зеленцов, вейн, у вас не появлялся?

– Нет. Но я кое-что слышал про Уффа.

Серебро с конторки исчезло. Портье выжидательно молчал, и Юрка достал еще одну монету, медную, из тех, что покрупнее.

– Его уже спрашивали. Но вейна не было в номере, и до конца оплаченного срока он не появился. Впрочем, мне кажется, больше интересовались не им самим, а теми, с кем Уфф встречался. И мальчиком, с которым вейн пришел.

– А Грин?

– Он к тому времени съехал, о нем никто не упоминал.

Юрка хлопнул по стойке, оставляя деньги.

На улице он поднял со ступенек куртку и подошел к Егору. Тот смотрел в небо, запрокинув голову.

– Чего сопли распустил, как барышня? – Юрка пихнул его в бок кулаком. – Тоже мне… Айда!

Егор сморгнул. Ресницы у него намокли.

– Куда?

– Увидишь. Только пожрем сначала, у меня кишка к кишке присохла. Дан говорил, тут какая-то забегаловка есть. И отвянь ты со своим часами! Хватит у меня денег.

Утюги были здоровенные, совсем не похожие на те, что использовали дома хозяйки. Каждый, даже без углей, весил не меньше пяти кило. Понятно, что на глажке работали мужчины, и труд этот Дан сравнивал со сменой в каменоломне.

Жарко, душно – окон нет. В печи алеет уголь, и мальчишка-истопник постоянно подкидывает новый. Рядом с топкой совок: подходи, нагребай в утюг. А чтобы он быстро не остыл, помаши-ка тяжеленной штуковиной в воздухе. Пахнет мылом, щелоком и потом. Каменные стены влажные, в потеках. Простыни из небеленого холста дышат паром и фыркают горячим в лицо. Водить утюгом нужно осторожно, стараясь не запачкать белье сажей. Пальцы от близости к горячему железу краснеют и распухают. Мокрое тело зудит под рубахой. Соленые капли бегут в глаза. Шэтова работа!

Одна радость: охранники тоже вынуждены стоять у гладильных столов – грех для них в больнице без дела околачиваться. Сейчас дежурил Ойри, и Дан со злорадством поглядывал: каково ему вместо клинка с утюгом управляться?

В открытую дверь заглянул лекарь. Бледно-зеленая роба иномирского покроя, такая же шапочка. А между ними – черное лицо со сверкающими белками и зубами.

– Дан! Я понял, ты – незаконнорожденный принц! Твоего папу свергли, а тебя услали куда подальше. Ну, угадал?

Ойри даже не повернулся на голос.

– Моисей! – обрадовался случаю прервать работу Дан. – Ты все еще здесь? Не нашел вейна?

– Увы! Так и погибну в этом ужасном мире, в котором нет даже кофейных автоматов.

С доктором Моисеем Дан познакомился пару недель назад. Он тогда сидел на крыльце за хирургическим корпусом, ел пирог и смотрел, как послушница развешивает выстиранные рубахи. Девка была крепкая, ядреная, похожая на Жельку из «Перекрестка». Когда она наклонялась к корзине, вид Дану открывался чудесный. Он даже повернулся и подмигнул Ури, гляди, мол, но рожа у охранника осталась каменной.

Стукнула дверь, проскрипели доски. Рядом с вейном остановился лекарь-иномирянин, если судить по салатовому подолу и торчащим из-под него штанам.

– Эй, это ты санитар с личным телохранителем?

Дан лениво поднял голову и вздрогнул от неожиданности. Физиономия у лекаря была черной, и на ней диковато светились глаза.

– А это ты пришелец из Подземной страны, который никак не может вернуться домой?

Про негра-хирурга из верхнего мира Дан уже слышал. Тот не был вейном. Просто как-то сшил чужака, не разобравшегося с правилами дорожного движения, и благодарный пациент прихватил доктора с собой, на экскурсию. Поколесив по мирам, хирург осел при храмовой больнице. Тут он жаловался каждому, готовому слушать, как несчастен человек, потерявший родину. Как отчаянно он жаждет вернуться, но приятель его затерялся, а другие вейны ориентиров не знают. Ему сочувствовали, старались помочь, и пару раз в году в больнице появлялись поводыри, вроде бы знакомые с тем самым миром. Хирург на радостях отплясывал странный танец, но следовать домой сейчас же отказывался. У него завтра операция, а послезавтра сложный случай, и надо посмотреть, как дела у пациента, которого резал позавчера.

– Он самый! Моисей, – лекарь протянул широкую лапу со светлой ладонью. – Слушай, а я догадался! Ты тут прячешься, потому что тебя ищет мафия. Ты должен им миллион. Точно?

За прошедшие дни хирург перебрал с десяток версий, и на все Дан только пожимал плечами. Иногда так и подмывало сказать: «Нет, я просто-напросто спер дар Двуликого». Но сомневался, что успеет договорить, прежде чем ему вобьют зубы в глотку. Охранники свято блюли инструкции: никто не должен знать, что делает в Йкаме этот вейн. Йорина, конечно, беспокоилась не о Дане…

Вейн с удовольствием опустил утюг на подставку.

– Чего тебе, Моисей?

– Пациента потерял, – комично развел тот руками. – Деда Вайшера.

– С утра был. Я накормить его пытался, а мне по шее дали, – припомнил Дан.

– Правильно. Его к операции готовили. А дед пропал.

– Так он же не ходячий.

– Ну… Санитары уже ищут, а вы бы тут, по подвалам, пробежались.

Вышли, Дан жадно глотнул затхлого воздуха. Может, кто и сказал бы, что тут душно, но после гладильной – отдохновение. Чем выше по ступенькам, тем дальше от жаркого парного ада. Каждый раз, поднимаясь, вейн думал об одном и том же: он – идиот. Нужно было еще тогда, в пустом храме, отказаться работать. Сейчас поздно. Только открой рот, и уже не получится, приходя на ужин, неторопливо садиться, негнущимися пальцами изящно брать салфетку и с усмешкой смотреть в бешеные глаза Йорины.

В коридоре Дан спросил у охранника:

– Разделимся? Ты направо, я налево.

Ойри двинул бровью и остался стоять, ожидая, куда пойдет вейн.

– Ну, твое дело. Я хотел как лучше.

Под больницей, казалось, выстроили еще одну: запутанные переходы тянулись под всеми корпусами, то раздуваясь огромными залами, вроде прачечной и гладильной, то сужаясь до узкого коридора между запертыми кладовыми.

Дан считал, что искать в подвале бессмысленно – дед Вайшер с трудом ковылял до отхожего ведра, прижимая к животу руки. Куда ему преодолеть с полсотни ступенек! Но лучше лазить тут, чем стоять, согнувшись, и водить раскаленным утюгом. Отмывать утки от дерьма, кстати, нисколько не приятнее.

– Ау! – крикнул вейн.

Эхо запуталось в переходах. Зацокали коготками крысы.

– Может, его родственники выкрали? Не дадим, мол, живот на поругание.

Ойри, ясное дело, не ответил.

Коридор закончился дверью, без замка, но тяжелой, окованной железными полосами. Она проскрежетала по каменному полу. Тут было светлее: слева под потолком тянулся ряд крохотных оконцев. Кажется, они под приемным покоем. Точно, вон и кладовые с вещами.

– Ну, здесь вряд ли, – сказал Дан.

Ойри тронул его за плечо и показал подбородком в глубину коридора. Вейн прислушался. Шаги, но это над головой. Охранник упорно тянул вперед, и Дан подчинился.

Дверь в кладовую, забитую старыми матрасами, оказалась незапертой. На нижней полке, скукожившись, лежал дед Вайшер. Он жалобно посмотрел на парней мутными, слезящимися глазами.

– Ты, старик, чего дуришь? – спросил Дан.

Дед виновато заморгал. От него остро пахло гноем и потом.

Вайшер был из тех йоров, родители родителей которых спустились в предгорье и разбавили кровь с местными поселенками. Йкам казался им другим миром, хотя пути до столицы – не больше пяти дней. Деда привезли, когда тамошняя лекарка перепробовала все травки-заговоры и отступила. Моисей ругался, запустили, мол.

– Тебя по всей больнице ищут. Давай на ручки. Ойри, хватай его за ноги.