Том 18. Лорд Долиш и другие - Пэлем Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как? Зачем?
— Понятия не имею. Да мало ли что придет в голову астральному телу!
— Интересные у них шутки.
— Называй как хочешь, но они это делают, во всяком случае, то, которое явилось ко мне, — астральное тело ребенка-кинозвезды по имени Джо Кули. Я как раз сидел у тебя дома в Саду Гесперид, и он высунул голову из-за кресла! То есть, не он, а как бы его дух или призрак.
— Ясно.
— Вот-вот, я видел его так же ясно, как тебя. Так и подпрыгнул. Но и этот случай вряд л и подействовал, я счел бы его просто минутной слабостью, если бы не то, что случилось на следующий день. Я знаю, Реджи, тебе трудно будет поверить, но все равно расскажу. На следующее утро мне нужно было давать урок риторики тому самому актеру, Джо Кули. Сначала я немного растерялся, когда встретил во плоти того, чей дух видел накануне, но потом все-таки начал урок. Я сказал ему: «У тебя проблемы со звуками, сынок, твои звуки никуда не годятся. Повторяй за мной: «Здравствуй, рыжая корова, отчего глядишь сурово?» И знаешь, что он ответил?
— Что?
— Могу поклясться, что он ответил следующее… Только представь себе! Он сказал: «Хочу сообщить, что я твой кузен Реджи Хавершот».
— Не может быть!
— Клянусь! «Кстати, — говорит, — хочу сообщить, что я твой кузен Реджи Хавершот!»
— Ну и ну!
— Так в точности и сказал, можешь мне поверить. Тут уж мне все стало ясно: уши отправились вслед за глазами! Я умею проигрывать… Отправился прямой дорогой в этот Храм Нового Рассвета и написал заявление по всей форме… Вот там я и познакомился с Джорджем, Фредом и Эдди. Кстати, где они?
— Ушли. Говорили, вроде бы, в церковь.
— Ага, значит, в Храм. Утренняя служба у нас в одиннадцать, пожалуй, и мне стоит сходить. Скажи только, Реджи, каким чертом тебя занесло… Эй! — Он замолк и глубоко втянул воздух. — Тебе не кажется, что пахнет горелым?
Я принюхался.
— Да, похоже на… Что такое? — воскликнул я, потому что Эгги вдруг подскочил на месте и стал медленно отступать назад, вытаращив глаза и нервно облизывая губы.
— Ничего, — ответил он, немного приходя в себя. — Ничего, просто небольшой рецидив. Легкий приступ того же самого. Наверное, оно не сразу проходит. Помнишь, я говорил про астральное тело Джо Кули? Так вот, оно самое опять. Там, прямо за твоей спиной. Не обращай внимания, не потакай ему. Притворись, будто не видишь.
Я обернулся. Малыш Джо Кули стоял в дверях с дымящейся сковородой в руках. Меня обдало жутким смрадом сгоревших сосисок.
— Послушайте… — начал он.
— Опять голос, — пробормотал Эгги с искаженным лицом. — Оно говорит.
— Я их вроде как-то не так поджарил, — продолжал Джо Кули. — Они все почему-то скрутились и стали черные… А кто это?
Я незаметно подмигнул ему.
— Ты что, забыл своего учителя риторики?
— Э-э…
— Ну, вчера утром… Урок риторики. Он приходил давать тебе урок.
— Ах, да! Ну конечно! Мой учитель риторики. Помню, как же не помнить. Как поживаете, учитель риторики? Как делишки?
Эгги осторожно приблизился.
— Ты настоящий? — спросил он.
— Да вроде бы, — пожал плечами Джо Кули.
— Можно, я тебя потрогаю?
— Валяйте.
Эгги ткнул мальчишку пальцем в грудь и испустил вздох облегчения.
— Слава богу! Не то что бы я тебе не верил, просто… Просто все так запуталось, — сказал он с легким раздражением. — То ты настоящий, то нет… не поймешь. И я все-таки не понимаю, что ты здесь делаешь.
— Пытаюсь поджарить сосиски, но все никак не получается. Вы, случайно, не умеете?
— Спрашиваешь! В школе меня считали настоящим мастером. Я умел поджарить сосиску на кончике карандаша. Хочешь, помогу?
— Если вам не трудно.
— Нисколько.
Эгги устремился в дверь, но я успел ухватить его за полу пиджака. За разговорами у меня совсем вылетело из головы, что передо мной тот самый человек, который бессердечно бросил Энн, по-хамски разорвав помолвку.
— Погоди! Ты не уйдешь, Эгремонт Маннеринг, пока не дашь мне полного объяснения!
— Чего?
— Твоего низкого поступка!
— О чем ты? — удивился он. — Я ничего низкого не делал.
— Ха! — презрительно бросил я. — Твоя помолвка разорвана, не так ли? Ты трусливо улизнул от Энн Баннистер, не пожелав на ней жениться! Завоевать женское сердце, а потом объявить все первоапрельской шуткой — это, по-твоему, не низость? Есть люди, которые думают иначе. Ты как считаешь, юный Кули?
— По-моему, низость и есть.
— Любой ребенок с благородной душой ответит так же, — подвел я итог.
Эгги совсем растерялся.
— Но, черт побери! При чем тут я?
— Ха! Погляди-ка на него, Кули.
— Я хочу сказать, — продолжал Эгги, — что вовсе не я разорвал помолвку, а сама Энн.
Я опешил.
— Что?
— Именно так и было, клянусь!
— Она сама разорвала помолвку?
— Конечно! Вчера вечером. Я зашел к ней рассказать про Храм, и она дала мне отставку. Очень вежливо и по-дружески, но совершенно недвусмысленно. Кстати, хочешь знать, почему? Вспомни, что я говорил, когда мы с тобой встретились тогда на вечеринке. Ты уговаривал меня бросить пить, а я сказал, что тогда потеряю Энн, потому что она хочет меня исправить, а иначе вообще бы со мной не связалась. Ты понимаешь, Кули, о чем я? Это женская психология.
— Ясное дело.
— Если девушка обручается в надежде исправить своего жениха, а он вдруг исправляется сам, она оказывается в глупом положении.
— Ну да, само собой, — кивнул Джо Кули, — так и случилось в «Пьяных любовниках».
— Иначе и быть не может! — кипятился Эгги. — Ладно, Кули, пошли. Да здравствуют сосиски!
Я снова удержал его за пиджак.
— Нет, стой, не уходи! Ты не понял самого главного.
— Главного?
— Вот именно. Остроты возникшей ситуации. Когда Энн порвала с тобой вчера, она крепко стояла на ногах, у нее была перспектива хорошей работы, а теперь она на мели. Работа выскользнула из пальцев. У девушки нет ни гроша за душой, и ее кто-то должен поддержать, иначе от очереди на биржу труда ее спасет лишь работа на побегушках у зубодера.
— Да что ты говоришь!
— Да-да, так и есть. Ей придется ходить в белом халате и говорить: «Мистер Буруош готов вас принять».
— Ей это вряд ли понравится.
— Совсем не понравится, — подтвердил я.
— Она будет чувствовать себя как птица в позолоченной клетке.
— Совершенно верно — как птица в позолоченной клетке. Остается лишь одно: ты должен пойти к Энн и попроситься назад.
— Но я не могу! — запротестовал Эгги.
— Можешь!
— Не могу, — упорствовал он. — Есть препятствие чисто технического характера, старина. Сразу после того, как она меня бросила, я пошел к Мейбл Прескотт и сделал предложение ей.
— Что?
— Да. А Мейбл не такая девушка, с которой можно обручиться, а на следующий день заявить, что передумал. Мейбл, она… в общем, я бы сказал, она несколько вспыльчива. Лучшая в своем роде, разумеется, и я горячо люблю ее, но вспыльчива, тут уж ничего не поделаешь.
— Черт побери!
— Пойди я сейчас к ней и объяви, что в программе произошли изменения, то мне самое меньшее свернут шею и попляшут на моих бренных останках… Послушай, — вдруг оживился он, — на самом деле Энн вовсе не о чем беспокоиться! Почему бы ей просто-напросто не остаться нянькой при этом любителе сосисок?
— Ее вчера выгнали, — объяснил я.
— Черт, не везет так не везет. Я всегда об этом говорил: какой смысл искать работу, если потом все равно ее теряешь?
Джо Кули, который до сих пор стоял молча, задумчиво почесывая подбородок ручкой сковородки, заговорил:
— У меня есть предложение, джентльмены. Может, я и не прав, но, в конце концов, мы все тут в одной лодке. — Он повернулся ко мне. — Почему бы вам самому не жениться на Энн?
Я вздрогнул.
— Мне?
— Ага. Вы же говорили, что любите ее.
— Правда? — просиял Эгги. — Вот и славно.
— Здорово, — согласился Джо, — лучше не придумаешь. Только тут они заметили мой печальный смех.
— В чем дело? — спросил Эгги.
— Энн на меня и не взглянет.
— Почему это вдруг?
— Очень даже взглянет. — Джо подмигнул Эгги. — Он же у нас из графьев.
— Я знаю, что он граф, причем из тех графов, которыми Англия может по праву гордиться.
— Любая девица только и мечтает выйти за графа, — сказал Джо.
— Ничто не привлекает женщин больше, чем возможность присутствовать при королевском дворе, — поддержал Эгги.
Они с мальчишкой, похоже, достигли полного согласия, но я решительно покачал головой.
— Она на меня и не взглянет, — с горечью повторил я. — Я — последний из мужчин, кто мог бы ей понравиться.
Джо Кули повернулся к Эгги и сказал шепотом, который, наверное, был слышен за километр:
— Он переживает из-за своего лица.