Беседка. Путешествие перекошенного дуалиста - Михаил Забоков

Не успели мы как следует насладиться красотами Валенсии, как, проскочив через белый дворик в Мурсии, увитый плющом и усаженный аккуратно подстриженными кустами самшита вокруг разбитого в центре патио фонтана, оказались уже в Андалузии, чтобы затем, поднявшись по ступеням дворцовой лестницы, ведущей от соборной площади Малаги к колоннадной галерее старинного замка в Бургосе, и спустившись с противоположной стороны, ступить уже на земли Арагона. Едва переведя дух в судорожных сигаретных затяжках возле лестничной балюстрады в Сарагосе, мы вновь были подхвачены могучей стихией движения, сначала закружившей нас в лабиринтах узких улочек Кордовы, потом пронесшей сквозь анфиладу дворцовых залов в Саламанке и, наконец, выбросившей в виде скудных останков раздавленного человеческого материала перед вратами этой чудесной страны — в провинции Балеарес.

После такой сумасшедшей гонки хотелось немного передохнуть, отдышаться, посидеть где-нибудь в прохладной тени наедине с самим собою, чтобы за быстротечной сменой впечатлений не упустить главное, ради чего я сдал билеты в Сонково, — во имя обретения Духа. «Ну а где, — спрашиваю я вас, — может позволить себе воспрянуть духом российский турист в средиземноморском круизе?» — «Так это детский вопрос! — резонно ставите вы меня на место, невольно давая понять, что мои титанические усилия, воплотившиеся в фолиант неизвестно какого по жанру текста, не осели бесследным прахом в глубинах вашего сознания. — Конечно, в баре „Лидо"!» — «Правильно, — подтверждаю я как можно хладнокровнее, стараясь скрыть за маской олимпийского спокойствия предательски выступивший румянец удовлетворенного честолюбия. — Но это общий случай. А вот если утомление от беспорядочной мирской суеты неожиданно застигнет вас на берегу? — уточняю я свой каверзный вопрос. — Молчите? То-то и оно. В католическом соборе!»

Гигантский собор с готическими остроконечными шпилями, напоминающий с моря неприступную береговую крепость, изнутри был по-домашнему строг и уютен. От алтаря пахло ладаном, а каменные плиты источали запах сырой плесени. Проникавший внутрь дневной свет, многократно рассеянный синими оконными витражами, будто осязаемой голубой дымкой зависал над головами прихожан.

Пока Мирыч мерно прохаживалась вдоль стен собора, я уселся на скамью неподалеку от входа и стал ждать, полагая, что таким образом мне удастся привлечь к себе внимание, и духовный наставник снизойдет до интимной беседы со мной и поведает о чем-то важном, возвышенном, что-то подскажет, отчего-то отсоветует. Однако он задерживался, что заставляло меня нервничать и с еще большим нетерпением дожидаться его появления. «О чем же я спрошу его, когда предстану перед его ликом? — думал я. — А может, он первым задаст мне вопрос?» Да, пожалуй, так было бы даже лучше. Нечего лезть со своим уставом в чужой монастырь. Кто я, и кто он! Конечно, пусть сам меня обо всем обстоятельно расспросит, разузнает, поинтересуется моим житьем-бытьем, то да се, как дела в семье, на работе, какие изменения в самочувствии тещи, не страдаю ли я сам частыми позывами к мочеиспусканию, как взошел в нынешнем сезоне сельдерей, какие виды на урожай будущего года, ну, в общем, всё как и положено у людей, а я уж постараюсь быть предельно откровенным, ничего не стану утаивать, расскажу всё как есть, без прикрас, о самом горьком и наболевшем, мол, спасибо, жизнь в России дорожает, и теща идет на поправку. Ну а вот, допустим, не станет он со мной о всяких там пустяках говорить, а возьмет да и спросит: «А скажи-ка мне, любезный, как ты понимаешь смысл жизни?» Как я ему отвечу? Хотя что ж тут отвечать-то! Обижусь, конечно. Что ж он со мной как с малым ребенком на экзамене, не может, что ли, по-человечески, нормальным языком, по душам поговорить. Да и потом, отыскал вопросик на засыпку! Полегче, что ли, не нашлось? «Ладно, — скажет он мне тогда, — не хочешь отвечать на этот вопрос, возьмем другой билет. Ты в Господа нашего Иисуса Христа веруешь?» — «Да что ж ты прямо так-то, без подготовки, как кайлом по голове ставишь вопрос! Ни здрасьте тебе, ни до свидания, сразу всей пятерней в душу лезешь! Не по-людски как-то. Нет чтобы потолковать за жизнь, посидеть, познакомиться поближе, так на тебе — сразу оголяйся!» — «Так это самый что ни на есть простой вопрос в билетах! Ну а коль не хочешь отвечать, так ступай себе с миром. Чего тут канитель зря разводить! Видишь, какая очередь собралась, и все, между прочим, по предварительной записи, не то что ты. Давай, некогда мне здесь с тобой рассиживаться. Следующий!»

Я обвел взглядом полупустой храм. Впереди, в голубоватом эфире, маячили затылки единосущной и нераздельной троицы тюменских нефтяников. Ожидаемый мною собеседник так и не появился. «Может, я избрал для нашей встречи не вполне подходящее место? — мелькнула спасительная догадка. — Надо будет узнать у ребят, вдруг им больше повезло».

Остаток дня на Мальорке прошел в чрезвычайно познавательной прогулке, позволившей мне воочию убедиться в том, что помимо общеизвестных видов транспорта, каковыми принято считать пригородные электрички, поезда метро, оленьи и собачьи упряжки, доступным средством передвижения могут служить и яхты. Вдоль растянувшейся на несколько километров городской набережной этих яхт было — как грязи, или, если вам режет слух неподобающий тон избранного мною сравнения и дипломатический этикет требует пусть менее точного, но более изысканного сопоставления, призванного крепить дружественные связи между вовлеченными в туристический бизнес странами и одновременно иллюстрировать достижения обоих государств в деле социально-экономического процветания своих народов, то можно выразиться иначе: этих яхт было уж никак не меньше, чем Постановлений правительств РСФСР, СССР и РФ «О мерах, направленных на повышение жизненного уровня населения». Тесня друг друга, прижимались бортами трехмачтовые парусники с обращенными в сторону пешеходной мостовой бушпритами и свернутыми кливерами, одномачтовые катамараны, легкие и юркие яхты средних размеров в рас — чете на одну многодетную семью с дальними родственниками, а также совсем крошечные одноместные суденышки без моторов, которые могли служить надежным кровом для бездетных студентов-оборванцев.

Сколько раз я говорил себе: будь внимателен, следи за собой; раскрыв рот от удивления сразу после пересечения границ родного Отечества, не забудь впредь его закрыть. Что могут подумать о тебе и твоих соотечественниках, специализирующихся в области зубопротезирования, иностранные граждане! Умерь свой необузданный пиетет к их образу жизни, то есть закрой рот и смотри себе под ноги, а не то — ты всё время будешь политически спотыкаться о чужие мостки, перекинутые с надраенной городской набережной в пришвартованную рядом сказочную реальность. Постарайся вникнуть в сердцевину проблемы, чтобы красочная мишура оберточных фантиков не застила тебе подлинной сути явлений. Ведь, в конце концов, ты же человек с высшим образованием, принимаешь активное участие в общественной жизни страны, посещая по первому требованию собрания жильцов подъезда, находишься в курсе всех политических событий, выписывая «Спорт-Экспресс». Так неужели тебе надо объяснять, какая нынче сложилась непростая международная обстановка, какая на нас лежит историческая архиответственность перед всеми слаборазвитыми странами за поддержание многополюсного миропорядка, какие, наконец, у нас и какие у них климатические условия? Разве могут они своим иссушенным солнцем пиренейским умишком объять такие глубинные российские понятия, как неустанная битва за урожай в пору тяжелейшего утреннего похмелья или сев озимых в то время, когда хлебороб еще не вполне оправился от означенного выше состояния? Ну а кроме того, да будет известно сельским механизаторам с Пиренеев, озимые ведь надо еще и собрать! И как только наш комбайнер, ни о чем не подозревая, приступает к уборке озимых, тут-то его и прихватывает тихой сапой подкравшийся очередной рецидив всепогодной болезни. И это не какая-нибудь там метафизическая выдумка вейсманистов-морганистов, а объективная данность, и не считаться с ней равносильно отрицанию мичуринского учения, базирующегося на принципах диалектического материализма, согласно которым открытие магазина для сельских тружеников в ближайшей к Горке деревне Бараново ожидается никак не раньше 11 часов, а уж позже — сколько угодно.

«А Финляндия?…» — «Что? Кто это там бормочет, или мне уже начинает мерещиться от этих беспробудных полевых работ? А, это я сам. Ну так сравнил! Это ведь совершенно иные масштабы!» — «Масштабы чего — выпивки или страны?» — «В данном случае — страны». — «А Канада?…» — «Да посмотрел бы я на твою Канаду, окажись ей без малого 300 лет быть под ордынцем!» — «А Ирландия, с XII века находившаяся под гнетом англичан?» — «Да посмотрел бы я на твою Ирландию, доведись ей грудью встать на защиту Европы от фашистского гада ползучего! Ну и потом, ты постоянно забываешь про масштабы! В данном примере — уже и того и другого!» — «А, ну да! Тогда понятно. Я-то было полагал, что причина в нас самих, ну а когда ты так четко всё разъяснил, тут сомнения разом и отпали». — «Вот дурень-то! Нашел над чем насмехаться! Приберег бы лучше свою иронию на тот случай, когда и после 11 часов магазин окажется закрытым».