Конница на войне: История кавалерии с древнейших времен до эпохи Наполеоновских войн - Валентин Тараторин

«Когда герцогу Миланскому Филиппо Мария Висконти пришлось иметь дело с 18 000 швейцарцев, он послал против них своего полководца графа Карминьола. Тот выступил с 6000 конницы и небольшим отрядом пехоты и при встрече был с большим уроном отбит. Карминьола как человек опытный, сейчас же понял тайну силы неприятельского оружия, его превосходства над конницей и слабости кавалерии перед таким построением пехоты. Он собрал свои войска, снова выступил против швейцарцев, велел своим всадникам спешиться при соприкосновении с врагами и в бою они перебили их всех; так что уцелело только 3000, которые увидели, что помощи ждать неоткуда, побросали оружие и сдались» (68, с. 62).

Теперь же решили специально организовать такой отряд. Создателем драгун считается маркиз де Бриссак. Сформирован этот род войск был во время Итальянских войн, в период между 1550 и 1560 годами (196, с. 120). Всадники ездили на малоценных низкорослых лошадях — клепперах и делились на пикинёров и мушкетёров. Для конного боя ни солдаты, ни лошади не годились, а потому эти части всегда вели сражение в пешем строю.

Французские тяжёлые конники — жандармы — не сразу решились уменьшить вес своих лат; наоборот, вначале для защиты от пуль попытались его увеличить за счёт утолщения кирас и шлемов. Де-ля-Ну характеризует этот процесс так:

«Французские дворяне, часто впадают в крайности. Пример, который я хочу привести, касается того способа, каким они теперь имеют обыкновение вооружаться и снаряжаться. Если, правда, у них и были основания сделать свои латы несколько более прочными и надёжными, чем раньше, ввиду той опасности и силы, которую представляв ли пистолеты и пищали, то всё же они настолько превзошли в этом отношении надлежащую меру, что большинство их нагружало себя, вместо того, что можно бы назвать латами, целой наковальней. Благодаря этому, вся красота одетого в броню и латы всадника превратилась в какое-то безобразное уродство. Ибо прежний шлем напоминает теперь железный котёл. На левой руке надета железная перчатка, покрыв её до самого локтя, на правой — такой плохой рукавчик, что он ограждает только плечо. Обычно не носят набедренника. Вместо казакина носят небольшую колоколообразную юбочку и не имеют ни копья, ни пики. Наши кирасиры и шевалежеры при короле Генрихе II были гораздо красивее и изряднее на вид; они носили шлемы, наручники и набедренники на концах, и всё это вооружение было таким лёгким и удобным, что всякий мог носить его без труда на теле, хотя бы 24 часа не снимая.

То вооружение, которое носят в настоящее время, так неудобно и тяжело, что у дворян лет 35 под этими латами болят плечи» (196, с. 125—126).

Первым по-настоящему облегчил доспехи своих жандармов, преобразовав их в кирасир, Морис Нассауский (Оранский) во время Нидерландских войн (1566—1609 гг.).

В нидерландской армии катастрофически не хватало тяжёлых сильных лошадей, необходимых копейщикам-жандармам, кроме того, местность во Фландрии была холмистой, пересечённой множеством песчаных дюн и не годилась для атак тяжёлой конницы. Эти всадники были освобождены прежде всего от нижней части ножных лат и конской брони, уменьшился вес доспехов, а позже для них были отменены и копья. Так образовались первые кирасирские полки. Кирасиры стали вооружаться двумя пистолетами, и шпагой или палашом. Как и жандармские роты, кирасирские не были однородны в своём составе. Латники составляли первую шеренгу и фланги построения, остальные ряды по-прежнему были укомплектованы легковооружёнными аркебузерами, пистольерами и средневооружёнными кирасирами, имеющими более лёгкое снаряжение, чем воины первой шеренги (197, с. 200—201).

В это время впервые встречается термин «корнет» вместо «рота». Так стали называть подразделения различной численности — от 100 до 300 коней. Количество всадников зависело от степени их подготовки: чем лучше она была, тем меньше воинов составляло корнет, и наоборот.

Мориц принял новую тактику для своей кавалерии[125] — кирасир и рейтар.

Каждый корнет делился на два взвода, обученных действовать самостоятельно. При атаке испанских жандармов или немецких рейтар конники нидерландцев давали залп из пистолетов (первая шеренга), а затем, избегая лобового удара, корнет разделялся от середины и заезжал на фланг атакующей роты. Далее следовала двойная атака (197, с. 201).

В период XVI—XVII вв. были написаны несколько теоретических трактатов, так или иначе затрагивающих тактику и вооружение кавалерии. Кроме уже названных произведений Таванна и Де-ля-Ну был популярен трактат флорентийца Никколо Микиавелли (1469—1527), написанный им в конце XV — начале XVI вв.

Несмотря на популярность, работа Макиавелли является типичным образцом чисто теоретических рассуждений. Автор плохо представляет себе методы боя не только древних римлян и македонцев (68, с. 57—58), но и современных ему ландскнехтов и швейцарцев (68, с. 59). Он досконально изучил труды античных писателей, но, поскольку они сами часто допускали ошибки в рассуждениях (105, т. 2, с. 580— 582), то и трактат, основанный на таких сведениях, получился неубедительным. Его автор не понял сути любой тактики — каким образом должен действовать в строю каждый конкретный воин (68, с. 101).

Конницу Макиавелли ценил очень мало и отводил ей лишь вспомогательную роль:

«Думаю, что благодаря седлу с луком и стременами, которых раньше не знали, всадник в наше время крепче сидит на лошади, чем в древности. Вооружение его по-моему, тоже лучше, так что выдержать натиск современного эскадрона, обрушивающегося на противника всей тяжестью, труднее, чем было остановить античную конницу.

При всём том, я считаю, что не следует придавать конным войскам больше значения, чем это было в древности, потому что, как я уже говорил вам, они в наше время очень часто бывали позорно разбиты пехотой и всегда будут раз* биты, когда встретятся с пехотой, вооружённой и построенной по образцу, о котором я вам рассказывал».

«Поэтому я нахожу, что народы и цари, предпочитающие конницу пехоте, всегда будут слабыми и обречёнными, как мы это и видели в Италии наших дней, которую иноземцы могли разграбить, разорить и опустошить только потому, что она пренебрегала пешей милицией и вся её военная сила состояла из конницы.

Конница, конечно, нужна, но всё же это не первая, а вторая основа войска; она необходима и необычайно полезна для разведок, набегов и опустошения неприятельской страны, для внезапной тревоги и нападения на противника (который из-за этого должен всегда быть под ружьём) и для перерыва подвоза припасов. Когда же дело доходит до решительного полевого сражения, то есть до самого существа войны и цели, ради которой вообще создаются войска, конница годится больше для преследования разбитого противника, чем для других дел, и по своей силе, конечно, далеко отстаёт от пехоты» (68, с. 65—66).

Макиавелли обосновывает своё негативное отношение к кавалерии тем, что она не могла выдержать атаки пехоты. Он не понимал, что конница ни в древности, ни в его время вовсе не предназначалась для лобовой схватки с пехотной фалангой или терцией. Разумеется, такие попытки были обречены на провал. Именно поэтому в качестве основной ударной силы он выдвигает пехоту:

«Скажу вам прежде всего, что конница не может действовать в любом месте, подобно пехоте. Когда нужно менять строй, она отстаёт, потому что, если при наступлении необходимо вдруг переменить направление, повернуться кругом, внезапно двинуться вперёд после остановки или столь же внезапно остановиться, то, конечно, конные не могут исполнить это с такой же точностью, как пехотинцы.

Если конница приведена в расстройство натиском неприятеля, то даже при неудаче нападения трудно восстановить в ней порядок; с пехотой это бывает крайне редко. Кроме того, часто бывает, что храброму всаднику попадается пугливая лошадь, а трус сидит на горячем коне, — это нарушает единство строя и приводит к беспорядку. Нет ничего удивительного в том, что небольшой отряд пехоты может выдержать любой конный налёт: лошадь — существо разумное, она чувствует опасность и неохотно на неё идёт (68, с. 67).

Для организации конных отрядов Макиавелли предлагает древнеримскую военную систему и считает, что вооружение всадников должно быть следующим:

«Что касается оружия, я оставил бы существующее вооружение одинаково как для лёгкой, так и для тяжёлой конницы. Мне только казалось бы полезным дать всей лёгкой коннице арбалеты и присоединить к ним некоторое количество фюзильеров, которые, правда, мало полезны в бою, но великолепны для устрашения противника и лучше всего могут заставить его бросить охраняемый проход; одно ружьё стоит двадцати штук любого другого оружия.