Предвыборная страсть - Николай Новиков

— Не надо… пожалуйста, я боюсь… мне страшно… — слабым голосом твердила Анжела.

— Классная ты телка! — Лебеда похлопал ладонью по сбившимся в сторону трусикам. — Целую ночь тащился от тебя, а хочется. Да ладно, все нормально, не скули. Завтра утром мои ребятки отвезут тебя в Ростов, там перекантуешься недельку-другую у моих корешей. А потом — в Москву!

Анжела села, торопливо одернула юбку.

— А квартира как же? Я ее приватизировала…

— Я тебе в Москве другую куплю. Да ты не дергайся, в Ростов — пока что, на всякий пожарный, поняла? Никто ж тебя не знает, не сечет, при чем ты. Фотографий у ментов пока нет. А когда появятся, ты будешь уже далеко. Усекла?

— Нет… Зачем ты меня втянул в это дело? — Она захныкала, растирая слезы ладонями.

— Заткнись! — крикнул Лебеда. — Все нормально. И не забудь, по фоткам в тебе семь пуль сидит! Не вздумай рыпнуться.

По этим распроклятым фоткам она давно уже мертвая… О чем думала, когда соглашалась на этот спектакль? Ох, дура, дура!..

— А что вы с Борисом сделали?

— Сидит на даче, пьет. Наконец-то живет как человек: на работу не ходит, жене тапочки не подает. — Лебеда растянул рот в ухмылке, обнажая золотые зубы.

— Почему же тогда мне никуда ходить нельзя?

— Потому что ты уже убитая! Шучу, шучу, не пугайся, детка. Ходить можно, только со мной. На всякий пожарный. Ну хочешь, сгоняем в наш кабак, посидим? Сегодня ты не работаешь, я приглашаю, ну?

— Пошли. — Анжела спрыгнула с дивана. Хоть какое-то разнообразие появилось! Да, может, узнает, что в городе творится, а нет — напьется, все легче будет Лебеду терпеть ночью.

В ресторане «Кавказ» играл оркестр, шикарно одетая публика уже приступила к танцам. Появление Лебеды завсегдатаи восприняли как нечто само собой разумеющееся — хозяин, а вот Анжелу встретили аплодисментами.

— Сегодня не работает, — ухмылялся Лебеда, приветствуя знакомых. — Выходной у девушки. Может быть, для меня сделает исключение попозже. Если настроение будет.

— Нахал ты, Лебеда… собственник… эгоист… — с огорчением вздыхали подвыпившие мужчины.

Говорить, подковыривать хозяина имели право, он снисходительно относился к этому, а вот изменить что-то — нет. Потому-то и вздыхали, слюни пускали, провожая сальными взглядами проходящую мимо Анжелу.

Лебеда хотел выглядеть истинным джентльменом: лихо отодвинул стул перед Анжелой, а когда села, придвинул к столу так плотно, что девушка невольно вскрикнула, ударившись коленкой о ножку стола.

Метрдотель в белом смокинге уже стоял рядом, с почтительным поклоном протягивая меню.

— Да ладно, убери эту хреновину, — осклабился Лебеда. — Сам знаю, чем ты тут людей кормишь. Небось тухлятиной какой-то, да? — и заржал, довольный своей шуткой.

— Обижаете, босс, — прогундосил бывший шеф-повар городской столовой, который и в смокинге оставался поваром.

— Шучу, шучу, — милостиво махнул рукой Лебеда. — Давай, тащи-ка нам жульены, мясо в горшочках с грибами, селедку, водочки, баклажаны маринованные… — Посмотрел на Анжелу: — Тебе чего, детка? В смысле пить?

— Шампанское.

— А вы слышали, что в городе творится? — почему-то прошептал метрдотель.

— Плевать мне на город и на все, что в нем творится, — раздухарился Лебеда.

— Что? — не сдержала любопытства Анжела.

— Убили Стригунова Илью Олеговича, а муж Агеевой, мэра нашего, сам застрелился на даче. — Метрдотель наклонился к Анжеле, печально разводя руками.

— Что ты мелешь, козел! — заорал Лебеда, вскакивая со стула, изо всех сил пнул метрдотеля в зад.

Бывший повар нырнул прямо на Анжелу, едва не свалив ее под стол.

— Пошел вон, пошел! — возопил Лебеда. — Делай свое дело, подлюга, и не мели, чего не надо!

Люди за столиками разом повернули головы в их сторону, но лишь только их взгляды сталкивались со злобным взглядом Лебеды, тут же отворачивались. Кому охота вызывать гнев хозяина!

Метрдотель суетливо затрусил выполнять заказ. Анжела всхлипнула.

— Заткнись! — скрипнул зубами Лебеда.

— Борис застрелился… — Анжела зарыдала, упав головой на стол.

Лебеда запустил пальцы в ее кудрявые волосы, изо всех сил сжал их. Было бы потемней, приподнял бы ее голову и приложил об стол так, чтобы кровью умылась. Паскуда!

Он повернулся, намереваясь пресечь все не в меру любопытные взгляды, и замер. По проходу к его столику в углу решительно шагали два крепких парня в широких плащах.

— Погаси свет! — заорал он осветителю. — Погаси! Я кому сказал, сука!

И повалился на пол, увлекая за собой Анжелу. Она не ожидала этого и, падая, неловко задрала левую ногу.

В зале ресторана разом погасли все люстры. Тотчас же ударили сухие автоматные очереди.

Еще минут пять после того, как все стихло, осветитель не решался включить электричество. А когда в зале снова вспыхнули люстры, раздался душераздирающий женский визг: у стола, за которым сидел Лебеда, в луже крови корчилась на полу Анжела.

Самого хозяина нигде не было видно.

Ему повезло дважды!

Первый раз, когда, промчавшись дворами, выскочил вновь на улицу Каштановую и увидел грузовик, выруливающий из переулка на противоположной стороне. Андрей догнал старенький «ЗИЛ»-самосвал, стремительно взобрался в кузов, упал на какие-то железки. Сзади слышались голоса оперативников, потерявших его из виду, завывание милицейских сирен. А грузовик неторопливо катил по улице, увозя Андрея все дальше и дальше от места происшествия.

Однако вскоре встал вопрос: куда? Где провести хотя бы эту ночь? Озноб пробирал до костей. И холодно было лежать на железках в кузове. И нервы были напряжены до предела. Домой дорога заказана, к Косте тоже — там и там наверняка его будут ждать. А больше и не к кому обратиться за помощью. Лера? Ее ни в коем случае нельзя впутывать в эту историю.

…И тогда ему повезло второй раз. Грузовик приехал на городскую свалку.

Андрей спрыгнул с машины, укрылся за кучей какого-то картонного хлама. «ЗИЛ» вскоре остановился, водитель поднял кузов, высыпал металлический лом, развернулся и уехал. Андрей понял, в чем дело: какая-то частная авторемонтная фирма втихую вывозила на свалку отходы своей деятельности. Разрешение денег стоит, а если ночью, потихоньку, глядишь, и обойдется.

Этому водителю — обошлось. Да он, по мнению Андрея, и заслужил благосклонность небес, дважды ведь выручил его. Второй раз потому, что в подземных помещениях разрушенного завода жил неофициальный начальник свалки — Барон.

Тот самый Барон, у которого Андрей собирался взять интервью, не сомневаясь, что откровения затворника станут настоящей сенсацией.

Летом здесь стояла невыносимая вонь, но сейчас, в начале декабря, было терпимо.

Спотыкаясь, Андрей добрался до мрачной громады заброшенного завода, нашел место, где стена была полностью разрушена, и шагнул внутрь.

Где-то под землей находились прежние бытовки, душевые, раздевалки — они отлично сохранились, надежно защищали от ветра, дождя и снега. Но как пройти туда, Андрей не знал.

— Барон! — закричал Андрей.

Тишина. И жутковато вдруг стало при мысли, что Барон или крепко спит, или ушел в город. Андрей сложил ладони рупором и закричал изо всех сил:

— Ба-ро-о-он!!!

— Чего орешь на ночь глядя, — услышал он где-то сбоку хриплый голос.

— Барон! — обрадовался Андрей. — А я уж было испугался, что не встречу тебя, и черт его знает, что тогда делать…

Из темноты вынырнула могучая фигура, остановилась напротив Андрея.

— Ишь ты! Раньше люди пугались, когда встречали меня, а теперь наоборот получается. Видать, и вправду поменялись времена. Замерз, что ли? Ну, пойдем. Понятно, что не случайно ты тут очутился. Пойдем, расскажешь, что да как. — Он взял Андрея за руку.

Через несколько минут они оказались в просторной комнате. У одной стены в железной бочке полыхал огонь. Дым уходил куда-то вверх по широкой трубе. Сбоку от печки на груде старых матрасов, кутаясь в клетчатое одеяло, сидела женщина лет сорока. Она смотрела на Андрея без удивления, как будто знала заранее, что сегодня ночью увидит его тут.

— Нинка, моя жена, — пояснил Барон и приказал: — Спи, мы тут погуторим малость.

Женщина приветливо кивнула Андрею, легла, повернувшись к стене. Андрей шагнул к печке, протянул растопыренные пальцы к горячему металлу. Хотя в комнате было тепло, крупная дрожь сотрясала его тело.

Старые матрасы лежали и с другой стороны печки, на них и уселся Барон, могучий мужик лет пятидесяти пяти с длинными черными волосами и густой черной бородой. Ходили слухи, что он цыган, но в точности этого не знал никто. Зато было известно, что был он когда-то королем преступности в Прикубанске, одним из самых жестоких бандитов, загубившим немало жизней. В конце концов его поймали, суд приговорил к расстрелу; почти год Барон провел в камере смертников, пока в канун шестидесятилетнего юбилея Великого Октября не получил помилование: смертная казнь была заменена пятнадцатью годами строгого режима. Он вернулся незадолго до августовского путча и поселился на свалке. До этого здесь собирались разные компании: то бездомные пьяницы, то лихие рокеры. С появлением Барона любителей острых ощущений на свалке поубавилось. Что-то сказал он такое, что эхом разнеслось по городу, убедив самых лихих — не надо ходить на свалку, это может плохо кончиться. Городское начальство такое положение дел вполне устраивало, и Барона не трогали. Так и стал он неофициальным начальником свалки. Зарплату не получал, но за порядком следил. А настоящий начальник время от времени привозил ему подарки в виде еды и водки. Собственно, теперь он только для этого и приезжал на свалку. Хорошо-то как стало жить настоящему начальнику!