Предвыборная страсть - Николай Новиков

На Земле их охватила самая желанная в мире истома. Но Лера приподняла голову, опершись локтями о диван, с трогательной заботой стала вытирать с его лба капли пота. Она была прекрасна, и зеленые глаза, подернутые легкой дымкой усталости, и припухлые губы с капельками пота над верхней, и чуть вздернутый нос с едва заметными веснушками казались сладостным видением из его снов.

— И все же я не могу понять… — прошептала она.

— Что, моя хорошая? — также шепотом спросил он.

— Почему так бывает? Без тебя я знала, что мне это не доставляет удовольствия и вообще совсем не нужно… с тобой я стала совсем другой женщиной…

— Ты всегда была такой, Лера… моей любимой, моей единственной женщиной, поэтому без меня все было не так.

— И ты мой любимый и единственный. Я даже боялась, что не смогу тебе ответить, стала холодной и черствой, да просто знала, что я такая, и вот… теперь сама себя не узнаю.

— Тебя это беспокоит?

— Да нет же! Меня волнует другое: теперь я все время только и буду ждать, когда мы снова встретимся, а это неправильно.

— Правильно, Лера, правильно. Нам нужно полгода ни на секунду не разлучаться — шестнадцать лет ждали, когда будем вместе… Шестнадцать лет…

— Но ведь нужно… Ох, не буду. Ни о каких делах не буду говорить сейчас. Андрюша, — она хитро улыбнулась, — а у твоего приятеля хоть какое-то одеяло есть?

— Нет, — дурашливо замотал головой Андрей. — У нас в городе замечательный мэр, топят так, что жарко в комнате, вот он и выбросил все одеяла. Ты замерзла, Лера?

— Нет, но я тут лежу совсем голая и думаю, может, мне все же прикрыться? А то ты смотришь и смотришь, вдруг тебе все это быстро надоест?

— Лера, я должен смотреть на тебя долго-долго, чтобы только привыкнуть к мысли: это правда, она моя, она со мной. А то, как отвернусь, так и начинаю сомневаться, а вдруг это всего лишь сон?

— Это не сон, это твоя Лера… И знаешь, о чем я сейчас думаю?

— Знаю.

— Скажи.

— Ты хочешь выпить шампанского, — улыбнулся Андрей.

— Это невероятно! — воскликнула она. И засмеялась. — Мы и думаем одинаково. Если ты будешь настоящим джентльменом и откупоришь бутылку, я постараюсь быть настоящей дамой и принесу тебе шампанское на блюдечке в каких-нибудь бокалах. Если они есть у твоего Богаченко.

— А если нет, я выпью из твоих ладоней.

— Так уж и быть, напою тебя, — засмеялась она.

39

А сегодня и реланиум не помогал. Стригунов потянулся было к телефону, да вовремя вспомнил, что поздно уже, восьмой час вечера. Засиделся он в своем кабинете. А что делать? Домой возвращаться не хочется, там его ворчливая Мила станет подковыривать, намекая, что опять себя не жалеет, по молодым бегает. Не бегал он сегодня никуда, провел два совещания, утвердил черновой план работы будущего года, разобрался с платежами и задолженностями по текущему году. Работал. Правда, было такое намерение: и сегодня забрести к Марине. Если уж реланиум не помогает, то Марина должна отвлечь и от погоды, и от работы, и от жены Милы.

Было. Позвонил Марине.

Но она такой сердитой оказалась! Молодая баба, а тоже вся на нервах, заработает себе невроз, хоть и не занимает ответственный пост. Потом будет жалеть, как он сейчас: и зачем нужно было принимать близко к сердцу всякую чепуху?! Нервные клетки по пустякам расходовать? А уже поздно.

Агеева на нее не так посмотрела, поняла, что секретарша о чем-то догадывается, и набросилась! Из-за этого все настроение испортилось. А ты, дура, зачем смотрела на нее косо? Лера умная женщина, она людей нутром чувствует. Его школу прошла! Ведь предупреждал же вчера: будь осторожней, о наших догадках никому ни гугу! Так она и сделала! Едва увидела Агееву, небось вытаращилась, только что ни сказала: а я все знаю!

Ох, бабы, бабы!

И сидит, злится, с ним встречаться не желает. Агеева пообещала выгнать ее, прошипела: и Стригунов не поможет. Правильно! Если захочет уволить свою секретаршу, кто ей помешает? Потом Лера куда-то неожиданно убежала, а тут трезвонят со всех концов, разыскивают ее. И Бугаев звонил, и Чупров: где да где? А она, Марина, понятия не имеет, где мэр. Ушла, не предупредила. Какое ж тут настроение будет, если всякий шпыняет: мол, что ж ты за секретарша, если не знаешь, куда начальница подевалась!

Ну ладно! С Мариной свидеться не получилось и не надо. Может быть, завтра… А вот зачем недавно Вашурин звонил, совсем непонятно. Соловьем заливался, мол, какой вы труженик, Илья Олегович, все давно уже по домам разъехались, а вы работаете, пора бы домой собираться. Ответил, что скоро соберется, как только дела закончит, так и поедет домой. Вашурин что-то о грядущих переменах говорил, будто скоро все изменится в расстановке сил, и на выборах победит не Агеева. Кто же тогда, интересно? Уж не сам ли Вашурин?

Илья Олегович усмехнулся. После того, как свалился с трибуны, на него никто и гроша ломаного не поставит. Какие такие перемены он увидел? Как был пустомелей Володя, так и остался. Только гонору прибавилось: как же, в Думе позаседал!

Потом сам пытался дозвониться Чупрову, может, он про перемены что-то слыхал? А вдруг Вашурин не треплется? Да и хотелось узнать, чего это они с Бугаевым Агееву разыскивают? Но главного милиционера на месте не оказалось.

Хреновый день!

В кабинет вошла Ольга Павловна. Сегодня на ней было синее платье в обтяжку: очень даже ничего еще женщина!

— Илья Олегович, домой собираетесь?

— А вы-то чего не ушли? — удивился Стригунов. — Я же сказал, после шести можете быть свободны. Это мне кое-какие дела нужно еще решить, а вы не обязаны работать сверхурочно.

— Жду, когда вы уйдете.

— Зачем?

— Видите ли, Илья Олегович, если уж честно говорить, то… не нравится мне, как вы сегодня выглядите. Я понимаю, конец года, выборы… все это сказывается на здоровье.

— По-вашему, я плохо выгляжу, да? — с усмешкой спросил Стригунов.

В который уж раз за последние дни женщины выражают озабоченность его здоровьем. Что, действительно сдает? Чепуха. Устал немного, да, есть такое дело. Но не настолько, чтобы в больницу ложиться. Да и невозможно сейчас.

— Не то, чтобы плохо, но… — замялась Ольга Павловна.

— Ну, спасибо… Да нет, я серьезно, — поспешил добавить Илья Олегович, видя, что женщина готова обидеться, посчитав его «спасибо» издевкой. — Мне приятно, что моя, так сказать, ближайшая помощница беспокоится о моем здоровье.

— Если вы еще не уезжаете домой, я могу приготовить чай или кофе, — предложила Ольга Павловна.

— Не надо, минут через пять поеду. А вы сегодня, в отличие от меня, прекрасно выглядите. Ну просто очень соблазнительная женщина, прямо конфетка! — Стригунов оценивающе посмотрел на секретаршу, одобрительно кивнул.

— Скажете тоже… — смущенно потупилась Ольга Павловна.

— Серьезно! — заверил ее Стригунов. И вдруг шаловливая мысль мелькнула в его голове. После минутного раздумья он решился: — А что, Ольга Павловна, если б я предложил вам позаниматься чем-нибудь… понимаете, более приятным со своим шефом? Любовью, так сказать, вы бы обиделись?

Ольга Павловна поджала губы, отрицательно покачала головой. «Зря сболтнул, — подумал Стригунов. — Она ко мне с заботой, а я, выходит, обидел ее…» Он уж было собрался извиниться и клятвенно заверить, что пошутил, на самом деле ничего подобного у него и в мыслях не было и не будет, как Ольга Павловна неожиданно сказала:

— Но вы же никогда не предлагали мне, Илья Олегович.

Стригунов прикусил язык. Вот оно что! Значит, надо было предложить, и не так страшны бы стали капризы Марины, и ходить далеко не надо, есть же комната для отдыха с уютным диванчиком… Вот ведь как — не знаешь, где найдешь, где потеряешь!

— Виноват, Ольга Павловна, виноват, — проурчал Стригунов. — Были такие мысли, да боялся. Вы такая красивая, неприступная, что… не решился. Но сегодня вы просто, понимаешь, обольстительны.

— Спасибо, Илья Олегович.

— К сожалению, сейчас я не смогу воспользоваться вашим замечательным расположением ко мне, и вправду, нелегкий был день. Но завтра!.. — Он многозначительно погрозил ей пальцем. — Вы от меня никуда не денетесь, строгая, так сказать, красавица наша!

— Куда ж мне деваться-то от вас, — по-девчоночьи зарделась Ольга Павловна. — Я уже лет двадцать обожаю вас, Илья Олегович. Как приехали в Прикубанск в семьдесят пятом, так и начались мои страдания…

— А вот страдать, понимаешь, не надо, — сказал Стригунов, растроганный неожиданным признанием. Что это с нею стряслось? Четыре года молчала и вдруг, нате вам, понимаешь!

— Может, подбросить вас до дому, Ольга Павловна? — Илья Олегович помолчал, ожидая ответа, и добавил: — Оленька…

— Спасибо, — тихо прошептала она, все еще стесняясь своей неожиданной смелости. — Мне тут близко, дойду потихоньку.