Предвыборная страсть - Николай Новиков

— Бугаева ко мне, — приказала Лера. — Немедленно!

— Я надеюсь, он вот-вот прибудет. Но это еще не все, Валерия Петровна. Сегодня поистине черный вечер для нашего города.

— Еще не все?! — закричала Лера. — Вы что, издеваетесь надо мной? Что еще могло случиться?!

— Убит Илья Олегович Стригунов.

У Леры дыхание перехватило. Так вот почему было много милицейских машин на улице Некрасова.

— Кто это сделал?

— У меня есть подозреваемый. Видите ли, вчера в вашем кабинете он угрожал расправой Илье Олеговичу. А позже говорил, что покойный нанял бандитов, которые якобы избили его. Я имею в виду журналиста Андрея Истомина.

— Почему вы так решили? — голос Леры предательски дрогнул.

— Потому что он околачивался неподалеку от места преступления, даже подошел выяснить, убит ли Стригунов или ранен. Вразумительного объяснения, что он делал в этот час так далеко от места жительства и от места работы, я не получил.

— Но он ведь мог… быть у кого-то в гостях.

— Я сомневаюсь. Почему бы в таком случае не назвать фамилию, адрес? Если бы тот, у кого он был, подтвердил это, я бы, скорее всего, извинился и отпустил Истомина.

Лера вспомнила, что Костя должен вернуться домой после полуночи.

— И вы арестовали его?

— К сожалению, нет, Валерия Петровна. Он бежал, тем самым подтвердил свою причастность к преступлению. Почему человек убегает с места происшествия? Потому что виновен. Это аксиома. Похоже, он хорошо знал окрестности, так рванул, что мои оперативники упустили его.

— Я все поняла, — сухо сказала Лера. — Вам предстоит большая работа, надеюсь, вы справитесь с ней. А теперь, пожалуйста, оставьте меня.

— Валерия Петровна, не могли бы вы прояснить суть конфликта, случившегося в вашем кабинете?

— Нет, сейчас я ничего не могу прояснять. Работайте, Дмитрий Семенович, не смею вас задерживать.

Чупров внимательно посмотрел на нее. Лера выдержала этот взгляд. Оба поняли, что не все говорят, но сейчас Чупрову не оставалось ничего другого, как еще раз выразить свое соболезнование и удалиться.

Лера закрыла дверь и, вернувшись в кабинет, ничком повалилась на диван. Борис погиб, застрелил себя. Почему?! Он убил себя именно тогда, когда она была счастлива, когда по-настоящему ощутила себя женщиной. Почему? Совпадение или судьба заставила ее платить за счастье жизнью другого человека? Пусть нелюбимого, запутавшегося в своих странных делах, но жизнью! Это слишком страшная цена.

Хотелось плакать, но глаза были сухими. Андрей! Он убежал… А что ему оставалось делать? Андрей, любимый, где ты, что с тобой? И самое страшное — она не в силах ему помочь. Ничем. Никак… Такое наказание за то, что несколько часов была счастлива? После шестнадцати лет холода и изнуряющей работы всего-то несколько часов! И за это — такая цена?

Звонок в дверь заставил ее подняться.

— Извините, — опустив глаза, пробормотал Бугаев. — Я встретил Чупрова, он сказал… вы уже все знаете.

Лера посторонилась, пропуская его в прихожую, но дальше не пошла.

— Как это произошло?

Бугаев замялся, а потом махнул рукой:

— Хотели выручить его, вытащить из лап каких-то подонков, а он увидел нас и подумал, что пришли арестовывать… И шандарахнул себе в сердце.

— Я тоже подозревала что-то неладное, какой-то он странный был в последнее время. Кто эти подонки, что хотели?

— Я думаю, на него давили, чтобы он заставил вас снять свою кандидатуру на выборах в Думу. И у них были мощные рычаги… Извините, но…

— Говори.

— Борис Васильевич вам изменял.

— Есть доказательства?

— Есть, — Бугаев вытащил из кармана куртки фотографию, протянул Лере. — Но, Валерия Петровна, Чупров об этом не знает. И лучше б не узнал. Зачем порочить покойного?

Лера с ужасом увидела на фотографии испуганное лицо Бориса на фоне окровавленной голозадой девушки. В руке Борис держал пистолет.

— Я не могу поверить в это… — прошептала она. — Борис мог мне изменить, но стать убийцей…

— Он и не стал, — тяжело вздохнул Бугаев. — Девушка жива и здорова. Но дома ее нет. Мои люди сейчас проверяют места, где она может быть. Жива она, жива. Когда Борис Васильевич пришел к ней, его оглушили, ее облили какой-то красной жидкостью, а когда он проснулся, увидел все это и пистолет в руке, понял, что попался. Они держали его на крючке: либо сделает то, что прикажут, либо убьют девчонку, а фотография и пистолет с отпечатками пальцев будут неопровержимой уликой. Я сразу все понял. И помчался выручать его.

— Он не поверил тебе?

— Он больше суток пил и, когда я приехал на вашу дачу, почти ничего не соображал. Я показал фотографию, стал убеждать, что мы пришли ему помочь… Он кивнул, ушел в комнату и застрелился. Похоже, ружье держал под рукой, собирался отстреливаться от бандитов…

— Нужно найти эту девушку. Немедленно.

— Это мы обязательно сделаем. Но я думаю, она уже далеко от Прикубанска, если вообще жива.

— Кто за этим стоит? Вашурин?

— Не могу точно сказать. Но, судя по последним событиям, — кто же еще? Вас пытались заставить снять свою кандидатуру, Стригунова убили… Если б не гибель Бориса Васильевича, сейчас остался бы только один кандидат, он.

— Как это можно доказать?

— Можно только грохнуть его.

— Ни в коем случае. Хорошо, я завтра поговорю с Чупровым.

— Валерия Петровна, если Чупров узнает, что я утаил важную улику, фотографию, у меня будут неприятности.

— Где ты ее взял?

— В почтовом ящике.

— Почему не сказал мне?

— Зачем же вас расстраивать? Подумал, съезжу, поговорю с Борисом Васильевичем, а потом и разберусь с теми, кто решил поиграть с вами в кошки-мышки. Я найду их, не сомневайтесь.

— Надеюсь, Гена, — опустила голову Лера. — Я не буду говорить Чупрову о фотографии, она вряд ли поможет следствию. Тут не кропотливое расследование нужно, а решительные действия. Ты понимаешь, о чем я?

— Естественно, Валерия Петровна!

42

Анжела, пригорюнясь, сидела на черном кожаном диване и молчала.

Где сейчас Борис, как они хотят заставить его что-то делать? И что? Дура она, дура, пошла на поводу у бандита, вот и влипла теперь… А можно ли было поступить по-другому?

Артисткой мечтала стать… Приехала из соседней станицы, два месяца на заводе поработала, в самодеятельном театре играла, потом в городской взяли; правда, ролей серьезных не предлагали и платили гроши. Пришлось уйти в варьете, которое на самом деле оказалось обычным стриптизом. Противно, но хоть деньги появились, жить можно было безбедно.

А потом с удивлением поняла: увязла дальше некуда. Лебеда — не просто начальник, а самый настоящий рабовладелец! «Замуж? Будешь раз или два раза в неделю встречаться со мной или с кем прикажу». Ну и какой муж согласится на это? «Отпустить? Плати неустойку десять тысяч баксов и — свободная птаха. Контракт же подписала на десять лет». И правда, подписала… Да где же взять такие деньги? Дура, самая настоящая!

Жаловаться некому, все у Лебеды с виду по закону. А если наперекор ему взять и уйти, через неделю или машина наедет, или кирпич на голову упадет, или в подъезде зарежут, или ноги переломают — он на все способен, этот ублюдок! И потом никто ничего не докажет.

Вот и докатилась, хорошего человека подвела под монастырь… Нравился ей Борис, легко с ним было, приятно, весело. А теперь и думать страшно — предала, подлюка!.. Хотела заработать бабки и махнуть в Италию, да теперь и это не получится.

Всю ночь Лебеда мучил ее, это ж настоящее истязание было! Зубы стиснула и терпела, даже улыбалась, когда он требовал, а к горлу тошнота подступала…

Докатилась Анжелка!

Мебель тут вся красивая, стильная, да что толку, если на свет Божий смотреть больно? Ночь уже на дворе, а на душе прямо кошки скребут.

Лебеда широкими шагами ходил мимо дивана, довольно ухмыляясь и с вожделением потирая ладони. Он был похож на помешанного, который разговаривает сам с собой.

— Класс, класс! — говорил Лебеда. — Все получилось как надо! Молодец, Сурок, сработал профессионально! — Неожиданно лицо его приняло озабоченное выражение. — А вот Сивуха куда-то исчез. Паскуда, вчера получил бабки за работу и, наверное, квасит сейчас где-то. Ладно, завтра скажу ему, чтоб не позволял себе расслабуху!.. А на хрен он мне сейчас нужен? Пусть гулеванит, покуда можно!

— А мне что делать? — жалобно проскулила Анжела. — Ты сказал, домой теперь нельзя, как же я дальше буду жить?

— Отлично! — загоготал Лебеда. — Лучше, чем раньше! Это я так, на всякий пожарный сказал, что нельзя торчать дома. А вдруг что не так выйдет. Все вышло отлично, Анжелка!

Он подскочил к девушке, опрокинул ее на диван, задрал эластичную юбчонку выше пояса и принялся мять короткими, толстыми пальцами голубые трусики. Она даже не пыталась сопротивляться, лишь крупные слезы катились по бледным щекам.