Птичья песня - Яна Ветрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока Элла извлекала оттуда ворох одежды, которую никто не удосужился аккуратно сложить, я наугад вытащила книгу. Между страниц обнаружилась закладка – узкая плотная полоска бумаги с акварельным рисунком, изображавшим девушку с книгой.
– Это дочки нашей, Роны. Одежда тоже её. Не сказать, что вещи модные, да и размер не твой, но пару юбок мы тебе сейчас подберём.
– А она не будет против? – смущённо спросила я.
– Да ну что ты! Она уже давно от нас съехала, приезжает пару раз в год навестить, – донёсся голос Эллы, закопавшейся где-то в недрах шкафа. – Вот, примерь-ка!
Юбка глубокого тёмно-фиолетового цвета едва закрывала колени, а женщины на улицах носили платья в пол, но я никогда и не была модницей. Юбка оказалась широковата, зато на тонком пояске, так что я с благодарностью приняла её. Экстравагантную чёрную в белый горох я с ужасом отвергла. Нашлось ещё простое холщовое платье, тоже широкое, но я взяла и его.
– А Рона… Кстати, её мы назвали тоже в честь реки, только большой, не в пример Элле. Исток её в тех же горах, но севернее, она пересекает равнину и впадает в Острое море. Так вот Рона, в смысле, наша дочь, а не река, уехала учиться в Ики-Рон, это посреди Великой равнины. Не по нраву ей столица! Места мало, говорит, всё зажато холмами. Хотя рисовать ей тут нравилось. Вот, смотри!
Элла извлекла из шкафа пухлую, перевязанную лентой папку. Знакомые мне улочки в разные времена года, замок на восходе и на закате, корабли, плывущие по Чернильной реке… А вот и разноцветные навесы Старого рынка. Я перевернула лист, испещрённый ярко-красными кляксами и чёрными линиями, непонятно как затесавшийся среди воздушных акварелей, но тут же вернулась к нему. Нет, не бесформенные пятна покрывали бумагу. Это алые бабочки взвились в воздух, оторвавшись от белых стволов.
– У Роны нет способностей к магии, – сказала Элла, – но иногда ей снятся сны о других мирах. Алых бабочек уже семьдесят лет никто не видел!
– Я видела, – сказала я, не в силах оторвать взгляд от рисунка.
– Пока сюда добиралась? Ну, уши-то ты закрыла, раз мы сейчас с тобой разговариваем.
– А что будет, если не закрыть?
– Наобещают всякого, новую жизнь, лучше прежней, без страхов и сомнений. Только в обмен поделись телом, дай бабочке почувствовать себя живой.
– Разве это плохо, жизнь без сомнений?
– Так-то оно так, но жить этой жизнью уже не ты будешь. Человек соглашается, и первое время всё ему нипочём – горы перейти, море переплыть, первой красавице в любви признаться… А потом чувствует, что теряет контроль. Кто-то долго сопротивляется, а кто-то на глазах тает, да только финал один. Человек исчезает, а его телом завладевает бессердечное примитивное существо.
Я убрала рисунок в папку. Рассматривать акварели больше не хотелось.
– Семьдесят лет назад какие-то неучи втайне от Совета проводили эксперимент, вот бабочки и разлетелись по окрестным мирам. Поговаривают, что не всех тогда переловили, не всех заражённых нашли. Так и продолжили они жить среди людей, а теперь живут их дети и внуки.
По пути домой я обнимала свои обновки и вдыхала запах сушёной лаванды и шоколадного печенья, пакетик с которым Элла заботливо сунула мне на выходе.
Из трубы валил дым, в почтовом ящике торчал конверт, который я вытащила и бросила на столик в прихожей. На первый взгляд, там было чисто, всматриваться я не стала. Воспоминания превратились в дымку ночного кошмара, которая растаяла при дневном свете. В своей комнате я решила проверить, на что может сгодиться моя собственная зеркальная магия. «В чём суть зеркала, Екатерина?» – спросила я себя, копируя учительский тон Робина. В отражении. Что, если можно увидеть если не сами серебряные искорки, то хотя бы их отражение?
Я представила, что на полу лежит зеркало, в котором отражается круглая лампа, и махнула запиской. Зажёгся свет, но на полу ничего необычного не произошло. Я пробовала снова и снова, пока мне не показалось, что что-то блеснуло. В возбуждении я чуть не захлопала в ладоши, но тут же оборвала себя. Вдруг показалось? В ванной комнате я мысленно поставила зеркало за краном так, чтобы можно было и смотреть на текущую воду, и представить себе её отражение. На секунду мне привиделась пара искорок, но это мог быть просто отсвет лампы в каплях воды. Спустя полчаса бесплотных попыток было уже трудно оценить, не придумала ли я всё это? Нет, не может быть. Я ощущала едва уловимую разницу между фантазией и магией. Вот бы найти того, кто научит со всем этим обращаться!
Порядком раздражённая, я пошла на кухню, решив не дожидаться, когда колдун засунет мне в голову образ чашки с кофе. Что-то происходило со связью. Я просто знала, что он уже хочет кофе, но ещё не зовёт меня. Я кашляю от его ран, он улавливает мои секундные порывы… Безумие! Придётся контролировать каждую мысль! Должен быть способ от этого отгородиться ещё до того, как я попаду домой.
Я приготовила кофе на двоих, потому что не была уверена, остался Робин или нет, и сразу понесла чашки в библиотеку. Сейчас колдун удивится, начнёт расспрашивать, почему это я несу кофе, хотя он не звал… Всё равно. Если сейчас в мою гудящую голову проникнет хоть одна чужая мысль, я взорвусь от раздражения. Своего или чужого – не важно.
Робин с Джеем сидели у камина и спорили над открытой книгой. В библиотеке стоял отвратительный запах, в камине догорали окровавленные тряпки и одежда. Я спешно приблизилась и поставила кофе на столик. Робин, не отрываясь от книги, с задержкой произнёс «Спасибо», а Джей вообще не обратил внимания. Я, слегка обиженная, протянула колдуну конверт из почтового ящика и список Туана. Последний спустя пять секунд отправился в камин. В ответ Джей выдал мне стопку писем, и я, нарядившись в новую старую юбку, футболку с Микки Маусом и кроссовки, отправилась в город ловить изумлённые взгляды горожан. Первым делом нужно было порадовать себя чашечкой чая с видом на Чернильную реку и, наконец, поесть.
Глава 16. Кондитер
Наутро снова пришлось набить корзинку с продуктами под завязку. Я сердито думала, что колдуна бросает из крайности в крайность. Сначала он вообще ничего не ел, а теперь в его желудке образовалась небольшая чёрная дыра, в
