Постоянство хищника - Максим Шаттам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он готов. Мы отвели вам кабинет на втором этаже, – сообщила она, – там никто не помешает допросу. Мы убрали все, что могло бы его встревожить, и поставили компьютер для записи протокола. Я печатаю быстро и смогу одновременно наблюдать за ним. Вы ведете разговор, я молча изучаю язык тела.
Сеньон покачал головой:
– Мне нужен не кабинет, а специально оборудованная комната. Без окон, с пустыми стенами, только стол между нами и стулья.
– Но…
– Решите проблему. У вас есть час. А он пусть еще помаринуется. Я хочу, чтобы он подумал. В комнате вы передадите мне все папки, какие сумеете набрать, большую стопку с его фамилией, именами его сыновей и названиями шахт, где нашли тела. Пусть у него создастся впечатление, что мы все уже знаем. Что он нам фактически не нужен.
– Хотите заставить его говорить, чтобы он вернул контроль над ситуацией, – догадалась она. – Хитро. Хорошо, я все сделаю.
– А взамен вы можете не сидеть на допросе. Нужен только Франк, мой коллега. А для ведения протокола найдите парня.
– Но…
Сеньон включил режим «намерение», его не заботил ни собственный имидж, ни чужое самолюбие. Он отталкивал Гарибо все дальше, но именно этого и хотел. Пусть будет задета ее гордость, пусть увидит в парижских следаках чванливых придурков, считающих себя умнее тактичных и скромных провинциалов.
– И последнее: заранее расставьте стулья. Я хочу сидеть рядом с Франком напротив Симановски. Адвоката устройте позади него и чуть в стороне, а в глубине – сотрудника, который будет протоколировать. Вы напечатали то, что я просил?
Она кивнула, замкнувшись, как устрица, и протянула ему довольно толстую папку.
Сеньон уединился в углу и стал изучать протоколы Симановски по делам об изнасиловании и убийстве дочери. Он хотел прочувствовать материал. Как этот тип отвечал? Раскрывался или замыкался в себе? Манера говорить. Словарный запас. Уверенность в себе. Все, чтобы подготовиться к встрече. Предугадать ответы, придумать, как их обойти.
Через час на телефоне прозвонил будильник. Он не успел дочитать, но первый вывод сделал: Симановски со временем становится все менее разговорчивым, открывается в начале допроса, а в конце разрывает контакт.
Сеньон встретил Франка в коридоре. Они распределили роли между собой. Каждый знал, что делать. Они взяли кофе, и их подвели к блеклой красной двери. Сеньон вздохнул напоследок и надел маску невозмутимости.
Узкая комната оказалась обустроена именно так, как он просил. Антони Симановски сидел, навалившись на стол. Когда появились следователи, он выпрямился. Те заняли большую часть пространства напротив него. Двое крепких парней. Два альфа-самца. Такие же, как он сам.
Стенографист был в форме, что сразу раздосадовало Сеньона: следовало предупредить, что не должно быть внешних проявлений власти. К счастью, он сидел за спиной подозреваемого, а тот по ходу допроса о нем забудет.
Адвокат, небритый мужчина лет тридцати, сидел, как было предусмотрено, сбоку и чуть позади своего клиента с блокнотом на коленях. Его бегающий взгляд и покатые плечи сразу успокоили Сеньона. Он не создаст им проблем. Этот не из тех, кто хочет самоутвердиться любой ценой или превратить допрос в трибуну для защиты клиента. Скорее всего, он будет молча слушать, а советы клиенту даст только в случае необходимости. Адвокат – не тот параметр, который поддается контролю, он способен опрокинуть всю их стратегию. Но Сеньон почувствовал, что этот будет играть на их стороне. Возможно, он даже велел клиенту ничего не говорить, и это было бы идеально. Никто не указывает Симановски, что делать. И уж точно не адвокат, который его обслуживает. А если тот и решит приказать, убийца с удовольствием поступит наоборот.
Сеньон поставил перед Симановски дымящийся стаканчик.
– Кофе без сахара, – объявил он. – Если хотите чего-нибудь другого, скажите.
Задержанный – квадратное лицо, короткие седые волосы, изможденный вид, губ почти не видно – посмотрел Сеньону прямо в глаза. Тот обратил внимание на размер его рук и поразился, когда стаканчик исчез в ладонях, но виду не подал. Широкие плечи. Телосложение дровосека.
Симановски дышал через нос с легким присвистом. Глаза ничего не выражали. В них отражался лишь потолочный светильник, и эти яркие вертикальные полоски делали зрачки похожими на кошачьи.
– Нечего тянуть, – холодно бросил он, – чем быстрее вы зададите свои вопросы, тем скорее я вернусь в камеру и лягу.
43
Сеньон начал с того, что всех представил, попросил задержанного назваться и сообщить все, что хотелось бы зафиксировать в протоколе.
Симановски находился под стражей со вчерашнего дня, успел понервничать и даже устать. Сеньон рисковал потерять его внимание, поэтому перешел прямо к делу. Не было смысла притворяться.
– Знаете, почему вы здесь?
Симановски покачал головой, поджав и без того тонкие губы.
– Шахта «Фулхайм», колодец «Гектор». Девушки.
Убийца поднял глаза на темнокожего великана.
При других обстоятельствах Сеньон много часов задавал бы открытые вопросы, чтобы разговорить его, завоевать доверие, понять, не получится ли поймать на противоречиях в показаниях. Но усталость Симановски побудила его к разговору напрямик. У него мало времени – скоро арестованный замкнется в себе и откажется отвечать. Первое впечатление было ключевым.
– Кресты, нарисованные кровью животных на стенах колодца, – продолжил Сеньон. – Такого я никогда не видел.
Он открыл папку с репродукцией рисунка из пещеры Ласко.
– Надо же было додуматься до птичьих голов! Пусть говорят что угодно – вы талант в своем деле.
Симановски даже не моргнул. Сеньон не ждал ничего другого. Оставив задержанного в кабинете со всеми документами, он дал ему время осознать, что им многое известно. Или даже все. Он избавил себя от бесконечной игры в туманные вопросы и ответы, во время которой Симановски пытался бы выяснить, что конкретно есть у жандармов. Теперь он знал.
Сеньон должен был открыть ему дверь, незаметно навести на мысль, где он сможет вернуть себе контроль. Для этого нужны только утверждения. Больше никаких вопросов. На первый Симановски не ответил, теперь пусть терпит. Чувствует себя ненужным. Легавый присваивает его историю, отстраняет его. Делает беспомощным. Давит своим рассказом.
– Насчет птиц вы, наверное, придумали в детстве, в Жиструа. Когда увидели, что делал отец в галерее. Я туда спускался. Поразительно. Уж и не знаю, как такое повлияло бы на меня в детстве. В вашем случае обострилось воображение.
Сеньон взял ручку и начертил на обороте открытой папки символ. Горизонтальную восьмерку.
– Теперь про
