По следам султанов и раджей - Ян Марек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в этой поездке нас будет сопровождать лейтенант Шаукат. Он здесь родился и провел свое детство, поэтому неудивительно, что Шаукат превосходно знал традиции родного края.
Прекрасным солнечным утром старый Мустафа на черном лимузине эмира повез нас в Уч. Мы проехали мимо вокзала, с которого началось наше путешествие по Бахавалпуру, и направились в небольшой провинциальный городок Ахмадпур, который мы проезжали еще вчера. Теперь у нас была возможность побродить здесь и как следует все рассмотреть. На брезентах, расстеленных на земле, и на лестницах домов выставлены светло–охровые, покрытые бесцветной глазурью хрупкие и невероятно легкие керамические сосуды для воды. Я взвесил на руке метровый кувшин. Кажется, что он не весил и 50 грамм.
Нам так захотелось купить что–нибудь в качестве сувенира, однако долго не могли решить, что же именно и у кого. Мы переходили от лавки к лавке. Казалось, что у следующего гончара изделия лучше, чем у предыдущего. Наконец, мы остановились у самой большой лавки, расположенной на перекрестке двух улиц. На досках в широких плоских корзинах лежали разнообразные миски с резными краями, ажурные корзиночки, яйце–и сердцевидные коробочки с инкрустированными крышечками. Тут же на высокой деревянной полке у изгороди выстроились изящные вазочки с цветными узорами, пузатые кружки и искусно сформованные графины для воды. А рядом блестели уложенные ровными рядами традиционные бахавалпурские фляжки, похожие на солдатские, но в отличие от них с высоким хрупким горлышком.
Мы купили одну такую фляжку и удивились ее небольшой стоимости. Позднее, восхищаясь хрупкостью изделия, мы никак не могли решить, как ее лучше упаковать, чтобы она не разбилась по дороге. Наши опасения оказались не напрасны: фляжка доехала с нами лишь до Карачи.
Мы зашли в красивое здание колониальных времен. Здесь расположен ахмадпурский суд, где нас ждал полковник Хашими. Как у бывшего адвоката, у него большой круг знакомых, и он предложил нам рекомендательное письмо землевладельцу из Уча, интересы которого он когда–то представлял в суде. В письме полковник Хашими обращался с просьбой оказать нам такое гостеприимство, какое можно ожидать от самого богатого землевладельца и уважаемого саджада–нашина.
Саджада–нашин — дословно «сидящий на молитвенном коврике» — титул духовного преемника того или иного известного мистика, одновременно являющегося и наследственным хранителем гробницы. Такого человека называют иногда еще пир — старец — или махдум — обслуживаемый. Саджада–нашин не всегда прямой потомок святого, однако в любом случае посредством так называемой силсилы — цепи, или духовной родословной, — должен быть соединен с основателем местной мистической традиции, а через него с пророком Мухаммедом. Он не обязан жить при мавзолее святого и может даже жениться. Нередко саджада–нашин работает в каком–нибудь светском учреждении. В деревне такой человек обычно занимается земледелием. Благодаря верующим он живет в достатке и часто превращается в богатого землевладельца — заминдара. Интересно, что это ничуть не уменьшает благоволения религиозгных последователей святого к саджаду–нашину, хотя его зажиточность явно контрастирует с нищетой деревни. Простые крестьяне видят в его земном благополучии проявление особой милости Аллаха.
Саджада–нашин обязан находиться в мавзолее мистика, духовным последователем которого он является, определенное количество ночей в году. Бывает это раз в неделю и лишь во время некоторых праздников, когда он принимает участие в особом обряде или, вернее, в общих религиозных церемониях. Тогда он, как правило, входит в состояние экстаза и, таким образом, достигает мистического соединения с Аллахом. Мы надеялись, что нам повезет и мы встретимся с таким живым последователем святого мистика.
По дороге мы с нетерпением поглядывали по сторонам. Уч расположен в 23 километрах на северо–запад от Ахмадпура, с которым его связывает старая узкая дорога, выложенная красным кирпичом. За окнами машины мелькали полупустынные места с низкой растительностью, а через дорогу иногда протягивался серо–желтый язык песчаного заноса. Элегантная машина эмира не была предназначена для такой неровной дороги и, несмотря на хорошую амортизацию, тряслась и скрипела во всех своих соединениях.
Наконец перед нами появились небольшие островки пальм, и откуда–то издалека донеслось напряженное дыхание водяного насоса. По обеим сторонам дороги количество зеленых лоскутков полей становилось все больше, затем мы обогнали одиночных верблюдов и небольшие стада буйволов, бредущих на пастбища. Минуя полуразвалившиеся глиняные домики, мы въехали на пыльную площадь главного базара, откуда расшатанные автобусы отправлялись в окрестные деревеньки.
Широкий лимузин пробирался по тесным улочкам. Гудок сигнала вспугнул группу полуголых детишек и стаи кур, копошившихся в кучах мусора. У нас создалось впечатление, что мы попали не в древний город, а в захолустную деревеньку.
— А были времена, когда многие иностранцы восхищались этим городом, — нарушил молчание лейтенант Шаукат. — Из дальних мест на местные базары приходили купцы, а к городским пристаням регулярно подходили челны, развозившие отсюда пшеницу по всему нынешнему Синду.
Нам не хотелось верить своим ушам. Ведь в Уче нет никакой реки. Этому пыльному городишке более всего нужна была именно живительная вода.
— Не всегда здесь была пустыня, — объяснил наш собеседник. — Еще в 1739 году, когда персидский завоеватель Надир Шах напал на Индию, стены Уча омывала река Хакра. По ней арабы проникали в глубь Индии еще в VIII веке. Позднее река служила в качестве главной транспортной артерии целого княжества. Однако в XVIII столетии на территории Южного Пенджаба произошло сильное землетрясение, в результате которого происшедшие сдвиги горных пород полностью перегородили русло Хакры, и река была вынуждена искать новый путь к Инду.
Машина остановилась на небольшой площади перед финиковым садом. Далее мы не проехали. По узким улочкам и проходам, ведущим к усадьбе потомственных хранителей мавзолея бухарского мистика, можно было пройти лишь пешком. После нескольких поворотов лабиринт улочек кончился, и мы оказались перед окрашенной в желтый цвет башней, служащей входом в усадьбу заминдара, ничем не напоминающую жилище святого. На стене мы заметили консоли электропроводов, ясно указывающие на то, что господин Сайид не закрывал двери перед современной техникой. Оказалось, у него есть даже собственный генератор, который приводится в действие дизельным двигателем. Генератор обеспечивал электричеством все хозяйство заминдара, а также мавзолей с мечетью. Конечно, это были явные признаки прогресса, но при этом в соседних домах каждый вечер зажигались лишь керосиновые лампы, а в лачугах безземельных крестьян — коптилки из глины с горчичным маслом.
Наша надежда увидеть саджаду–нашина, к сожалению, не сбылась. Его не было дома — он уехал накануне в Мультан на какое–то судебное разбирательство. Прочтя письмо, заботу о нас взяли на себя два его сына, за которыми на поле уже успел быстро сбегать слуга. Они охотно показали нам рабочий кабинет отца, там махдум работал, писал и предавался медитации.
С интересом рассматривали мы тяжелые деревянные сундуки с реликвиями и памятными вещами основателя традиции. Мистик Сайид Джалал–уд–дин Бухарский родился в Бухаре в 1198 году и дожил, говорят, до 100 лет. В Уч он пришел во время правления султана Рукн–уд–дина. По дороге он посетил монгольского завоевателя Чингисхана, рассчитывая обратить его в ислам. Чингисхан приказал бросить его в огонь, однако Джалал якобы вышел из огня невредимым. Это произвело такое сильное впечатление на Чингисхана, что тот, по преданию, решил все–таки перейти в ислам и принял персидское имя Джахангир Хан и, кроме того, дал святому в жены свою дочь Заинаб. После этого Джалал стал проповедовать ислам в бассейне реки Инд и обратил в исламскую веру миллионы индусов и буддистов. О его духовной силе и чудодейственных способностях рассказывают невероятные истории. В настоящее время почитатели святого есть не только в самом Уче, но и в других районах Пакистана, а также в соседней Индии.
Даже после смерти святого тело его не знало покоя. Сначала его захоронили в деревеньке Ченаб Расул, неподалеку отсюда, однако началось наводнение и могилу затопило. После этого останки святого перенесли в другое место. Однако наводнение пришло и туда, и снова останки выкопали и перезахоронили в Уче. В 1625 году для большей верности их перенесли на холм, на котором могила святого находится до настоящего времени. В 1835 году наваб Бахавал Хан приказал построить в этом месте скромный мавзолей.
Старший сын заминдара вынул из сундука тяжелые серебряные подсвечники, позолоченные цепочки и инкрустированные драгоценными камнями ящички, подарки религиозных паломников. Однако нас больше всего интересовало содержимое другого сундука. В нем были сложены старые арабские и персидские рукописи, главным образом трактаты по мистике и теософии, между которыми есть наверняка и ценные исторические документы.