Мертвый час - Валерий Введенский

– Значит, завтра и приду. Не хочу надолго оставлять Авика. Он места себе не находит, грозится руки наложить. Я так его люблю…

– Ася…

– До завтра, Николя, до завтра.

Ася вышла во двор, не обратив внимания на невзрачного господина в котелке, который увязался за ней. Княгиня вышла на Гагаринскую, подозвала извозчика:

– В Стрельну.

Голомысов крутил головой, но, как назло, ни городовых, ни дворника, ни извозчиков. Пришлось бежать до Пантелеймоновской, где наконец поймал пролетку.

Коляску с Асей нагнали только на Петергофском. Далее тащились следом за ней на некотором расстоянии, чтобы княгиня не заметила слежку. В Стрельне Ася вышла около какой-то дачи, прошла в полисадник, где ее встретил и обнял мужчина, одетый в венгерку.

– На станцию, – скомандовал извозчику Голомысов.

Телеграф уже закрылся, но телеграфист уйти еще не успел. Голомысов заставил его отбить депешу в сыскное.

Данила Петрович, помня о конфузе в квартире сына, вошел в сад не сразу. Сперва решил рассмотреть детей, которые там копошатся. Как назло, юношей было двое, а девиц так и вовсе три. Не вызывал сомнений лишь карапуз, но вспомнить, как его зовут, князь не сумел. Вот старшего точно звали Евгений. Неужели уже с усами? Как быстро время летит… Но почему в инвалидной коляске?

– Ваше сиятельство, – окликнули князя.

Он обернулся – невестка, забодай ее козел. На лице Дмитрия Ивановича нарисовалась радость:

– Дочь моя, на п’гироде вы особенно хо’гоши, – картавя еще больше обычного, произнес он и раскрыл объятия.

Сашенька от лобызаний уклонилась, просто подала руку. Зачем он сюда приперся?

– Чем обязаны этакому счастью?

– По внукам соскучился. Смотрю и не могу оторваться. А почему Женечка в коляске? Ножку сломал?

Пришлось знакомить деда с внуками. Старшие его когда-то видели, а вот Володя сильно удивился. Деда Илью он знал хорошо и очень любил, а что должен быть и второй дед, почему-то не задумывался.

– Нина, нам надо поговорить. – Сашенька движением головы пригласила соседку в глубь сада. – Ты что, опять ездила в Петербург? – спросила княгиня, когда они отошли достаточно, чтоб их не услышали.

– Где маман? – вопросом на вопрос ответила Нина.

– Ее увел к себе Волобуев.

– Почему не вернулась с вами?

– Потому что в убийстве твоего отчима подозревается мой муж.

– В убийстве? Четыркина убили? Ребята сказали, повесился…

– Его убили! Ты не ответила на мой вопрос…

– Извините, я к маме.

А ведь поднести Четыркину платочек с хлороформом мог кто угодно, даже щуплая девица! Нина отчима люто ненавидела, из-за этого и подсунула ему в портфель облигации. Вдруг и убила? Если завтра приедет Крутилин (а Сашенька дала ему телеграмму, как просил Дмитрий Данилович), она обязательно про Нину расскажет. Хватит ее покрывать.

Княгиня прошла в дом, где дети с внезапно обретенным дедушкой пили чай.

– Дочь моя, а где Дмитрий? Его помощник сказал, что здесь, на даче…

При детях говорить не хотелось, пришлось возвращаться в сад, на то же место, теперь уже с «обожаемым» тестем:

– Дмитрий арестован.

– Вот черт! Всегда знал, что этим закончится. Либеральные мысли не доводят до добра. Их надо гнать от себя. Гнать! Вот я…

– Дмитрий арестован по криминальному делу. Его подозревают в убийстве подзащитного…

– А что прикажешь делать мне? Я так надеялся на него. У меня страшная беда…

Выслушав про сигары, Сашенька развела руками:

– Придется вам выпутываться самому. Езжайте к этому графу, просите прощения…

– Кто? Я? Может, ты съездишь?

– Нет, Данила Петрович. И советую поторопиться, до отправления последней машины – полчаса.

– Ты меня прогоняешь?

– Ниночка, наконец-то, – воскликнула Мария Дмитриевна, увидев девушку, бежавшую по дорожке. – Юлия Васильевна вся из-за вас извелась.

– Она в доме?

– Да. Спит. Я настояла на снотворном. Не стоит ее будить. Оставайтесь у нас. Вам постелют в Асиной комнате, – на глазах графини снова появились слезы.

Дежурный агент принес телеграммы, когда Иван Дмитриевич ужинал. Первая, от Голомысова, очень порадовала. Крутилин прикинул, отправлять ли отряд для задержания Урушадзе прямо сейчас, но решил, что до утра потерпит. Чай, не белые ночи, не дай бог, преступник сбежит с дачи и спрячется в лесах.

Вторая телеграмма, от Сашеньки, сильно озадачила. Тарусов, в том Иван Дмитриевич не сомневался, не виноват. Но как вытащить его из лап коллег, задумавших отомстить адвокату? Крутилина к нему даже не пустят.

Хотя… Иван Дмитриевич вспомнил про сегодняшнюю депешу от экономного Фрелиха, которая сперва его поставила в тупик: «Кн. Д. Тарусов тире квакер Красовской тчк». Им с Яблочковым пришлось поломать голову, прежде чем удалось расшифровать и выяснить, что вовсе не Дмитрий Данилович хлопал в ладоши в театре в Озерках. Однако вот незадача: Данила Петрович оказался прытким старикашкой и сумел сбежать от Арсения Ивановича. Зато теперь телеграмму Фрелиха можно предъявить местному полицмейстеру, дабы обосновать допрос Дмитрия Даниловича. Он ведь тоже Д. Тарусов! Откуда Плешко знать, кто именно был клакером у Красовской.

Порадовавшись, что Стрельна по пути в Ораниенбаум и оба дела он успеет сделать за один день, Крутилин лег спать, наказав разбудить с рассветом.

Глава девятнадцатая

Рано утром сыщики окружили по периметру дачу, на которой Голомысов вчера видел подозреваемого. Яблочков постучался в дом. Обсыпанная мукой кухарка открыла ему дверь, Арсений Иванович схватил ее в охапку, чтоб с перепугу скалкой не огрела, а Голомысов зажал ей рот рукой. Агенты гурьбой ворвались в дом. Арендаторы дачи – коллежский асессор Суглобов с супругой – были обнаружены спящими в спальне первого этажа, супруги Урушадзе – в мансарде.

Пока князь под присмотром агентов одевался, Ася тщетно пыталась уговорить его открыться сыщикам. Автандил в ответ лишь мотал головой.

– Впустите, да впустите же меня, – растолкал толпившихся на деревянной резной лестнице агентов господин в драповом халате. – Что, черт возьми, тут происходит?

– Пропустить, – скомандовал Крутилин, догадавшись, что проснулся хозяин дома.

– По какому праву ворвались, разбудили семью и гостей? – накинулся он на Ивана Дмитриевича, с первого взгляда поняв, кто из непрошеных гостей главный.

– Начальник сыскной полиции Крутилин, – представился тот вместо объяснений.

– А мне плевать. Я человек добропорядочный. У меня тут не притон, чтобы врываться. Детей разбудили… Слышите, плачут?

– Гостей своих хорошо знаете?

– Отлично-с. Подруга жены по частному пансиону с супругом. Мы у них на свадьбе присутствовали в прошлом году. На их даче ремонт, вот и попросились на недельку…

– Газеты читаете?

– Что-что, простите?

– Газеты читаете? – повторил вопрос Крутилин.

– Безусловно. Каждое утро с биржевой хроники начинаю.

– Если не желаете быть зарезанным в собственной постели, сперва читайте хронику происшествий. Ваш гость князь Урушадзе находится в розыске, обвиняется в убийстве.

– Авик не убивал! Слышите? – бросилась к Крутилину Ася. – Авик, ну скажи…

Князь, не обращая внимания на заклинания супруги, присел на кровать и начал натягивать сапоги. Яблочков кивнул Ивану Дмитриевичу, мол, давайте выйдем, поговорим.

Они спустились в сад, закурили:

– Княгиню надобно допросить первой, – задумчиво произнес Арсений Иванович. – Что-то знает.

Крутилин скривился:

– Вряд ли. Ейный Авик, чтоб от себя не оттолкнуть, наплел ей гору небылиц. Княгиню вызовем завтра…

– Разве не арестуем?

– А за шо? Соучаствовать не могла, ту ночь в Ораниенбауме провела. Если и знала про убийство, доносить на мужа не обязана. Да… Вот что. Я в Петербург с вами не вернусь, дело в Ораниенбауме имею. Так что, Арсений Иванович, будешь в дороге за главного. Смотри за Урушадзе в оба. Тот еще князь! Из самого Окружного суда винта нарезал![136] Как вернетесь в сыскное, пошли за следователем, однако курьеру вели торопиться медленно. А сам в это время бери князя за жагу![137]

– Не беспокойтесь. Аки соловей запоет.

– Но-но. Без рукоприкладства. Все-таки князь. Говори ласково. Да и вообще с мордобитием закругляйся. Ломовику этому…

– Дорофею Любому…

– …чуть зубы не выбил. А он невиноватым оказался. А если бы выбил? Новые-то не отрастут. Ты, Арсений Иваныч, не озлобляй подозреваемых, наоборот, старайся расположить, разговорить по-свойски, словно книгу их «прочесть» от корки до корки. Иначе на суде конфузов не оберешься. Понял?

– Как не понять…

– Ваше высокоблагородие, – выскочил из дачного домика Голомысов. – Гляньте, что у князя в сапоге. Три тысячи сторублевками.

– Это же кредитки Красовской, – всполошился Яблочков. – Помните показания служанки? У актрисы в сафьяновом ридикюле тридцать «катенек» лежало…