Мертвый час - Валерий Введенский

– Четыркина убили вчера между десятью и двенадцатью утра. Чем в это время занимался ваш муж?

– Мы завтракали.

– Вместе с Суглобовами?

– Да, и их детьми.

– Рассказывайте дальше, – попросил Крутилин.

Его изначальная предвзятость начала отступать, с каждым словом он все больше и больше верил истории, которую Ася пересказывала со слов мужа.

– Красовская сказала Авику, что, распрощавшись с нами в кафе, отправилась к Четыркиным, чтобы поделиться своей догадкой с Глебом Тимофеевичем, но того не оказалось дома. И тогда она решилась написать отцу. Почте доверить побоялась – вдруг не успеют доставить? А где в Ораниенбауме сыскать «черных шапок»[139], Екатерина Захаровна не знала. Поэтому попросила передать письмо «его сиятельству лично в руки» сына аптекаря, не подумав, что, кроме отца, на даче еще два сиятельства, Авик и Миша. Красовская была в отчаянии, ведь завтра ей уезжать в Москву. Оставаться в Питере, чтобы искать встречи с графом, она не могла. И Авик, добрая душа, предложил рассказать про убийцу ему, пообещав слово в слово передать все графу. Красовская согласилась. Она поднялась в спальню, чтобы принести изобличающее преступника доказательство. Когда спускалась обратно, в дверь позвонили. Красовская забеспокоилась, вдруг это мой отец? Стала умолять Авика покинуть дом через окно в спальне – она призналась, что они с отцом любовники и, застав другого мужчину, граф ее взревнует.

– И ваш муж согласился выпрыгнуть в окно?

– Что ему оставалось? Но прыжок вышел неудачным, Авик расшиб колено. Из-за этого отойти от дома не успел. Потому и услышал крик Красовской: «Князь, помогите!» – а следом два хлопка. Невзирая на боль, Авик взобрался по водостоку до второго этажа и залез внутрь. Пересек спальню, вышел на лестницу… Внизу было темно, хотя пару минут назад там горела керосиновая лампа. Муж позвал Красовскую, никто не ответил. Авик вернулся в спальню, чтобы взять со стола свечку, но, услышав, что внизу хлопнула дверь, позабыл про нее и ринулся вниз по лестнице, желая догнать покинувшего дом, но в темноте споткнулся и упал. Пришлось возвращаться, чтобы все-таки взять свечу. Когда с нею в руке спустился, разглядел, обо что споткнулся – на полу в гостиной лежала мертвая Красовская, рядом с ней валялся револьвер. Авик поднял его и тотчас узнал по гравировке – то был револьвер моего отца.

– То есть самого графа он не видел?

– Нет, но револьвер отца полностью изобличает. Не так ли? Он всегда хранится в ящике, от которого ключ только у папы.

– Что было дальше?

– Авик не знал, как ему поступить…

– Как-как… Полицию надо было звать.

– Тогда Авика обвинили бы в убийстве. А скажи он правду, за решетку попал бы отец. И то и другое для мужа невозможно. На Кавказе какое бы преступление ни совершил твой родственник, а уж тем более отец, ты обязан молчать. И помочь запутать следы. В гостиной у стены стоял огромный сундук, ключ к которому был привязан веревкой. Авик открыл его, он доверху был набит платьями. И муж решил спрятать тело туда – вдруг завтра в суматохе отъезда служанка не заглянет внутрь? Отправит сундук на вокзал, сдаст в багаж, в результате тело найдут не сразу, а через несколько суток, когда опознать его будет невозможно.

– Будто в воду глядел.

– Нет, Авик вычитал нечто похожее в какой-то книге…

– Криминальными романами увлекается?

– Их обожает мой дядя Леонидик, за ним и Авик пристрастился.

– А я эти романы запретил бы. Невозможно из-за них следствие проводить. Преступники оттуда всю нашу методу узнают.

– Авик нервничал и торопился, потому наделал кучу глупостей. Зачем-то кинул в сундук букет, что принес с собой…

– А деньги зачем из сафьянового ридикюля забрал? Тоже торопился?

Княгиня потупилась.

– Ну? Что молчите? Может, из-за этих денег он и убил актрису? Заранее все продумал, стащил у тестя револьвер…

– Замолчите. Зря я… Знала, что не поверите.

– Нет, не зря. Ваш отец курит сигары?

– Да.

– Красовская успела показать вашему Авику доказательство, за которым поднималась в спальню?

– Нет. Когда спускалась по лестнице, Авик заметил у нее в руках какой-то листок. Но раздался звонок…

– А потом, когда осматривал труп?

– Листок исчез.

После сна вчерашние тревоги отступили. Данила Петрович с большим аппетитом позавтракал и теперь с нетерпением ждал, когда невестка отправится к Дмитрию. Ах, как некстати тот попал в тюрьму! Ведь давеча хвастался, что с самим Крутилиным на дружеской ноге.

Однако невестка ходила по дому нога за ногу: то с внуком поговорит, то с внучкой, то примется гладить рыжего кота. И все на часы поглядывала, будто ждет кого…

И дождалась. Упитанного господина в партикулярном платье с котелком на макушке и до отвращения несимпатичную девицу, которая с порога бросилась невестке на шею и разрыдалась.

Господин, сняв котелок, направился к князю, представился:

– Коллежский асессор Крутилин. – И подал руку.

У Данила Петровича подкосились ноги, хорошо, что за спиной стул стоял.

– Дедушка, что с вами? – подскочил к нему Володя.

– Дедушка? Данила Петрович? Вот так удача, – обрадовался Крутилин. – А мы вас по всему городу ищем.

– Я не крал, граф сам сигары предложил, – не сдерживая рыданий, завыл старый князь.

Опрос был продолжен на скамеечке в саду:

– Красовскую знали?

– Как же! Невероятный талант. Какая потеря для русского театра.

– Где находились в ночь с 24-го на 25 июля?

– Вы еще про царя Гороха спросите…

– Неужели не помните прощальный спектакль Красовской?

– Ах, тогда? После него, как и положено, состоялся банкет. Суп испанский с гренками, утка конфи, всякие пирожки, холодная осетрина, корюшка под галантиром, на десерт шоколадное суфле. Приготовлено недурно, но без блеска.

– Ушли оттуда во сколько?

– Часа в три ночи. У меня ведь рядом дача. Снял на лето…

– Чтоб на дорогу не тратиться? Говорят, ни одно представление не пропустили.

– Да-с… – Тарусов достал платочек, чтобы промокнуть глаза. – Как предчувствовал, что Катеньку больше не увижу.

– Сколько она вам платила? Не вскакивайте. И оскорбление с лица уберите. Вся труппа твердит, что подвизались у нее клакером.

– А что мне оставалось? Сын обо мне не заботится. Наплодил детей, а про отца забыл…

– На Артиллерийской бывали?

– Что я там забыл? Это очень далеко. Букет я забирал после спектакля.

– Зачем?

– Не каждый же день его покупать, – объяснил князь.

– У Красовской имелся любовник?

– Сам бы не прочь. Но Катерина была верна мужу.

– А когда тот умер?

– Так и я уже не тот рысак…

– Не про вас спрашиваю. Был у нее любовник или нет?

– Помилуйте, господин Крутилин. Я аристократ, а не сплетник…

– А я начальник сыскной полиции. И если будете препятствовать дознанию, перейдем к сигарам…

– Ну, хорошо-хорошо. Как-то после спектакля я вошел к Катерине в грим-уборную, а она там целуется. Да так страстно! Я букетик в охапку и удалился без оревуара, чтоб не мешать.

– И с кем целовалась?

– Не видел.

– Придется-таки вас арестовать.

– А если назову кавалера?

– Отпущу.

– Впопыхах я не свой букет схватил. И обнаружил в нем визитку.

– Чью? – привстал Крутилин.

– Как же… Опять не могу вспомнить. Зять покойного Масальского…

– Волобуев?

– Точно.

Крутилин разве что не расцеловал Данилу Ивановича.

После бесед с Александрой Ильиничной и ее свекром Крутилин решил телеграмму полицмейстеру не показывать, а сразу брать быка за рога. Хоть улики против Волобуева пока косвенные, Иван Дмитриевич был уже полностью уверен в его вине.

Плешко встретил Крутилина настороженно:

– По делам или отдохнуть?

– Увы, по делам. Пару часов назад в Стрельне задержал князя Урушадзе.

– Ура! – воскликнул полковник. – Камень с души сняли. Хоть моей вины и нет, это прокурор Урушадзе под поручительство выпустил, однако весь извелся. Это ж надо! Такой душегуб на свободе.

– Только что беседовал с его женой…

– Бедняжка. Очень ее жаль. Как ей повезло, что ребеночек помер. От такого злодея потомство заиметь – не приведи господи…

– После беседы с женой Урушадзе, – дав полицмейстеру высказаться, Иван Дмитриевич продолжил мысль, – пришел к выводу, что убийства Красовской и Четыркина совершены одним человеком.

– Нет. Не может быть. Подлец-надзиратель, что за денежку посетителей к арестантам пускал, икону вчера целовал, что, кроме Тарусова, к Четыркину никто не входил. И уж тем более Урушадзе. Надзиратель знает его как облупленного, две недели охранял.

– Я не Урушадзе имел в виду. У князя на вчерашнее утро крепкое инобытие.

– Хотите сказать, что Тарусов Красовскую застрелил? Вот тебе и поверенный. Сразу мне не понравился. Я вообще адвокатов терпеть не могу. Сколько из-за них злодеев отпустили. Как думаете, Иван Дмитриевич, не пора ли реформы сворачивать? Один от них вред.