Мертвый час - Валерий Введенский

– Но Юлия Васильевна будет вас искать…

– А вы поторопите своих, чтоб не рассиживались, чтоб быстрее выходили. А я скажу Макриде, что иду с вами. Хорошо?

– Но вечером все откроется…

– По дороге что-нибудь придумаю. Жако, ну, пожалуйста!

Противостоять Нине никогда не получалось. Женя покорно принес три рубля из тех, что перепадали на карман от деда. Девушка встала на цыпочки и поцеловала его:

– До вечера. Я пошла.

– А вот и Миша, – завидев возле калитки инвалидную коляску, воскликнула Татьяна. – Женька, бегом за Ниной.

Евгений отвернулся, чтобы сестра не догадалась, что он врет:

– Нина не хочет. Уже была там.

– Ну и пожалуйста. Не больно-то ее и хотелось.

Тарусовы и Наталья Ивановна вышли из дома, поздоровались с Михаилом и направились по тенистым улочкам к парку. Сашенька начала экскурсию:

– В 1740 году после десятилетнего правления Анна Иоанновна умерла…

– От старости? – уточнил Володя.

Считал, что смерть случается по двум причинам: от старости и убийства.

– Нет, ей и пятидесяти не стукнуло, – сообщила Сашенька.

– Пятьдесят – тоже старость, только не глубокая, – изрек пятилетний мыслитель.

– Перед смертью Анна Иоанновна назначила императором своего двухмесячного племянника Иоанна…

– Двухмесячного? Ему корону вместо чепца надевали? – округлил глаза Володя.

– Не перебивай, – шутливо погрозила пальчиком княгиня. – Между прочим, я рассказываю именно тебе, старшие и так знают…

– Постойте, – раздалось издалека.

Все обернулись, их, задыхаясь, догоняла Юлия Васильевна. Поравнявшись, она спросила испуганно:

– А где Нина? Макрида сказала – с вами ушла.

– Разве не дома? – удивилась Таня. – Евгений ее приглашал, но она отказалась…

– Нет. Куда же она пошла? – еще больше забеспокоилась Юлия Васильевна.

Все посмотрели на Евгения.

– Ну, князь Жако? Почему молчим? Где Нина? – не обещавшим ничего хорошего тоном спросила Сашенька.

– Она… она пошла…

– Куда? С кем?

– …Подругу навестить, – ляпнул первое пришедшее на ум Евгений.

– Подругу? – удивилась Юлия Васильевна. – Какую подругу? Нет у нее подруг…

– Случайно встретила. В гимназии вместе учатся, – Евгений придумывал на ходу, и выходило коряво. – А как навестит, пойдет в парк, нас искать. Вот!

В отличие от детей Александра Ильинична знала, кто вчера подсказал Тарусову про облигации. Судя по бегающим Женькиным глазкам, рыжая девица опять что-то затеяла. Может, снова в Петербург направилась? Пугать этаким предположением Юлию Васильевну не хотелось, у той и без того несчастье – муж в арестном доме, однако вечером, когда Нина появится, придется открыть Четыркиной глаза на выходки дочери.

– Что же делать? Где ее искать? Боже! Еще одна беда на мою голову. И так из-за Глеба всю ночь места не находила, лишь под утро в сон провалилась, – запричитала Четыркина.

После навязчивой встречи у салона Копосовой Сашенька переменила отношение к Юлии Васильевне с дружеского на прохладное. Но сейчас ей стало жаль несчастную женщину. Муж, какой бы ни был, – главный для женщины человек, а дочь – единственное сокровище. Пребывать в неведении, что с ними, в одиночку очень тяжко. Она обняла Четыркину:

– Не волнуйтесь. Дмитрий Данилович уверил меня в том, что к вечеру Глеб Тимофеевич окажется на свободе.

– Он так и сказал? Ой, как вы меня обрадовали, Александра Ильинична.

– Для вас просто Сашенька.

– Вот бы еще и Нина нашлась…

– Куда она денется? Раз обещала догнать, не сомневайтесь, так и будет.

– Я вся на нервах… С ума сойду, пока не вернется.

– Тогда идемте с нами. От нервов свежий воздух – первое дело.

– Пожалуй, вы правы. Все равно к Глебу не пустят…

Сашенька усмехнулась, решив после прогулки поведать Юлии Васильевне, как можно беспрепятственно посещать арестный дом.

– Пойдемте. Я как раз начала рассказ про царствование Елизаветы.

Дмитрий Данилович поднялся на второй этаж и прошел в кабинет графа. Кучер Петюня (Мария Дмитриевна поручила ему проводить князя к мужу) постучал, доложил и пригласил Тарусова зайти.

Волобуев сидел за столом и курил сигару.

– Проходите, Тарусов. Прошу извинить, но я не в форме. Вчера до вечера бегал по Питеру, пытался найти Урушадзе.

– Нашли?

– Увы! Вернулся последней машиной, напился дома до чертей… Не хотите похмелиться? Кажется, вы тоже вчера злоупотребляли?

Граф, человек в таких делах тертый, не ошибся. Князь вечером напился, причем в одиночку, и до сих пор не понимал, с радости или с горя.

Выговский после заседания куда-то исчез, Сашенька с дочкой уехали с Машенькой Волобуевой. Князь по Фурштатской направился к дому, но через несколько шагов приметил Лизу, сидевшую с книгой на скамейке. Она смотрела на него, улыбаясь той божественной улыбкой, которая всегда свидетельствует о глубоком чувстве. Тарусов ощутил давно забытое… Последний раз подобное волнение пережил из-за Сашеньки: любит – не любит? К сердцу прижмет – к черту пошлет?

Да быть того не может! Лиза просто рада встретить начальника. Князь подошел к скамейке, девушка встала. Дальше пошли вместе, обсуждая перипетии сегодняшнего заседания. Но Дмитрию Даниловичу хотелось говорить про другое, про главное, про то, что переполняло. Но не решался. И, надо признать, не из-за Сашеньки и детей. Опасался, что принимает желаемое за действительное, что у Лизы лишь юношеское восхищение его умом и талантом. Вдруг он признается, а выйдет конфуз?

Внезапно у какой-то меблирашки у Лизы подвернулась нога. Как назло, скамейки вокруг были заняты, пришлось зайти в заведение. Фаворская, вытирая слезы, пожаловалась, что боль такая, что сидеть не может, что надобно прилечь хотя бы на часок. Князь снял комнату на первом этаже. Лиза, опираясь на его плечо, с трудом до нее дошла.

Дальше все случилось само собой…

Так сладостно Тарусову еще не было. Хотя Лиза оказалась неопытной (призналась, что в первый раз), страсть вела ее, раскрывая на ходу тайны и умения. От восторга князь кричал, стонал, забыв про несвежую наволочку, грыз подушку. А потом обессиленный, крепко обняв обретенное сокровище, лежал и пускал кольцами дым, а возлюбленная нанизывала их на свои удивительно красивые пальцы.

Провожать себя запретила, сказав, что брат очень строг. А еще… Еще просила не волноваться, заверив, что любит бескорыстно и ни на что не претендует.

Князь предложил Лизе на завтра выходной – ведь сам он уедет на целый день. Но стенографистка отказалась, заявив, что дома ей невмоготу и она с удовольствием расшифрует сегодняшний протокол, а потом поможет Выговскому с другими делами.

Уже по дороге домой у князя засвербело на душе. Что он натворил? Как жить дальше? Он обесчестил невинную девочку. И глупышка любит его, а он без нее уже существовать не может.

Приказав Тертию разбудить спозаранку, Дмитрий Данилович заперся в кабинете, осушил без закуски бутылку виски и провалился в сон.

Граф разлил коньяк, мужчины, не чокаясь, выпили. Тарусов, к ужасу, заметил, что пальцы его дрожат.

– Будете и дальше защищать мерзавца?

– Простите, кого? – князь, ушедший в тяжелые раздумья, потерял нить разговора.

– Урушадзе, – уточнил граф.

– Не знаю, – признался Дмитрий Данилович.

– Прошу – не надо. Уж слишком вы замечательны, не дай бог вытащите Авика и из этого дела. Еще?

– Пожалуй, нет. Я ведь по делу.

– Слушаю.

– В сей момент я представляю господина Четыркина…

Граф рассмеялся:

– Юля наняла?

Тарусов кивнул. После рюмки стало легче, но хотелось еще и еще, в чем Дмитрий Данилович не осмеливался признаться даже себе.

– Чертовы бабы, – воскликнул Волобуев, Тарусов вздрогнул. – Как же они непоследовательны. Сперва плакалась, что она ошиблась, что хочет избавиться от этого ничтожества Четыркина, на шею вешалась… И на тебе! Лишь забрезжила возможность отправить Глеба куда следует, наняла ему лучшего адвоката. А не помочь ли мне несчастной? Решено! Передайте Четыркину, что если не вернет сорок тысяч, пойдет в Сибирь пешком.

– Нет, граф. Такая «помощь» у вас не получится.

– Это еще почему?

– Потому что сорока тысяч в вашем ящике не было по крайней мере с февраля.

Граф округлил глаза:

– Откуда знаете? Да, я расплатился ими с неким Гюббе, но об этом знали он и я.

– Навел справки, – не стал раскрывать свои тайны Тарусов.

– Я же говорю, вы лучший. И что в такой конфигурации грозит Глебу? Ничего?

– Если последует моему совету и скажет, что был сильно пьян, отпустят с миром. Ущерба-то вам никакого. Ни покушения не было, ни кражи. Четыркин, вероятно, сунул сверток в карман, а когда протрезвел и обнаружил, стало стыдно признаться.

– Как же везет этому подлецу!

– Однако моему совету Четыркин пока следовать не хочет.

– Почему? – удивился граф.