Солдат. Политик. Дипломат. Воспоминания об очень разном - Николай Егорычев

Ю. Д. Липинский: На следующий день он меня опять вызывает:

– Я написал заявление. Прочитайте.

«Генеральному секретарю ЦК КПСС тов. Брежневу Л. И.

В связи с тем, что на июньском пленуме Центрального комитета партии моя позиция получила осуждение двух членов политбюро и двух кандидатов в члены политбюро, я не считаю себя вправе оставаться в должности первого секретаря Московского городского комитета партии. Согласен на любую работу». Дата. Подпись.

– Николай Григорьевич, неужели так серьезно?

– Я был у Брежнева. И он сказал: «Я тебя защитить не могу». Поэтому я иду с этим заявлением.

Назавтра прихожу снова к Брежневу.

– Ну как, не спал всю ночь? – участливо спрашивает он.

– Да нет, спал хорошо. Потому что для себя я вопрос решил еще вчера: я должен уйти. Потом знаете, вы не беспокойтесь: раз я сказал, что я должен уйти, я уйду. Уйду по-хорошему. И мой московский актив меня поддержит. Если кто-то будет выступать «против», я вам гарантирую, что у меня достаточно авторитета, чтобы все прошло без эксцессов: Московская партийная организация не допустит разлада в единстве партии.

– Ну ладно, – облегченно вздохнул Брежнев. – Ты знаешь, как я тебя люблю, Коля! Что для тебя сделать?

– Мне нужна работа, вот и все.

– Да работу тебе дадут! Ты ведь инженер. У тебя хорошие данные. Капитонов уже занимается, – проговорился он. – Но я лично хочу тебе помочь. Ты же знаешь, как я тебя люблю…

Я понимал, что ЦК партии оказал доверие Брежневу, и если в наших отношениях возникли разногласия, то уйти должен я. А будущее покажет, кто был прав.

П. Е. Шелест: …Позвонил мне Л. Брежнев (наконец его «прорвало»), сказал: «Московская городская партийная организация нуждается в укреплении, и Егорычева стоило бы заменить». Это «здоровая, партийная реакция» руководителя партии на критическое выступление на пленуме ЦК КПСС стоила первому секретарю МГК должности. Брежнев на первого секретаря МГК предложил кандидатуру В. Гришина – он тогда работал председателем ВЦСПС. «Все согласились», – сообщил Брежнев мне. Я тоже молчаливо согласился, хотя в душе не было согласия. Я думал, что нельзя так поступать и обращаться с кадрами только за то, что они имеют свое мнение и говорят правду. Многие играли в прятки со своей совестью и принципиальностью. Брежнев все больше проявлял свои «способности и задатки» расправы с неугодными ему кадрами[23].

Ю. Д. Липинский: После пленума ЦК было закрытое заседание бюро МГК. Но сначала Егорычев собрал секретарей. А секретарей предварительно обработали. Кто и как обрабатывал, я не знаю, да и никто не знает. Вернее, никто не скажет.

Он секретарям рассказал все подробно. Выступали Павлов, Дементьева, Воронина, Калашников, Крестьянинов, Шапошникова. Они выступили против Егорычева. Все они обвиняли Егорычева, что он с ними не советовался, готовя свое выступление на пленуме.

В. И. Туровцев: На третий день после завершения пленума ЦК мне позвонил второй секретарь МГК Владимир Яковлевич Павлов и коротко сказав: «Заезжай», – повесил трубку. Когда я зашел к нему, он мне заявил:

– Завтра на бюро горкома выступит Н. Г. Егорычев с заявлением, в котором он попросит освободить его от обязанностей первого секретаря и члена бюро МГК. И мы должны будем освободить его.

– С какой стати? – спросил я, хотя к тому времени уже знал некоторые подробности его выступления.

– Ну, ты знаешь, – вскинулся он, – он неудачно выступил на пленуме!

– А ты что, всегда удачно выступаешь? Я, например, о себе такого сказать не могу. Когда удачное выступление, а случалось – и неудачное. И что же, за одно неудачное выступление мы должны снимать человека с работы?

– Ну знаешь, Виктор, ты много на себя берешь. Я ведь говорю тут не только от своего имени. Ты это должен понимать. Поэтому приготовься к тому, чтобы завтра выступить так, как я тебе говорю.

Закрытое заседание бюро МГК

24 июня 1967 года состоялось закрытое заседание бюро МГК, где рассматривалось мое заявление об освобождении с поста первого секретаря МГК МКПСС и члена бюро МГК КПСС[24].

Откликнулись все члены бюро с «принципиальной» оценкой моего выступления на пленуме ЦК. Особенно постарались Воронина и Промыслов. Прасковья Воронина из кожи лезла вон, чтобы доказать, что «Егорычев – сукин сын».

Выступил на бюро и я с заявлением об освобождении и переводе на другую работу. Бюро МГК удовлетворило мою просьбу и приняло соответствующее постановление.

В. И. Туровцев: 24 июня в отдельном кабинете часов в 11 утра собрались члены бюро на внеочередное закрытое заседание. Я ожидал, что будут представители ЦК партии. Однако никаких представителей из ЦК не было. И это меня несколько удивило. И только потом я понял, почему их не было.

Заседание бюро началось с того, что Егорычев зачитал напечатанное на машинке свое заявление… В этом заявлении он очень коротко сказал, что он неудачно выступил на пленуме и потому считает свое дальнейшее пребывание на посту первого секретаря невозможным.

Когда Николай Григорьевич зачитал свое заявление, смотрю, Промыслов вытаскивает из стола огромный блокнот. Надо сказать, что он плохо видел и его помощник всегда писал ему выступления громадными буквами.

Промыслов начал свое выступление с того, что товарищ Егорычев за последнее время зазнался, что он осуществлял мелочную опеку Моссовета, что он пытался командовать Моссоветом, вплоть до того, где какой светофор поставить, и вообще сковывал инициативу у работников Моссовета. И поэтому он считает, что нужно удовлетворить просьбу Николая Григорьевича Егорычева и освободить его от обязанностей первого секретаря горкома и члена бюро. Все это звучало гораздо резче, чем я сейчас воспроизвожу.

После его выступления смотрю – секретарь горкома Дементьева Раиса Федоровна вытаскивает тоже из стола блокнот и начинает читать, что Николай Григорьевич Егорычев последнее время зазнался, оторвался от секретарей, не советовался с ними, принимал единоличные решения… Короче говоря, она считает, что мы должны удовлетворить просьбу товарища Егорычева и освободить его от обязанностей первого секретаря Московского городского комитета партии.

Потом гляжу – Воронина Прасковья, которая была первым секретарем Бауманского райкома партии и членом бюро МГК и которую Егорычев выдвинул на свое место в Бауманском райкоме! Эта Воронина всегда везде и всюду взахлеб хвалила Егорычева. А тут вдруг тоже начинает читать по написанному, что товарищ Егорычев, когда еще был первым секретарем Бауманского райкома партии, допускал принятие самостоятельных решений, он не прислушивался к мнению других секретарей райкома, не прислушивался к мнению членов бюро, у него были элементы бонапартизма. Короче, Егорычев должен быть освобожден от обязанностей.

Дошла очередь и до меня… Я сказал, что считаю, что Николай Григорьевич внес очень много полезного в работу Московской партийной организации и главная его заслуга в том, что он внес колоссальный вклад в развитие внутрипартийной демократии. При нем стали возможны свободные партийные дискуссии, свободные выступления, свободные обсуждения вопросов и на бюро, и на пленумах горкома. И что он никогда, ни разу, я не могу привести ни одного факта, чтобы он за какое-то неудачное выступление, содержащее даже критику в адрес первого секретаря горкома, осуществлял какие-то методы преследования или проявил недоброжелательное отношение потом к человеку.

Было видно, что Николай Григорьевич, когда был на этом бюро, уже твердо решил для себя, что он уходит из горкома. Но мне показалось, что он еще надеялся, что бюро его поддержит хотя бы морально.

Но я, к сожалению, был единственным, кто поддержал Николая Григорьевича. Подавляющее большинство членов бюро проголосовали за удовлетворение просьбы Егорычева об освобождении его от обязанностей первого секретаря горкома партии…

Мне запомнились только эти три выступления, которые так потрясли меня. Эти трое доставали тексты и шпарили по написанному. Может быть, кто-то еще выступал в защиту Егорычева. Но я не помню. И не хочу сочинять.

А. И. Вольский: В бюро были разные люди. Поскольку Генеральный секретарь дал команду Егорычева сменить, абсолютное большинство членов бюро подтвердили: «Да, вам надо уходить». Мы, молодые – я и Василий Трушин, – выступили «против». Я выступил против ухода Егорычева и нисколько об этом не жалею. Причем я говорил вроде бы со знанием дела, потому что я проходил сборы в военных дивизиях Подмосковья, многое видел, и сказал, что Егорычев совершенно прав.

Но мы были лишь кандидатами в члены бюро МГК и не имели права голосовать.

Т. П. Архипова: Как нам рассказывали, выступавшие члены бюро МГК обвинили Егорычева, что он пошел на пленум, не посоветовался с бюро горкома о содержании своего выступления. Ведь он же не директор горкома, а избранный первый секретарь. Вот за это его и критиковали, и тут, как говорится, ни убавишь, ни прибавишь. Но были и такие, как та же Воронина, которые критиковали его так, будто он состоял из одних ошибок, что в корне неправильно.