Училка - Наталия Терентьева

— Рыло! — хихикал Ваня. — Рыло!

— «Рыло» — от слова «рыть», понимаете?

— А «мыло» — от слова «мыть»? — запинаясь, спросил Гриша.

— Конечно, молодец! А еще найдете такие слова?

Дети стали перебирать подходящие и неподходящие слова:

— «Шило» — от «шить»? «Сало» — от «солить»? «Мало» — от «молиться»? «Летело» — от слова «лететь»?

Пришлось остановиться, написать все слова, выяснить корни.

— Очень интересно! — искренне сказал маленький черненький Гриша.

— Рыло! — ответил ему Никита.

— Можно, я дочитаю? — требовательно спросила Стасевич.

Я кивнула.

— «Невежда так же в ослепленье

Бранит науки и ученье,

И все ученые труды.

Не чувствуя, что он вкушает их плоды», — старательно выделяя каждое слово, прочитала маленькая Аля.

— А зато он умер от обжорства! Крылов! — засмеялся Ваня. — Блинов обожрался и умер!

— Ваня! — одернула я его. — Откуда ты это взял?

— Из Интернета, — пожал плечами мальчик. — А что, разве это не так?

— Сколько тебе лет?

— А что? — мальчик тут же напрягся.

— Ну все же, сколько тебе лет?

— Четырнадцать…

Да, я была права. Нужно осторожней, я ведь не знаю, отчего он в четырнадцать лет лишь в пятом классе. Возможно, перенес тяжелую болезнь, скажем, менингит, долго не мог учиться. Никто меня не предупреждал, но я же сама вижу — что-то с мальчиком не так.

— Послушай, все послушайте. Какая разница, отчего человек умер. Главное, что он сделал в жизни.

Я не могла с ходу подобрать нужных слов. Как с ними разговаривать? Часть из них плохо читает. Но слышит-то хорошо? Просто нужно говорить недлинными, несложными фразами.

— Крылов описал все возможные пороки человека. В смешной, аллегорической форме. Ну то есть… как сказки в стихах, понимаете? В сказках ведь тоже животные.

— И пришельцы! — встрял Ваня.

До сегодняшнего урока он так не выступал. Как-то с приходом Перетасовой нарушился баланс. Один себе позволил, другой думает — а чем я хуже? Тоже пошел выступать.

— Ваня, ты мешаешь уроку.

— Но я люблю сказки про пришельцев!

— Хорошо, выйди к доске и расскажи сказку про пришельцев.

Ваня неторопливо вышел.

— Вот, значит, прилетели они… там… А на поляне стоит домик, а в домике живет Баба-Яга…

— Уже интересно. Давай, давай, смелее.

Ваня повел головой.

— Ну вот, пришли они к Бабе-Яге… А там, значит, у нее телевизор включен… А по телевизору ничего нет… Сломался… И Баба-Яга говорит… это… нет, пришельцы говорят… А где тут у вас живет король? Во-от… А у короля не было никакой… как это называется… ну… — Ваня неопределенно показал вокруг себя руками.

— Свиты! — подсказала я.

— Да… Во-от… Ну и пришельцы пошли по лесу и стали всех захватывать. Вот, захватили всех…

Дети поначалу довольно внимательно его слушали, а когда поняли, что ничего интересного не будет, что Ваня придумывает на ходу, а придумывать не умеет, стали возиться, переговариваться.

— Так, ну всё, садись.

Очень кстати открылась дверь, вошла набыченная Маша, из-за ее спины всем помахала рукой улыбающаяся Роза.

— Но пасаран! — громким шепотом крикнула мне Роза.

— Но пасаран! — подняла я в ответ крепко сжатый кулак.

— Вы мне пятерку за сказку поставите? — спросил Ваня.

— Конечно, присаживайся. Дома запиши сказку и принеси мне ее.

— Нет, так нечестно, — заныл мальчик.

— Можно, я тоже напишу дома сказку? — спросил Гриша.

— Конечно, напиши. Все попробуйте написать.

Я увидела несколько пар растерянных глаз.

— Кто не сможет сам придумать сказку, просто перескажите свою любимую.

— Я — про пришельцев! — подал голос Ваня.

— А я — про кровавую руку…

— А я про призрака…

— А мультик можно рассказать?

— А японский можно мультик?

— Нет, друзья, так не пойдет. Мультики не надо пересказывать. Читать умеют все, мы уже проверяли. Худо-бедно, но умеют. Книжки дома есть у всех…

— У меня нет! У меня только два компьютера! И домашний кинотеатр!

— Хорошо, у кого нет книг, зайдите в соседний кабинет, там библиотека, возьмите книгу сказок, прочитайте любую сказку до конца и напишите пересказ. Кто может, сочините сами.

— А вот я в кино снималась на прошлой неделе, — сказала Аля Стасевич.

— Ух ты, молодец, ну расскажи нам.

Я с интересом посмотрела на девочку. Вот и ответ? Заглянула одним глазком за волшебную дверь, где всё понарошку, все играют, всё можно начать сначала. И стала играть в жизни. Или наоборот. Играла, потому что такая, потому что рождена играть. И поэтому нашла очень быстро эту волшебную дверь, где всё понарошку, все играют — и дети, и взрослые…

— Да, я была там в одном сериале…

— Здорово. А кого ты играла?

— М-м-м… Мы… были там детьми… на кухне…

Хорошо, что реакция учеников в этом классе не такая, как в других. Иначе Алю бы сейчас просто уничтожили, высмеяли — после всех ее сегодняшних выступлений и в связи с таким признанием. Но дети не поняли, о чем она говорит.

— Хорошо, молодец!

— Нет, там еще был такой артист… Ну, вы знаете, Сазонов, очень красивый, он тоже в другом сериале играл… И он мне сказал, что я буду великой актрисой… Я похожа… на эту… на итальянскую звезду…

Я мельком посмотрела на Машу Перетасову. Она с ненавистью и отвращением слушала Алю Стасевич и, кажется, собиралась запеть снова.

— Так, всё, хорошо. Аля получает пятерку за отлично прочитанную басню. Ваня практически получил пятерку, если принесет свою сказку в записанном виде, то точно получит. Еще за активную работу на уроке пятерку получил Гриша.

Кажется, я начинаю выделять в каждом классе один и тот же тип учеников — интеллигентных скромных детей. Они вежливы, стараются, делают задания, они не мешают вести уроки. А те, которые мешают, — яркие личности или просто хулиганы-обормоты? А мой Никитос — яркая личность? Или обормот? Он ярче, чем Настя, или просто так приспосабливается, ищет свое место в этой жизни через постоянную борьбу, через слово «нет», через нарушение законов? Он и дальше в жизни будет нарушать законы? Или начнет писать свои? И заставлять других жить по своим правилам? Спектр применения таких способностей широк — от журналистики до законодателя, а также до лидера криминальной группировки.

— А я что получила? — Перетасова встала, подбоченившись.

— Ты знаешь все песни, которые пела? От начала до конца?

— Знаю! — ответила Перетасова, при этом довольно неуверенно шныряя глазами.

— Напиши мне, пожалуйста, слова хотя бы одной песни, по куплетам, от руки, печатать не нужно.

— И вы поставите мне пятерку?

— И я поставлю тебе пятерку.

— Спасибо! — вдруг сказала Перетасова и села.

— И вам спасибо, урок закончен!

Я с облегчением вышла из класса. Вот это да. Единственная моя отдушина, тихий милый коррекционный класс сегодня показал мне кузькину мать. Не расслабляться, ни на секунду не расслабляться. Иначе — я же знаю это с первого дня — сожрут, и не подавятся, и завтра даже не вспомнят.

— Зайдете на чаек? — навстречу мне шел Анатолий Макарович, некрасивый географ.

— Зайду.

— Когда, в другой жизни?

Я внимательно взглянула на географа. Ведь он ничего не имеет в виду, правда? Ведь он вовсе не обижен, я же ни с кем не заигрывала, никому ничего не обещала, а мне никто и не намекал ни на что…

— Я сейчас зайду, если не возражаете. У меня пятый «В» все силы отнял. У вас есть кофе?

— И кофе, и плюшки, и бутерброды с сыром и ветчиной…

— Вот и пойдемте.

Заходя в кабинет географа, я поймала на себе вопросительный взгляд француженки Ольги Ильиничны, которая рассказывала мне, что любит слабых учеников, потому что у нее у самой слабая дочка, учится в другой школе, и Ольга Ильинична надеется, что к ней тоже хорошо и сердечно относятся учителя, как и она к отстающим. А почему она сейчас так смотрит? Ей нравится географ? Так мне он не нравится. А зачем я иду пить к нему чай-кофе с пирожками? Потому что я хочу кофе и плюшек. Я кивнула, как можно доброжелательнее, Ольге Ильиничне. Та улыбнулась. Кажется, я стала подозрительной и мнительной. А была свободной и открытой. Вывод? Меня переехала школа?

— Ну как? Как дела? — Географ, быстро налаживая кофе, приоткрыл окно и посмотрел на меня. — Всё хорошо?

— Д-да, — с запинкой ответила я.

Мне хотелось поделиться? А на вопрос «Всё хорошо?» как иначе можно ответить — «Нет, у меня все плохо»? Тем более у меня и не плохо. У меня просто очень разнообразно. И ярко. И все меняется. И неожиданно. Но не плохо. Плохо — это плохо. Плохо было после Эфиопии. Плохо было полгода после ухода родителей. Плохо было, когда два года назад страшно болели Настька с Никитосом, болели и болели, пили антибиотики и болели, кашляли, Настька падала в обморок, Никитос сморкался с кровью… Вот это было плохо и страшно. А сейчас…