Доктор гад - Евгения Дербоглав

– «…К тебе шёл я благодарный. Ведь мой сон сплошен тобою, весь мой взор пронизан тьмою», – допела она. – У тебя особенная тьма, Ребус. Я увидела, когда ты выходил из дома, оставив там своего кота. Ты ничего не делал, но внутри тебя словно что-то накалялось, – и сейчас я поняла что. Ты знал, что она якшается с этим мужиком? Шёл убить?

– Не понимаю, о чём ты, – Рофомм невозмутимо улыбнулся, поглядев за бортик вагона. На реке, что странно, тумана было меньше, можно было даже различить плывущие по ней предметы. Один из них явно был не очередной корягой, понял он, прищурив свои зоркие глаза. – О, что это там? Огла, гляди, там утопленник!

Студентки, заслышав их, вскочили и завизжали, Рофомм злорадно усмехнулся. На отделении репутации учились, по слухам, самые бесстрашные девушки, и забавно было наблюдать, как они пищат, словно обычные цветочницы. Кеа смотрела на него до отвратительного изучающе.

Она утащила его в своё логово в Администрации. Она, палач Терлецес и один из местных коронёров свили себе гнездо в морге – один анатомический стол, два письменных, уменьшенный приборчик душескопа на один палец, который они выпросили у Равилы. Жертв сюда притаскивали ещё живыми, а удобная температура морга помогала дольше держать объекты в бессознании. Но человек на анатомическом столе был уже, очевидно, мёртвым, когда его сюда привезли.

– Тот самый кучер, – объяснила она. – Исследовали возможные телесные нарушения после одержимости.

Заметили некоторые искажения… Ну да ладно. Присаживайся, чувствуй себя как дома. Налить тебе?

– Нет, – спокойно ответил он. Сегодня ему не хотелось ни алкоголя, ни эритры. Душа впервые пребывала в странном порядке.

– Ты ведь не просто чудной, Ребус. Я об этом давно догадывалась. Но тогда я не чувствовала… не чувствовала этого. Оно, знаешь… было похоже на тьму в том парне с площади. Жаль, что мне не дали его изучить, ну да ладно. Сущая гадость, я такой даже в бывшем муже не видела.

Кеа два года была замужем за неконтролируемым мерзавцем – зная её вкус на мужчин, Рофомм с Равилой подозревали, что такого человека она искала намеренно. И когда он в очередном помешательстве попытался её зарезать, Кеа, которая была к этому готова, умудрилась заманить его под хлипкий стеллаж и обездвижить. Через несколько минут у неё дома уже были коллеги-полицейские, а через несколько дней он ехал в тюремном вагоне на юг, в приют для душевнобольных преступников. Кеа, со счастливой ухмылкой продемонстрировав суду шрамы от их многочисленных драк, без труда получила развод. Через терц она издала статью о проклятии ревности в «Ремонтнике» и пару заметок в «Схроне», а ещё её приглашали читать лекции будущим душевникам-криминалистам. Кеа любила мужчин, которые любили кровь.

Доктор Рофомм Ребус не мог знать, что в другой жизни Огла Кеа была в одном из первых составов группы по делу международного террориста, серийного и массового убийцы Рофомма Ребуса, но долго там не продержалась – погибла вместе с тогдашним шеф-следователем. Там никто не держался долго, кроме Дитра Парцеса.

Кеа продолжала его расспрашивать о недавнем – нравилось ли ему заставлять человека в тальме душить себя, почему он хотел его придушить, задумывался ли он о последствиях в момент покушения, хотел ли он убить бывшую жену следом за всемирщиком, что он чувствовал – ярость, власть, возбуждение?

– Стой, стой, – он выставил пятерню. – Не туда. Я просто увидел кое-что, что не успел проконтролировать. Это часть беспорядка. Это надо устранить. Какой-то человек лезет к моей женщине – а тебе бы понравилось, если б у тебя украли брошку и нацепили на себя?

– Я знала, что гралейцы считают жён своей собственностью, но не думала, что настолько…

– Всемирно и формально – женщина является собственностью не мужа, а нации. В Принципарном Уложении даже есть пункт, что избиение жены и иное членовредительство является порчей государственной собственности. Но мы не в Принципате, поэтому только муж в ответе за целостность жены. Я и женился-то на ней, чтобы она себе шкурку не портила. Она, – он провёл пальцем по губе, – любит наносить себе… Правда, будь она нормальной, я бы с ней даже спать не стал. Тебе ли не знать, Огла.

Кеа понимающе усмехнулась и подошла к нему. В студенчестве её интерес доставил ему много неловких моментов. Сейчас его забавляло, как льнёт к нему эта извращенка. Нормальным женщинам он никогда всерьёз не нравился. Кеа была из той же породы, что и Эдта, – её тянуло незнамо куда, к крови, к разрушениям.

Она поставила колено ему на бедро и расстегнула пуговицу на плаще. Кеа молча раздевалась, он её не останавливал. И лишь когда полицейский плащ полетел на пол, она протянула руку, чтобы погладить его по щеке. Рофомм схватил её за запястье и вывернул ей руку, развернув спиной к себе. Кеа рассмеялась. Он повалил её лицом на анатомический стол, отчего лежащий на нём труп съехал и из-под ткани показалась мёртвая рука, свесившись со стола.

Он вытащил из шлеек кушак и задрал у неё на спине рубаху вместе с нижней сорочкой. Кушак, пусть и из мягкой ткани, при нужном умении бил почти как ремень. Кеа вскрикивала от ударов по голой спине, а он методично обрабатывал её одной рукой, а другой раскуривал папиросу.

Кеа охала в своём извращённом экстазе, а когда у него уже устала рука, он отошёл, затушил папиросу и повязал кушак на кафтан. Дама встала и принялась оправлять одежду, счастливо улыбаясь.

– Пообещай мне никого не убивать, Ребус, – сказала она, благодарно чмокнув его в щёку. – Не то тебя расстреляют, ну а зачем ты мне мёртвый?

– Не убивать так не убивать, – он мирно пожал плечами.

Дома к нему выполз Паук, опасливо крадучись по лестнице. Морда у котёнка была заляпана кровью – наверняка опять ворует соседских канареек. У Рофомма уже были скандалы с соседями, что его кот угрожает жизни всего радиуса. Канарейки чувствовали утечки газа и своим визгом предотвращали многие бедствия, а Паук изловчился скидывать клетки на пол, те бились и раскрывались, тут-то он и ловил птичек, неизменно притаскивая их на хозяйский порог. Иногда он осознавал, что хозяин канареек не ест, и сжирал их сам.

– Кого ты там опять поймал? – Рофомм зевнул, поднимаясь по лестнице. Кот шмыгнул через три ступеньки разом, держась от него подальше. – Что, на кровать, поди, приволок? Глупое ты всё-таки живо…

На втором этаже был погром, словно несколько человек пытались от чего-то отбиться. А сами они лежали тут же – с перегрызенными глотками, в мёртвом спокойствии. В стенах застряли пули – очевидно, кто-то из них попытался пристрелить охранного