Последний рубеж - Алексей Крупнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь, Славик, в моем беззаботном детстве мне и в страшном сне бы не привиделось, что в моем городе будут бомбить аэропорт! Я, правда, и знать не знал, в какую сторону добираться до него, — усмехнулся Олег. — Надо же, елы-палы, и теперь я тут с калашом. Такого просто быть не может, друг в друга же стреляют — не порошенки всякие, а такие же украинцы!
— Их об-бм-манывают, — прохрипел Жора, — Н-н-никто н-не хочет у-убивать, но п-политика… Они у-у-умеют, к-когд-да надо. А-а-америка у-умеет.
Олег поднял голову и злобно устремил взгляд в направлении кавказца:
— Слышишь, ты, истинный украинец! Кто тебя вообще просил сюда свой клюв совать? В горах скучно стало? — неожиданно рассвирепел он.
По лицу бородача скользнула едва заметная улыбка.
— Я, б-брат, в-воин. Это работа м-моя, т-так надо, — пробормотал Жора. — К-казак в А-а-абхазии помогал. М-мы все д-друг другу п-помог-гаем, не-е-е за д-д-день-ги. В-в-вещи п-продав-вали с-с-сюда п-при-иехать.
Кавказец замолк. Содержательная речь, по-видимому, отнимала у него слишком много сил. Он начинал так заикаться, что после пары фраз, казалось, его мозговая деятельность на время замирала. Вероятно, это тоже было следствием какой-то бескорыстной его помощи.
— Н-н-не н-надо боятьс-ся, н-не корм-м-мите свой с-страх, — слегка отдохнув, продолжил он. — М-м-муж-чина долж-жен б-быть м-мужчиной. О-о-он рожден в-воином.
— Что за бред средневековый! — не сдержался уже Ярослав. — Какие, к черту, воины? Нас дома свои подвиги ждут.
— Н-ни хуя т-ты н-не-е зна-а-аешь, где твоя ж-жизнь! М-может, т-твой п-п-подвиг — умереть за б-брата. В-вчера ты был дома, а-а-а с-сегодня з-здесь. Г-гд-де ты будешь з-за-автра? М-мо-ожет.
Кавказец сделал умное лицо и без особой надежды взглянул наверх:
— Л-л-лучше од-дин раз ум-мереть, ч-чем в-в-вечно ждать см-мерти. Ц-цезарь г-гов-ворил.
— Но умирать-то мне зачем? Я жить хочу, пользу приносить. Ты думай как хочешь, а у меня свой путь.
— Т-т-твой п-путь — б-б-быть м-мужчиной. Т-ты-ы в-воин! У-у-ув-важай с-себя и-и-и не будет с-страха. Не-е-е отступ-пай и не об-б-борачивайся, там у-уже н-ничего нет. Ст-трах д-держит т-теб-бя. Д-делай, чт-то д-должен, и т-тогда Всев-вышний, м-может, д-даст т-тебе сов-вершить п-п-подвиг.
Теперь каждое слово заставляло его тело непроизвольно подергиваться. Он был явно болен.
— Н-ни хуя в-вы-ы н-не з-з-знаете… — тихо проворчал он напоследок и уткнулся в оптический прицел.
Часы показывали восьмой час, когда в комнату вихрем ворвался Казак.
— Машины накрыли! На въезде в город накрыли. Там мясо одно!
Он присел на пол, обнял автомат и глубоко задумался. По его лицу трудно было прочесть, чем конкретно он озабочен. То ли он скорбел о десятках истекающих кровью пассажиров КамАЗов, то ли что-то замышлял.
— Группа прикрытия решила идти сейчас, — задумчиво произнес он и бросил взгляд в сторону кавказца. — А мы позже пойдем, по темноте. До зеленки с полкилометра. Там все простреливается, с ними не проскочим.
Бородач снова равнодушно проглотил информацию, что никоим образом не тронуло его командира. По-видимому, это и вправду был старый сыгранный тандем, как и у Олега с Ярославом.
— Слышь, Одесса, со мной идешь на другую сторону. Будем укропов ждать, если сунутся, — невозмутимо продолжил Казак.
— И что тогда? — сотворив невинное лицо, спросил Олег.
— Что-что, стрелять будем, — выпалил Казак и оценил его реакцию. — Да не ссы ты! До утра сюда никто не полезет.
Взгляд боевика снова стал напряженным. Он резко поднялся на ноги, швырнул кавказцу радиостанцию и вместе со своим новоявленным подчиненным быстро удалился. Ход мыслей Казака так стремительно менялся, что Ярослав едва успел что-то понять, как легкая дверь звонко захлопнулась. Этот растрепанный вояка напомнил ему его самого в те московские будни, что с легкостью пожирали его прошлую жизнь, — оба они были непроницаемы и циничны в достижении целей. Но сейчас один был в привычной для него среде обитания, а второй только мечтал туда попасть. И Ярослав размышлял: в чем же подвох, что заставило этих матерых бойцов задержаться здесь отдельно от основной группы? Предчувствие, опыт? А если и вправду штурм? Умереть, обороняя уже потерянный по факту объект? Но чего ради? Это тот самый подвиг — или виной тому двое командированных россиян, из-за которых они остались в стеклянной ловушке?
Послышалась и стихла короткая перестрелка. Вероятно, это уходила — или терпела фиаско — группа прикрытия. Наступило тревожное и томительное ожидание. Оранжевый круг солнца, играя со свинцовыми тучами, завис над самым горизонтом. Высоковысоко на темнеющем небе оставлял пушистый след серебристый лайнер. В его уютном салоне, должно быть, летели люди, озабоченные мирными делами — командировка, отпуск или… Или возвращение домой. И вряд ли они понимали сейчас свое счастье — им было невдомек, что внизу лилась кровь, гибли люди и решались судьбы десятков, сотен, тысяч, а быть может, и миллионов таких же, как и они, маленьких людей.
Ярослав с тоскою посматривал в окно, и в какой-то момент ему захотелось крикнуть туда, в направлении лайнера, прокричать тем не до конца счастливым человечкам о своей нелегкой судьбе, о том, где и при каких обстоятельствах оказались двое весьма перспективных, но уже нефартовых менеджеров, — о неожиданном выборе, который, возможно, навсегда изменил их жизни, и о том, как непривычно изнеженной руке с дорогими часами на запястье держать автомат. Но самолет уже безразлично исчезал из виду, растворяясь в атмосфере. И будто бы растворялось вместе с ним незамеченное счастливое прошлое. Солнце пряталось за горизонтом, мрак, поглощая все вокруг, спускался на цветущую землю. Но как ни крути, завтра случится новый день! Силы космоса, силы природы вновь расставят все на свои места. Ведь жив же желтый карлик, и у него еще достаточно сил, чтобы обогреть подопечную ему систему, эту избранную планету, где каждые двадцать четыре часа все повторяется заново! Ничто не изменит установленных процессов, которым нет счета, нет конца и начала в умах человечества.
Ярослав бросил взгляд в сторону кавказца, на его неказистый профиль с орлиным носом и спутанной бородой. Словно художник в бордовом свете вечерней зари, тот был занят своим ремеслом. И ведь прав был не искушенный в науках бородач: Земля крутится, солнце ходит своими глобальными путями, и ничего из этого нельзя повернуть вспять. Насколько же незначительны и ничтожны дела человека по сравнению с закономерными событиями бесконечной Вселенной, как мизерны его познания! Да, позади во времени ничего
