Неизвестные солдаты - Владимир Успенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так точно! — выпалил обрадованный Сашка.
У него мгновенно созрел блестящий план. Зачем сразу тащить Витьку на квартиру? Можно зайти куда-нибудь, посидеть, потолковать, обмыть встречу. Тем более, что и медсестре давно обещал сходить с ней в город.
В чудесном настроении вернулся Сашка в казарму.
Пришел как раз вовремя. Там уже строились на ужин. Музыкантов, которым предстояло играть на разводе караула, кормили в первую очередь.
Бесстужев выехал из крепости через Кобринские ворота. Прибавив скорость, помчался по широкому прямому шоссе, вымощенному шестигранными каменными плитами. Ехал будто по зеленому коридору: и справа и слева ровными шеренгами стояли каштаны с густыми кронами. Скамейки под каштанами — традиционное место свиданий. Сегодня суббота, день увольнения красноармейцев, поэтому на аллеях особенно много девушек в ярких и пестрых платьях. У Юрия даже зарябило в глазах.
Миновав рынок, он поехал медленнее, то и дело поглядывая на тротуар, чтобы не разминуться с Полиной. Вот и перекресток, куда она приходит теперь почти каждый вечер и ждет от шести до семи… Ну, конечно, и сегодня она тут. Юрий увидел ее и затормозил, Полина бросилась к нему, вскрикнув от радости. Прижалась, целовала его пыльные щеки.
— Здравствуй, родной! Наконец-то!
— Соскучилась?
— И ты еще спрашиваешь!
— Погоди, не прикасайся ко мне, — засмеялся Бесстужев. — Грязный ведь я, платье испачкаешь.
— Подумаешь, важность какая! Постирать можно!
— Ты что же, всю неделю на перекресток ходила?
— Кроме четверга. Хозяйке в четверг помогала на огороде.
— Ох, и выдумщица! — Юрий погладил пальцами ее руку. — Я ведь и сам не знаю, когда из лагеря вырвусь. От случая к случаю.
— Тем более. Каждая секунда дорога, когда ты со мной, а тут я тебя на несколько минут раньше увижу.
— Полинка, милая, ты же мучаешь себя этим. Стоишь тут, волнуешься, надеешься… А меня нет. Дома ведь гораздо спокойней.
— Не хочу такого спокойствия. И не мучаюсь я вовсе. Мне очень радостно, когда иду по улице навстречу тебе.
— Чудачка ты у меня… Делай, конечно, как хочешь, это я просто так говорю… А почему мы стоим тут? Садись на мотоцикл.
— Лучше пешком. Мне приятно рядом с тобой пройтись.
— Ладно, — улыбнулся Бесстужев. — Сейчас нам смотрины устроят.
— Вот и хорошо. А то меня соседка спрашивала уже: что это пан офицер давно не приходит?
С шоссе они свернули в узкий, заросший травой переулок, со старыми деревянными домами. В палисадниках сидели на лавочках женщины, лущили семечки, лениво судачили о житье-бытье. При виде Бесстужева и Полины умолкали, провожали их любопытными взглядами. Юрию было даже неловко. А Полина шла нарочно медленно.
— Не спеши, — попросила она. — Пусть все видят, какой ты у меня.
— Какой же?
— Высокий и красивый.
— Хорош красавец — чумазый, да еще в комбинезоне.
— Воин возвращается из похода, покрытый славой… ну и пылью, конечно.
— Ого! — весело удивился Бесстужев. — Откуда этот высокопарный штиль?
— Понимаешь, мне хочется говорить с тобой какими-то особенными словами. Старых не хватает. Они примелькавшиеся, стертые. У нас с тобой должны быть особенные.
— Мне все равно, какие. Лишь бы произносила их ты.
Они подошли к дому. Юрий ввел мотоцикл во двор и поставил его возле крыльца. Пока снимал комбинезон и отряхивал с себя пыль, Полина согрела воды. Юрий сполоснулся до пояса, вымыл голову. Это можно было сделать под умывальником, но Полина решительно заявила, что сама будет поливать ему, ей это приятно.
— Ты надолго приехал? — с деланным равнодушием спросила она, подавая полотенце. Но Юрий видел, как напряглась Полина в ожидании ответа. У нее даже сузились зрачки глаз.
— К двадцати трем часам должен быть в лагере.
— Нынче?
Лицо у Полины сразу сделалось грустное. Стараясь не выдать своего огорчения, сказала громко:
— Завтра ведь Виктора встречать нужно.
— Все уже решено. Виктор приедет прямо сюда. А я постараюсь выбраться к вечеру.
Они вошли в дом. Здесь было прохладно и как-то непривычно пусто. Юрий не сразу понял, в чем дело. Когда сел за стол и увидел темное квадратное пятно на обоях, спросил удивленно:
— А часы где? И машинку швейную убрала. И вазу… К себе, что ли, перенесла хозяйка?
— В погреб спрятала.
— Это еще зачем?
— Все соседи с ума посходили. Зарывают ценные вещи, войны боятся.
— Ты бы сказала, чтобы панику не разводили, — поморщился Юрий.
— Не слушают. Они тут лучше нас все знают. Меня же и обругали. Ничего, дескать, не понимаешь, из спокойных мест к нам приехала. А они напуганные. Ведь у них тут кто только не побывал. Я уж не говорю про старые времена. Совсем недавно белополяки были, потом немцы пришли, потом наши… А вчера на кладбище ребятишки ракеты нашли. Целый ящик. В ямке под хворостом.
Полина отошла к окну, задернула шторы, сняла старую, вылинявшую гимнастерку Юрия, висевшую на спинке кровати.
— Ты что, не выбросила ее до сих пор? — спросил Бесстужев.
— И не выброшу.
— Да зачем она нужна?
— Я с ней разговариваю, когда тебя нет.
— Разговариваешь? — у Юрия поползли вверх белесые брови. — Вот чудачка!
— Молчи. — Полина закрыла ему ладонью рот. — Молчи уж, раз не понимаешь.
Теплой, мягкой рукой она гладила его волосы, виски, шею. Сказала полувопросительно:
— Мы ведь никуда не пойдем сегодня?!
— Если хочешь — можно в парк.
— Никуда не хочу. Лучше всего, когда мы вдвоем и вокруг никого нет.
— Вот скоро мне отпуск дадут, и мы целую неделю просидим дома, ладно? Будем жить только друг для друга.
— Мало одной недели, Юрочка, очень мало. И месяца мало. И года тоже мало. Я хочу всю жизнь быть рядом с тобой каждую минуту. — Она прижала к груди его голову, волосы ее закрыли лицо Юрия. — Жадная я теперь стала, ужасно жадная. Что-то сломалось во мне, прорвалась плотина и затопила меня всю.
— Полинка, милая! Нам здорово повезло, что мы встретились, правда?
— Меня ужас охватывает, когда подумаю: а вдруг мы не увидели бы друг друга и ничего не было бы между нами?!
— Вот разница наших характеров, — засмеялся Бесстужев. — Я замечаю хорошее, а ты находишь повсюду страшное.
— Просто-напросто я трусливей тебя. Это вполне естественно.
— Ну, теперь-то уж нам нечего бояться, — сказал Юрий, обнимая ее. — Теперь мы вместе, и ничто не сможет нас разлучить.
* * *В то самое время, когда Бесстужев и Полина сидели у себя дома, в нескольких километрах от Бреста, на противоположном берегу Буга, медленно двигалась по лесной дороге легковая машина. Генерал-полковник Гейнц Гудериан направлялся на передовой наблюдательный пункт. Он спешил, нетерпеливо притопывал левой ногой: солнце уже клонилось к горизонту, а дел на сегодня еще много. Наконец, подполковник фон Либенштейн, невозмутимо сидевший впереди, приказал шоферу остановиться.
— Дальше ехать опасно, господин генерал, нас могут заметить. Нужно пройти пешком.
В лесу совсем не чувствовался ветер, горячий воздух застыл без движения, казался тягучим от густого запаха смолы. Все тело Гудериана покрылось липкой испариной, крупные капли выступили на лбу.
— Сегодня я не завидую Роммелю, — сердито сказал генерал.
— Да, — живо подхватил Либенштейн. — В Африке нет даже таких рощ. Солнце, пески и танки.
— Вы охарактеризовали современный пейзаж Сахары скупо, но точно, — усмехнулся Гудериан.
Либенштейн замедлил шаги возле толстого ствола дуба. Могучие ветви, тянувшиеся почти горизонтально, были покрыты корявыми наростами.
— Сюда, господин генерал.
Они поднялись по лесенке вверх, на прочный деревянный настил, скрытый в гуще ветвей. Возле телефонного аппарата стоял молодой армейский лейтенант в очках, с черным пухом на верхней губе. При появлении генерала он хотел было опустить рукава мундира, закатанные выше локтей, но Гудериан жестом показал: не надо.
Здесь, высоко над землей, было прохладней, лицо освежал ветерок, дувший с востока. Гудериан почувствовал облегчение, ровнее забилось сердце, пошаливавшее сегодня от волнений и этой проклятой жары. Передав лейтенанту фуражку, Гудериан осторожно раздвинул руками листья. Либенштейн протянул ему бинокль. Совсем близко была река. Как в зеркале, отражалось в воде синее небо, а ближе к берегу зубчатой каймой врезалась в светлую синеву черная тень деревьев.
Солнце, светившее из-за спины генерала, заливало косыми лучами противоположный, восточный берег Буга. Вся крепость хорошо просматривалась отсюда: и кольцевые казармы Центрального острова, и мосты, и корпуса госпиталя. В кустах на берегу играли дети, мелькало там чье-то пестрое платье.