Хутор Гилье. Майса Юнс - Юнас Ли

Тилла и Марен уже лихо отплясывали каждая со своим кавалером, то и дело натыкаясь и наталкиваясь в тесноте на другие пары. Надо же наверстать упущенное. Юбки их так и взмывали вверх, открывая обтянутые грубыми шерстяными чулками икры и стоптанные, мокрые от снега башмаки.

Старый Дёрум откашлялся и сплюнул, выпуская клуб дыма; ну и пылищу подняли, ишь как топают, всю грудь заложило. Ох-хо-хо! Он повернулся, взял с подоконника стакан и отхлебнул глоток, чтобы промочить горло.

Из полуоткрытых дверей в мастерскую валил пар; а у порога все шире расползалось темное сырое пятно от растаявшего снега, который приносили на башмаках те, кто выходил на улицу выпить.

Во дворе парни, не скупясь, передавали из рук в руки бутылки и возвращались в мастерскую раскрасневшиеся и веселые. Они и девушек уводили с собой и заставляли их выпить пунша.

— Нет, спасибо! Пустите меня! Да нет же, говорю вам, нечего меня тащить! Мне хватит того, что я выпью здесь. — Енсине не по душе были эти махинации за дверью.

Появился Юханнесен — белокурый приказчик из лавки Суннбю. Маляр радушно встретил его и начал угощать. Не успели оглянуться, как он уже танцевал с дочкой управляющего.

Плик, плик, плик — скрипка едва пиликала и в разгар танца смолкла совсем.

— Ага, Шёбергу тоже захотелось пунша!

— А как же! Надо смазать машину, — сострил кто-то.

И вдруг снова раздалось «плик, плик, плик», и кто-то закричал:

— Да смажьте же машину!

— Здесь, кажется, танцуют? — В открытую дверь заглянул студент Хьельсберг; он только что вернулся из города и решил полюбопытствовать… Ах, и Майса тут, вон как кружится, словно пушинка…

— Вам чего?.. Вы что, здешний? — раздались голоса вокруг.

Он увидел мадам Йёрстад и быстро нашелся:

— Нет ли здесь Шёберга, мадам Йёрстад? Мне бы поговорить с ним. Он обещал запаять мой кофейник со спиртовкой.

— Здесь он, здесь, господин студент.

— Понимаете, если сегодня он его не сделает, быть мне утром без кофе.

— Знаете, сейчас его не просто заполучить, он у нас за скрипача… Но, может, вы не откажетесь зайти и обождать немного… Это студент с нашего двора, — объяснила она окружающим.

— У вас, видно, рождественская вечеринка, — заметил Хьельсберг, проходя в мастерскую.

— Крестины, господин студент.

— Так вот, значит, почему днем была такая суматоха.

— Да, да, дочурку крестили, назвали ее Хирстине.

— Она у вас, кажется, четвертая или пятая, мадам Йёрстад?

— Шестая…

— Это уж слишком! — проворчала мадам Расмуссен, рядом с которой он сел — другого свободного места нигде не было. — Многовато для одной семьи…

Студент не собирался вступать в беседу с красной, грузной мадам Расмуссен, но он улыбнулся и кивнул ей, словно прислушивался к ее словам.

…Майса не смотрела в его сторону. Но вот она улыбнулась… С ней всегда забавно разговаривать, она так поглощена делами всех этих Скэу, Транемов — или как их там зовут, кого она обшивает. Можно подумать, что все они ее лучшие друзья. А на самом деле работает как лошадь за свои жалкие марку и шесть шиллингов в день.

Черт возьми, ну и болтлива эта толстуха, злится она на кого-то, что ли?

Он не ошибся: мадам Расмуссен порядком опьянела и рассердилась, и гнев ее объяснялся тем, что этот ловкий приказчик Юханнесен еще ни разу не соблаговолил пригласить ни одну из ее дочерей. Все одна Енсине да Енсине, вот только теперь для разнообразия пошел с Майсой Юнс.

— Слишком уж эта швея строит из себя благородную, — заметила она. — Не дело так заноситься. И что это она все время глаз не сводит со своих ботинок. Интересно знать, как она их заработала…

Хьельсберг не ответил; ему страсть как хотелось потанцевать, и непременно с Майсой-швейкой, но сперва нужно добраться до Шёберга и сочинить что-нибудь насчет кофейника…

Юханнесен снова пригласил Енсине…

— Знаю я этих приказчиков, одна слава, что щеголи… Но не думайте, управляющий Андерсен и его мадам глаз с него не спускают… И маляр туда же, пьет с ним!

— Что? Кто? — рассеянно отозвался Хьельсберг… Эта Майса Юнс совсем недурна… и держится прекрасно. А парень, с которым она танцует, вероятно, из кузнецов — бледный, коренастый, черноволосый, видно бороду отпускает, а лицо все в каплях пота. Она хорошо с ним танцует, не позволяет слишком крепко обнимать себя; а ведь верно — она все время смотрит себе под ноги…

— Как-никак он мне родной брат.

— Кто, приказчик?

— Да нет, маляр.

— Уж он-то своего не упустит, если почует выгоду, — ворчала мадам Расмуссен, и в голосе ее слышалось неподдельное раздражение, — да чтобы я стала так лебезить перед этим управляющим, тьфу! — И в сердцах она плюнула на пол. — Уж вы мне поверьте, на этом дворе все в сговоре! Прикидываются, будто они лучшие друзья!

Плик, плик, плик, — и танцы снова прекратились.

— Вот, теперь беритесь за него, — подошла к Хьельсбергу мадам Йёрстад.

Хьельсберг поднялся. Ничего не поделаешь, придется как-то выходить из положения.

— Ну, что с моим кофейником? — спросил он отважно.

— Кофейник?.. Какой еще кофейник? — Шёберг положил скрипку на синий платок и, слегка вытянув шею, ждал, когда ему поднесут выпить.

— Студент хочет забрать свой кофейник — слышите, Шёберг? — шептала мадам Йёрстад; она знала, что сейчас Шёберг не настроен думать насчет работы, его надо расшевелить.

Шёберг никогда не выполнял заказов в срок, и на его узком желтом лице с запавшими щеками и сильно выдающимся вперед подбородком появилось привычное смущенное выражение. Он покопался в памяти и медленно поднял на Хьельсберга умные глаза:

— Кофейник, говорите? — Позади них была такая толкотня и давка, что с трудом удавалось устоять на месте; в дверь беспрерывно то входили, то выходили… — Кофейник?

— Ну да, который вы обещали запаять к завтрашнему утру, — напомнила мадам Йёрстад.

Шёберг решительно затряс головой и протянул руку за пуншем:

— Не приносили мне никакого кофейника.

Уставившись на Хьельсберга блестящими голубыми глазами, он в несколько приемов осушил стакан. На лице его все отчетливей проступало презрение.

— Кофейник… У вас? — хмыкнул он. — И пришли, значит, за ним сюда? — Он испытующе вглядывался в Хьельсберга.

— Надеюсь, вам его передали? — прервал его Хьельсберг с негодованием.

— А вы скажите, с кем вы его посылали, он тогда быстрее вспомнит, — сказала мадам Йёрстад. — Да вот, пусть Тилла с ним поговорит. Послушай, Тилла!..

Надо же было так случиться, что и Тилла оказалась здесь; значит, на нее свалить вину не удастся.

— Не стоит беспокоиться, мадам Йёрстад, все равно пропал мой утренний кофе, — заявил Хьельсберг великодушно. — Так я пришлю за ним завтра к вечеру, Шёберг. — И он сделал вид, что собирается уходить. — Большое вам спасибо, мадам Йёрстад. А скажите, — спросил он так, словно им вдруг овладело любопытство, — кто эта высокая темноволосая девушка, вон та, что смеется и болтает? Я ее часто здесь вижу. Разве она тоже живет в нашем дворе?

— Это Енсине Андерсен, дочь здешнего управляющего.

— А вон та, рядом с мадам… с мадам Дёрум, не так ли? Это, кажется, швея?..

— Как же, она самая. Она, знаете, была у нас сегодня крестной. Йомфру Юнс.

— Кофейник! — громко раздалось позади них. Голос звучал угрожающе.

— Не выпьет ли господин студент перед уходом стаканчик пунша? — предложила мадам Йёрстад.

— За здоровье маленькой Хирстине, мадам?

Мадам заспешила к мужу, который сидел в углу у лампы в клубах табачного дыма.

— Вы ведь настоящий изобретатель, — пытаясь отвлечь старика Шёберга, заговорил Хьельсберг.

— Уж не знаю, кто из нас изобретатель…

— Как вы думаете, нельзя ли изобрести что-нибудь, чтобы не дуло в окно? А то в моей комнате такой ветер, прямо хоть ветряную мельницу ставь.

— Дует в окно… в стекло, что ли, по-вашему? Ну нет, в стекло дуть не может, чтобы это понять, много ума не требуется. А вот в подоконнике да в раме могут быть щели…

— Может, заклеить их бумагой в несколько слоев, как вы считаете?

— Заклеить бумагой! Это старое бабье средство. Если уж хотите знать, так это целая наука. Стены нужно утеплять, вот что… Мох, например, это верное дело… да и снег, когда он получше слежится. На море пробоины заделывают опилками, и чем вода сильнее давит на них, тем прочнее закрыта течь. Уж я-то над этим поломал голову, можете мне поверить. Найти бы только такой материал, чтобы он от дождя и от сырости делался еще плотней…

— Не желаете ли выпить немного пунша? — Голос маляра звучал неуверенно, а мокрый поднос слегка покачивался у него в руках.

— Ох ты, вот так поддали…

Мимо тянули за руку хихикающую девушку, которая, упираясь, столкнулась с маляром спиной так, что поднос едва не выпал из его рук.