Темные времена. Как речь, сказанная одним премьер-министром, смогла спасти миллионы жизней - Энтони МакКартен

на себя эту роль. Он сказал, что вполне возможно, что лорд Горт сумеет правильно истолковать полученные инструкции: он должен сражаться до последнего человека, в каких бы обстоятельствах ни оказался. Если линии связи между экспедиционным корпусом и правительством будут перерезаны, он не сможет запросить последние приказы. В качестве компромисса Чемберлен предложил разъяснить отданный приказ, дополнив его словами о том, что Горт должен продолжать боевые действия до тех пор, пока у него сохраняется связь с правительством его величества, а если линии связи будут перерезаны, он может руководствоваться собственным суждением относительно того, как долго следует продолжать сопротивление. Клемент Эттли счел подобную оговорку оскорбительной для достойного генерала, который и без того все прекрасно знает: «Лорду Горту следует позволить руководствоваться собственным суждением в случае, если линии связи окажутся перерезанными, а он сам будет отрезан от моря и в обстоятельствах, в которых дальнейшее сопротивление не будет более наносить ощутимого ущерба Германии». Энтони Иден поддержал Эттли. В завершение утомительного заседания Черчилль сказал: «Приказ, отправленный лорду Горту, не должен создавать впечатления, что войска уже лишены надежды на спасение и должны продолжать сопротивление, не имея ни провианта, ни воды, ни боеприпасов». Он «предложил отправить телеграмму с приказом, скорректированным по предложению [Эттли]»[431].

В дневнике Кадоган записал, что заседание кабинета превратилось в «ужасное обсуждение того, какие приказы следует отправить Горту. УСЧ [Черчилль] довольно театрально настаивал на своем. Возражали ему, как всегда, НЧ [Чемберлен] и Г [Галифакс]. Боюсь, отношения их вскоре станут очень напряженными. У Уинстона есть серьезный недостаток – склонность к театральности»[432].

Совершенно ясно, что Черчилль стал бесспорным лидером. Он больше не боялся, что партия его не поддержит, и был убежден, что нация верит в него. Он был полностью собран и более не сомневался в выбранном пути. Черчилль излучал новую уверенность: он знал, что сможет отвести опасность от страны. Если остальные видели лишь цифры спасенных из Дюнкерка, Уинстон верил, что их будет еще больше. Задуманная им операция «Динамо» только начиналась, Если другие боялись, что Франция вот-вот капитулирует, он верил, что сможет удержать ее от этого шага решимостью и надеждой.

Когда заседание закончилось, Черчилль связался с людьми из своего ближнего круга, чтобы поддержать их словами надежды. Он написал Идену, Исмею и генералу сэру Джону Диллу (он заменил Айронсайда на посту начальника генерального штаба) с тем, чтобы сказать: «Жизненно важно, чтобы французы по возможности были включены в эвакуацию из Дюнкерка… Приготовления следует немедленно согласовать с французскими миссиями в Англии или, в случае необходимости, с французским правительством, с тем чтобы не было никаких упреков или чтобы их было как можно меньше»[433]. Затем он отправил телеграмму генерал-майору Спирсу: «Ваши доклады чрезвычайно интересны, и посол высоко ценит вашу работу. Продолжайте докладывать постоянно. Но не забывайте подчеркивать наш неизменный призыв продолжать то, что они делают…»[434] И, наконец, он телеграфировал лорду Горту, как было условлено на заседании военного кабинета: «Если Вы окажетесь отрезанными от линий связи с нами, вся эвакуация из Дюнкерка и с побережий, по Вашему мнению, окажется невозможной и все попытки восстановить ее будут безуспешными, Вам предстоит самому определить, когда станет невозможным наносить дальнейший ущерб противнику. Правительство его величества уверено, что в Ваших руках репутация британской армии не пострадает»[435].

Тем вечером Черчилль ужинал с генералом Айронсайдом и Клементиной в Адмиралтействе. Он находился в прекрасной форме[436]. Эвакуация экспедиционного корпуса шла хорошими темпами. Джок Колвилл записал в дневнике: «Неутомимая предприимчивость Уинстона производит впечатление»[437]. После ужина, в 23:45, Черчилль отправил телеграмму Рейно, повторив, что он хотел бы, чтобы «французские войска были включены в эвакуацию» насколько это возможно, и что «как только мы реорганизуем эвакуированные войска и подготовим силы, необходимые для защиты нашей жизни от очевидного и практически неминуемого вторжения, мы сразу же приступим к формированию нового британского экспедиционного корпуса»[438]. Он также сообщал французскому премьеру, что британцы вывозят вооружение из Франции, но только для приведения его в порядок и исправления нанесенного ущерба, и в ближайшее время будет выслана новая схема подкрепления британских войск во Франции»[439]. Он добавил, что отправляет эту информацию и рассчитывает на взаимную честность[440].

Когда Черчилль лег в постель, дежурный офицер военного кабинета решил воспользоваться возможностью и попросить четыре дня отпуска, чтобы он тоже смог принять посильное участие в эвакуации из Дюнкерка. На это премьер-министр ответил: «Господь вас благослови! Хотел бы я сам отправиться вместе с вами»[441].

Утром 30 мая погода была плохая. Висел густой туман. Немецкие самолеты не вылетали, но гавань Дюнкерка стала практически непроходимой для больших кораблей. В Лондон были отправлены двое связных, чтобы доложить премьер-министру о сложившейся ситуации. Черчилль с удивлением обнаружил у дверей кабинета адъютанта лорда Горта, лорда Манстера, и собственного племянника, Джона Спенсер-Черчилля, который, по его собственным словам, прибыл к дверям дяди еще мокрым и в полной боевой экипировке. Он сообщил Уинстону, что возникла острая необходимость в небольших судах, которые могли бы вывезти войска с побережья и переправить их на большие корабли. Манстер добавил, что лорд Горт считает малые суда ключом к спасению[442].

К вечернему заседанию военного кабинета Черчилль уже мог сообщить, что на английском берегу высадилось более ста тысяч солдат, но туман серьезно мешает процессу эвакуации[443]. Генерал Спирс прислал сообщение о текущей обстановке во Франции. Возникли опасения, что сражение близ Соммы вскоре будет проиграно: «Генерал Вейган считает, что шансы французов один к трем. Время никогда еще не было столь драгоценно. Он [Вейган] умоляет, чтобы британцы прислали любое подкрепление… Одна британская дивизия может решить судьбу сражения»[444].

Черчилль считал, что список просьб французского правительства становится тревожно длинным. Британия неизбежно должна была отказать, и этот отказ французы используют в качестве оправдания для прекращения сопротивления. На заседании обсудили все возможные варианты. Министры согласились с Черчиллем, когда тот предложил, чтобы Британия вновь сообщила Франции, что те должны продержаться еще немного, а Британия пришлет помощь при первой возможности, но «мы должны твердо дать понять, что в настоящее время у нас нет войск, которые мы могли бы прислать»[445].

Как вспоминал генерал Исмей, Черчилль всегда предпочитал все видеть сам и узнавать о происходящем из первых рук[446]. Он предложил на следующее утро созвать Верховный военный совет, чтобы он смог вылететь в Париж и лично объяснить положение французам. Черчилль