Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984 - Светлана Бондаренко

<…>

Тем временем состоялся просмотр «Сталкера» представителями кинопроката. АН после вспоминал.

<…>

Вечером 3 января[74] восьмидесятого года мы с Андреем Тарковским выступали перед представителями кинопроката. В огромном зале собрались люди, которым доверено было определить, как отнесутся к «Сталкеру» зрители и соответственно сколько экземпляров пленки выпустить в свет.

Я пришел к обсуждению. Фильм уже посмотрели. Выступил Андрей, объяснил фильм, рассказал о своей над ним работе, ответил на вопросы. Вопросы показались мне странными. Вдруг в зале прозвучал сочный бас: «Да кто эту белиберду смотреть будет?» Раздался одобрительный смех. Андрей побелел, пальцы его сжались в кулаки. Стараясь не смотреть на него, я попросил слова. Но они уже уходили. Черт знает, куда они уходили, эти гении кинопроката. В пивную? В писсуар? В никуда? Я говорил и видел, как они медленно поворачиваются затылками и медленно, громко переговариваясь и пересмеиваясь, удаляются проходами между кресел. Разумеется, затылки были разные, но мне они казались одинаково жирными и необъятными, и на каждом светилось знаменитое сытое «Не нада!»[75]. Такого я еще никогда не переживал.

Помнится, мы сошли с эстрады на лестничную площадку. Андрей скрипел зубами. У меня тряслись руки, и я с трудом поднес спичку к сигарете.

Несколько мужчин и женщин остановились возле нас. Беспокойно оглядываясь, они бормотали вполголоса:

— Вы не думайте… Мы не все такие… Мы понимаем…

На четверть миллиарда только советских зрителей кинопрокат выпустил 196 экземпляров фильма.

На всю Москву выделили три копии.

За первые же месяцы в Москве «Сталкер» посмотрели два миллиона зрителей.

Дорогой Борик!

Трижды и четырежды прошу прощения, что долго не писал. Появилось ужасное отвращение к письмам, не знаю, чем это объяснить. Ну, ладно. Надобно преодолевать.

1. Дела киношные. «Чародеев» начнут работать в середине года. Там всё на мази, отношение отличное, режиссер готов, мои предложения касательно музыки практически приняты.

Я побывал у Павленка — по делам исключительно общественным, договорились, что будет при Госкино создана организация по развитию советской кинофантастики. Секретариат СП РСФСР послал под мою диктовку Павленку список инициативной группы от писателей, которых Павленок должен встретить со своей инициативной группой в удобное для него время.

«Сталкер», видимо, идет на Каннский фестиваль, после чего будет демонстрироваться широко. 3-го я с Тарковским выступал перед руководителями прокатчиков со всего СССР. Тарковский был жутко недружелюбен, ему отвечали тем же. Темные все-таки люди.

Просмотрел фильм ОуПА, но об этом, кажется, тебе уже писал. Говорят, выйдет на экраны в апреле.

2. Совещались в воскресенье у Войскунского с Биленкиным и Ковальчуком. Согласились, что нужно добиваться раскола всесоюзного Совета, просить создать отдельный Совет по фантастике. Затеяна сложная игра, в которой я опять-таки должен играть заглавную роль. Прежде всего мне придется встретиться с троицей Кешоков-Кулешов-Парнов и сообщить им, что я иду на них.

3. В ВААП и Верченке пришло письмо из Италии от организаторов Еврокона-5 об отмене нашего приглашения. Ссылаются на то, что Парнову еще в августе было передано это приглашение в Брайтоне, а никаких реакций не было, а теперь уже поздно. Я с Парновым не говорил (и не буду), но, по слухам, Парнов передал это приглашение в Инокомиссию тогда же, так же, как и повторные письма из Италии, но Косоруков (пред. Инокомиссии) их положил под сукно. Еще говорят, что Верченко, получив письмо с отказом, вызвал Парнова и спросил, как он это расценивает, и тот якобы сказал, что расценивает это как плевок в лицо. Мужественный парень, наш Парнов.

4. Реакция на Круглый стол в ЛГ пока не очень ясная. Ковальчук считает, что непременно будут неприятности, а начнутся они где-то в сентябре, когда выйдут серые журналы[76], которые только сейчас подготавливаются. Другие люди считают, что бояться нечего, ибо Чаковский всегда знает, что можно, а что нельзя. Стало известно, что в период подготовки Круглого стола Десятерик бегал к Верченке, Чаковскому и даже, кажется, в ЦК КПСС с просьбой остановить публикацию, однако везде его послали на х…

Вот, пожалуй, и всё главное.

Ты писал, что пора бы поработать. Я не против. Но мне хочется работать над «Менсурой Зоили». Я об этом часто думаю, и даже не столько думаю, как чувствую эту вещь. С героями «Понедельника», с Лавром Федотовичем и Выбегаллой в ролях руководителей СП и т. д. Я — не ты. Я без тебя думать конкретно не могу.

Обнимаю, жму. Твой Арк.

Привет Адке и Андрюхе.

Не бери с меня пример, пиши сразу.

6 марта газета «Молодежь Эстонии» публикует интервью Михаила Веллера с БНом. Среди прочего в интервью говорилось о «Сталкере» и семинаре БНа.

<…>

— Борис Натанович, к вашей читательской аудитории теперь прибавилась кинозрительская: любители фантастики, например, многого ждут от фильма Тарковского «Сталкер», поставленного по мотивам вашей повести «Пикник на обочине». Учитывая специфику кино, что, по вашему мнению, потеряло и что приобрело ваше произведение при экранизации?

— Проблема экранизации художественного произведения — это твердый орешек. Наш с Аркадием Натановичем Стругацким личный зрительский опыт свидетельствует о том, что подавляющее большинство экранизаций, созданных даже по самым замечательным произведениям литературы, самостоятельного художественного значения не имеет. В лучшем случае это интересные движущиеся иллюстрации к великим романам, которые можно не без приятности просмотреть. И тут же благополучно забыть.

Существуют, разумеется, блистательные исключения, но они, как это частенько бывает с исключениями, лишь подтверждают общее правило: почему-то самые удачные, на наш взгляд, экранизации созданы по довольно-таки серым художественным произведениям. Дело тут, очевидно, в том, что литература и кино пользуются совершенно разными системами образов, весьма разными и непохожими языками искусства. Режиссер, стремящийся совершенно точно перенести героев и события романа на экран, может вполне преуспеть в этом — и безвозвратно потерять тот аромат прозы, который и составляет суть читательского впечатления от романа. Кинофильм, в точности повторяющий роман, в силу специфичности языка кино будет вызывать у зрителя совершенно иное впечатление, чем экранизируемый роман.