Картель правосудия - Фридрих Незнанский

Турецкий откровенно валял дурака. Еще с утра он заперся в своем тесном кабинете, не подходил к внутреннему телефону, а по внешнему всем сотрудникам было велено отвечать, что старшего следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре (его же – старшего советника юстиции А. Б. Турецкого) не было, нет и не предвидится. То есть вообще. В отпуске и на природе.

Дела были хреновые, чего греха таить. Плюс вчерашний скандал с женой. Плюс приличный проигрыш в преферанс. Плюс позорный проигрыш наших чехам в финале Олимпиады. Похмелье, идиотская зима и нескончаемый насморк вообще не в счет. Плюс таинственное исчезновение Лозинского, несмотря на подписку о невыезде. Что довольно странно. И в офисе у Лозинского никто ничего не знает о своем шефе, хотя, может быть, он еще появится, все-таки рабочий день только начался… Турецкий прислушался к своему желудку… Черт, лучше бы он этого не делал.

Раздался звонок по внутреннему телефону. «Восемнадцатый», – машинально отметил Турецкий и поспорил сам с собой, что звонков будет нечетное количество. Но нервы стали сдавать, и он убрал звук до минимума. Телефон теперь не звонил, а потрескивал, и сосчитать звонки было невозможно. Одновременно раздался легкий стук в дверь.

Турецкий по-прежнему не реагировал, подъехал к мишени и вытащил из нее дротики. В это мгновение раздался звон, как если бы кто-то стучался в окно.

«Допился старший советник юстиции», – с некоторой жалостью к себе, но в общем-то равнодушно подумал Турецкий. Стук в окно. Это на третьем-то этаже?! Он машинально глянул в окно и чуть не свалился с кресла. За окном стоял (да-да, именно стоял!) заместитель Генерального прокурора России Константин Дмитриевича Меркулов.

Турецкий явственно почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Меркулов стоит… в воздухе?… на высоте третьего этажа?… Вознесся?…

Меркулов продолжал настойчиво стучаться в окно, причем делал это как живой. Одновременно трещал телефон и запертая дверь. Турецкий наконец пришел в себя, подскочил к окну и принялся рвать рамы на себя. Меркулов помог с той стороны, и как только окно приоткрылось, с видимым облегчением перелез через подоконник.

Турецкий зашел Меркулову за спину и стал внимательно его разглядывать.

– А… куда ты крылья складываешь?

Тот махнул рукой в сторону окна. Турецкий выглянул на улицу и увидел прямо под своим окном строительную люльку.

– У нас же фасад перекрашивают, неужели ты не заметил, – объяснил происхождение люльки Меркулов, одновременно открывая дверь кабинета (в которую уже ломились встревоженные сослуживцы) и снимая телефонную трубку.

Сослуживцы оказались потрясены явлением Меркулова не меньше, чем минуту назад хозяин кабинета.

– А… кто это… кто звонил? – только и смог спросить Турецкий у Меркулова, кивая на телефон.

– Я.

– То есть… как?!

– Я тебе звонил, – терпеливо, как ребенку или душевнобольному, стал объяснять Меркулов. – Раз восемнадцать. Но ты не отвечал. В это время красили стену как раз на моем уровне. Тогда я, не кладя трубки, в темпе вальса спустился прямо к тебе.

Действительно, все оказалось предельно просто.

– Чего это начальству приспичило альпинизмом заниматься? – проворчал Турецкий.

– Где Грязнов, ты не знаешь? – коротко поинтересовался Меркулов.

Турецкий внутренне поежился, снова плюхнулся в кресло и на всякий случай все же буркнул:

– Мальбрук в поход собрался… Не знаю где. Не докладывался. Вот стану министром внутренних дел, может, снизойдет. Так ты за этим залетел?

– Отчасти. Возможно, он тебе скоро понадобится. Я так предполагаю.

– Ну конечно. При необходимости ты спустился бы так, даже, если б я не находился прямо под тобой.

– У меня нет на это времени, – терпеливо произнес Меркулов. – Думаю, тебе надо привести себя в порядок. Начальство вызывает.

– За каким чертом я понадобился генеральному, – привычно начал грубить Турецкий, даже не пошевелившись в кресле. – И потом, разве я не в отпуске?

– Генеральный тут ни при чем, – сказал Меркулов, машинально упорядочивая бумаги на столе Турецкого. – То есть, конечно, все мы под ним ходим.

– Никуда я не поеду, – Турецкий бездарно имитировал капризный тон. У нас ни один лифт не работает. А в люльке своей сам катайся. Вверх-вниз.

– Должен тебя огорчить: ехать придется не в лифте. Хотя в каком-то смысле как раз наверх.

– М-м-м?

– Для личной беседы нас вызывает Президент.

– Президент чего? – Турецкий подряд метнул несколько стрелок. Меркулов невольно засмотрелся. Кучность была очень даже ничего.

– Президент всего, – вздохнул Меркулов. – Через пятнадцать… – он глянул на часы, – нет, уже через одиннадцать минут придет машина из Кремля. И одень китель, в кои-то веки.

САМ

23 февраля, полдень

«Зато я не лысый, это раз, – мысленно перечисляя собственные достоинства, Президент мысленно же загибал пальцы. – Зрение у меня – как в двадцать лет, это два. В-третьих, выпить могу не меньше, чем…»

Он застегнул синий пиджак и машинально, словно надеясь что-то найти, засунул руки в карманы. Но это было исключено. В карманах его пиджаков никогда не могло оказаться всякой ерунды, которую свойственно там забывать простым смертным. Использованных трамвайных билетов, пустого спичечного коробка, чего еще… Да, чего же еще? Что они там носят в своих карманах, эти люди? Оторванные пуговицы? Носовые платки? Пачки презервативов? Он просто не знал этого. Когда-то давно его жизнь была раз и навсегда лишена заботы о мелочах. И теперь он словно находился в открытом космосе, и чему положено быть или не быть в его карманах, внутренностях и мозгах, отмерено раз и навсегда Центром управления полетом. ЦУПом. Но… не он ли сам последние лет шесть был этим самым ЦУПом?

Рядом терпеливо ждала горничная, держа в руках что-то блестящее, продолговатое, смахивающее на расплющенного ужа.

– Чуть не забыл! Давайте сюда. – И со вздохом застегнув верхнюю пуговицу белоснежной рубашки, он обреченно повязал галстук.

Столько событий смешалось в одном дне, что мудрено уже было вспомнить, с чего, собственно, этот день начинался…

Президент, глядя в зеркало, тщательно расчесал белоснежно-седые волосы. На пробор. И немного назад. Итак?

Ну как же! Утром у него родилась внучка! Событие No 1. Президент послал в больницу огромную мягкую игрушку – пантеру, приглянувшуюся ему во время посещения презентации подземного торгового комплекса. Правда, ребенок еще маловат для таких игрушек, ну да ничего. Отличная пантера.

Затем ему доложили, что накануне вечером скоропостижно скончался Уткин. Скандал No 1.

А теперь вот нужно было ехать целоваться с Парламентарием. Антисобытие No 1. Парламентарий, со всех точек зрения (то есть двух вице-премьеров и трех личных помощников), был отменная сволочь. Президент с отвращением вспомнил, что над верхней губой Парламентария проживала большая бородавка.

Но как ни крути, целоваться с ним было надо. Во-первых, сегодня у него юбилей. Во-вторых, по этому поводу уже решено наградить гада высшим государственным орденом. В-третьих, по этому же поводу Президент впервые за последние полгода собирался посетить парламент, продемонстрировать лояльность, терпимость, гибкость, понимание политического момента и прочие идиотские, черт бы их побрал, качества современного политика.

Парламентарий совсем недавно еще был лидером левого большинства, но различными официальными и «свадебными» постами удалось его сместить в центр. И теперь, в День защитника Отечества, Президент очень надеялся, что не мытьем, так катаньем, а не им, так орденом «За заслуги перед Отечеством» сумеет отвадить Парламентария от выступлений на грядущих митингах непримиримой оппозиции.

Хотя лучше было бы наградить орденом лифтера. С некоторых пор в загородной резиденции в Барвихе у Президента имелся личный лифтер, несмотря на то, что на даче было не так уж много этажей по обе стороны поверхности земли. Еще пару лет назад никакого лифтера не было и в помине. Но однажды предпредпредпоследний министр финансов придумал внеочередную хитроумную деноминацию и срочно приехал с докладом по этому поводу, но застрял на минус втором уровне, просидел там, бедняга, несколько часов, пропустил за это время резкий скачок курса доллара, за что и был немедленно снят (то есть спустя все те же два часа) со своего поста. А начальник личной охраны Президента принял волевое решение о введении штатной единицы лифтера.

В каком-то смысле это являлось государственной тайной, но из всех своих непосредственных сотрудников, министров, референтов, молодых реформаторов и старых консерваторов Президент больше всего доверял… лифтеру. Несмотря на то, что почти никогда не слышал звука его голоса. Лифтер настолько робел, что на редкие вопросы Президента о жизни, здоровье и вообще отвечал неопределенными знаками.