Король должен умереть - Леонид Сиротин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Получилось! — повторил Лорн. — Давай взорвем здесь все к бесам Аннун. Заберем эту мразь с собой. Живи, Катраэт!
Арт перевел взгляд на Валькона Тэтру. Лазарь, жуткий памятник стремлению древних обмануть смерть. Напоминание о том, что Рогатая Мать всегда получает свое. Если ей не досталось тело, она заберет душу.
— Одна минута, — произнес мертвец.
Венаторы за его спиной подняли лучевики. Такие же фанатики, как юный Ворон, они не собирались отступать.
— Давай! — крикнул Лорн. — Живи…
Коротким ударом в подбородок Арт опрокинул хакера на пол. Резко опустился, перевернул Лорна лицом вниз, заломил ему руку за спину и прижал коленом к полу. Направил сброшенный с плеча «Азарт» на изумленно раскрывшего глаза бофорца.
— Какого ччерка ты делаешь? — проговорил повстанец.
— Отключай баррикаду, — приказал Арт. — Мы сдаемся.
Каторжник. История шестнадцатая. Гаргаунт
Когда они добежали до поляны, все уже закончилось. Каторжник еще кричал, но это были лишенные смысла вопли агонии — матерый слизень уже практически переварил нижнюю половину его тела. Без всяких эмоций заключенный 12-462, его напарник, наблюдал, как отвратительная желеобразная масса, содрогаясь, втягивает в себя останки каторжника. Как стремительно растворяются оранжевая роба, кожа, плоть, обнажая кости, которые немного позже перистальтика слизня вытолкнет наружу.
— А я ему говорил, смотри под ноги, — услышал 12-462 за спиной голос рыжего Гавейна. — Бедный идиот. Ну это Гаргаунт, чоппо.
Это Гаргаунт. Каторжная планета Канторов.
Шел второй месяц пребывания заключенного 12-462 в поселении Хаут-Дезирт.
Лагерь был окружен стеной из укрепленных керамзитобетонных плит, со сторожевыми вышками и автоматическими огнеметами, каждые десять минут заливавшими землю потоками пламени. В отличие от других подобных мест это было нужно, не чтобы удерживать людей внутри, а чтобы оберегать их от того, что было снаружи.
Бежать некуда. Вокруг свирепые джунгли Гаргаунта, где каждая тварь — это смертоносная коллекция достижений обезумевшей эволюции. Кроме псевдотигров, слизней и ползунов, в джунглях таились синекожие. Одичавшие потомки первых колонистов, беспощадные каннибалы, по слухам, мутировавшие хуже боевых генаров Дома Иглесс. Где-то там были тренировочные лагеря венаторов, оттачивающих в джунглях свои убийственные умения. Но страшнее всего были блуждающие по зарослям сталкеры — биомехи Забытой Династии, неуклонно следующие древней программе поиска и уничтожения.
Бежать было некуда, но он и не хотел.
— Все назад! — крикнул Бедуир.
Он вышел вперед, здоровой рукой поднял раструб огнемета, примотанный к культе. Каторжники подались ему за спину, все, кроме 12-462, который безучастно стоял на месте. Ругаясь сквозь зубы, Гавейн оттащил истукана подальше. Бедуир нажал на спусковую скобу.
Выброшенная под давлением смесь вспыхнула, горящим облаком накрыла бурый слизистый бугор, который, почуяв жар, попытался отползти с поляны. Безуспешно. Радостные крики сопровождали корчи слизня, пока от твари не осталось черное пятно с рассыпающимися в пыль останками последней жертвы.
Торжество каторжников было недолгим, как любая светлая минута на Гаргаунте. Парящий над головой дрон-надсмотрщик короткой сиреной напомнил, что до конца рабочей смены и темноты еще пять часов, и люди в оранжевых робах разбрелись по поляне. Воздух наполнился надсадным визгом вибропил. Вскоре очередной хвощ высотой два десятка метров с треском обрушился на армию своих собратьев. За ним еще один. И еще.
— Тебе жить надоело, чоппо? — спросил Гавейн у 12-462, который все с тем же безучастным видом вгрызался пилой в основание чешуйчатого ствола метра два в обхвате. — Не отходи от нас далеко, понимаешь? Не стой на месте, когда тебе говорят отойти. Слышишь меня, эй?
12-462 молчал. За шесть недель в лагере Хаут-Дезирт он не произнес и десятка слов. Гавейн подождал, не будет ли реакции в этот раз, раздраженно сплюнул и отошел в сторону.
— Мне кажется, твой приятель твердо решил уйти к Аннун, — сказал он Бедуиру, который отдыхал, присев на ствол поваленного хвоща и спустив на землю рюкзак огнемета. — Не понимаю, что у него творится в бритой его башке.
Повстанец дернул плечом искалеченной руки.
— Может, для него так будет лучше, — сказал он, задумчиво глядя в спину с черным номером 12-462. — Хотя сомневаюсь, что он может что-то решать. Думаю, ему просто все равно. Мне другое непонятно. Про тебя, Ястреб.
— Да? — спросил Гавейн, заламывая кустистую бровь.
— Чего ты с нами возишься? Потому что он твой земляк, а я калека? Ты не похож на добряка, Гавейн.
Рыжий хохотнул. И ничего не ответил.
Гавейн действительно не был похож на человека с большим сердцем, которого упекли на каторгу недоброжелатели. Не выглядел он и как деревенщина с Тиндагола, попавший в Хаут-Дезирт по ошибке. Здоровяк с буйной рыжей шевелюрой, татуированным ястребом на плече и свернутым в буйной юности носом казался именно тем, кем был — искателем удачи, отбывавшим свой приговор на Гаргаунте за дело.
Гавейн был капером, капитаном быстроходного рейдера «Майский ястреб». С патентом Согна он грабил лихтеры торговых домов Геркуланума. С патентом Геркуланума совершал налеты на базы согнитских негоциантов. С каперской грамотой Канторов тревожил неугодных шершням нобилей, не забывая отчислять эрцгерцогу положенный процент добычи. Его во многом блистательную карьеру оборвала не шальная торпеда и не абордажный эрг-меч, а дотошный канторовский аудитор.
Капитан «Майского ястреба» был (абсолютно заслуженно) обвинен в сокрытии доходов, полученных на перечисленных в грамоте маршрутах. Арестован на Вателине в известном на всю Империю борделе «Роща услад» и после краткого разбирательства этапирован на Гаргаунт.
После продажи конфискованного корабля и другого имущества Ястреба с молотка ему предстояло выплачивать долг Дому Кантор из скудного жалования каторжника. По самым скромным прикидкам, ближайшие двести сорок лет. Максимальная продолжительность жизни заключенных на Гаргаунте составляла в среднем четыре года с момента прибытия. Факт, служивший для Гавейна неиссякаемым источником мрачного оптимизма по поводу перспектив Канторов взыскать с него долг.
Четвертый год Гавейна на Гаргаунте подходил к концу, когда баржа шершней привезла очередную партию осужденных на каторгу. По слухам, которые гуляли между бараками, среди них было трое Воронов, взятых в плен на Тиндаголе.
— Вороны с Тиндагола? — спросил Гавейн у Вурхиса, старшины своего барака. — Что-нибудь слышал?
Вурхис, безволосый и безбровый гигант-альбинос, бывший гладиатор, выращенный Иглессами на кровавую потеху и попавший на Гаргаунт за убийство надсмотрщика, покосился на капера.
— Может, слышал, — проговорил он, как будто обкатывая каждое слово на языке. — Тебе какое дело, чоппо?
Гавейн бережно достал из кармана папиросу, на треть начиненную контрабандным хафом. Папироса исчезла в огромной ладони Вурхиса.
— Мне интересно, — сказал Ястреб. — За спрос ведь не бьют, так?
Вурхис,
