Инга - Виталий Кленов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем странный провожатый незаметно исчез, и это мне уже совсем не понравилось. Получалось, предо мной действительно какое-то важное существо, а я даже не понимаю, для чего я здесь и как себя вести. В этот момент стены вокруг ожили, задрожали, запереливались, будто по ним изнутри пробежался яркий свет. И вот, не поверите, у меня возникло такое ощущение, словно эта статуя меня изучает. Ничего не спрашивает, ничего не говорит, а просто видит насквозь, как рентгеновский аппарат, и молчит. Потом все в одну минуту успокоилось, дрожать перестало, я уже даже почти не боялась, но в голове возник вопрос: «Чего от меня хотят»? А самое главное — я понимаю, что в мою голову только что забрались, поковырялись там и сейчас вынесут приговор.
Но, видимо, это испытание я прошла благополучно, потому что за спиной у статуи вдруг появился проход. И чем ближе я к нему подходила, тем ярче он светился, как будто приглашая. Я подумала-подумала и решила, что надо идти. К счастью, туннель вскоре вывел меня наружу, и я помчалась что есть духу от этого места подальше, а когда устала, присела отдохнуть возле дерева и задремала. Проснулась уже в палатке.
Вы думаете, мне все это приснилось?
Некоторое время присутствующие ошарашенно молчали, а потом принялись обсуждать, могло ли такое произойти на самом деле. Ведь когда обнаружилось исчезновение Инги, все так громко кричали и звали ее, что не услышать, даже сквозь самый глубокий сон, она не могла. Да и вообще, как можно было улечься спать в палатку в тот момент, когда на берегу спасали Филиппа? В такое было трудно поверить, тем более самой Инге, которая отказывалась принимать тот факт, что с того момента, как она пропала, прошло не более получаса.
Правда, и в реальность ее рассказа тоже не верилось. Все давно вышли из детского возраста, когда покупались на такие истории. Но, с другой стороны, предположить, что Инга все это выдумала, тоже было невозможно, и чем больше они об этом думали, тем больше возникало противоречий.
В конце концов за неимением разумных объяснений все стали склоняться к тому, что это был просто сон. Тогда Митрич, который до сих пор молчал и о котором в пылу спора все позабыли, тихонько покашлял, и ребята разом притихли. Стало понятно, что ему есть что сказать. Артем, еще во время повествования Инги заметивший реакцию их проводника, моментально догадался, что Митрич сейчас скажет то, во что верить никто не решался. Но тот начал издалека, с другого.
— Ну что, наелась? — спросил он.
И этот вопрос снова вызвал у всех недоумение: откуда у Инги такой зверский аппетит? Словно она на самом деле неделю не ела! Этот факт как-то все упустили.
— Наелась, — кивнула она и, будто что-то доказывая, сказала: — Я же говорю, не меньше двух дней прошло!
Дина выразительно закатила глаза и глубоко вздохнула, всем видом показывая, что сейчас в чем-то убеждать Ингу бесполезно. Филипп задумчиво молчал. Марго изучающе смотрела на подругу.
Кто лучше всех знал Ингу, так это Максим, и он полностью ее поддерживал — просто потому, что иначе не мог. Тяжелее всего было Артему: он занимался точными науками, и его разум отказывался верить в подобный рассказ. С другой стороны, он любил Ингу и безоговорочно ей доверял, тем более что она никогда не давала повода в себе усомниться.
— В эти края приезжает много разных ученых, исследователей, этнографов и просто желающих поглазеть на лабиринты. Их здесь много, — опять подлил масла в огонь егерь.
— Митрич, ты хочешь сказать, что этот лабиринт реально существует? — спросил Максим.
— Этот или не этот, может, другой какой, но существует! И не один. Я и сам их не раз видел. Правда, далеко отсюда, за два дня не дойдешь, — ответил Митрич и вдруг выдал интересную мысль: — Хотя тут вот какая штука: расстояние… его ведь как мерить? Раньше, к примеру, сколько бы дней ушло из Петербурга в Архангельск добраться? А теперь? Сел на самолет, и ты уже там. То-то! Хочешь, в километрах меряй, хочешь, в часах.
Артем покачал головой, но не признать житейскую мудрость Митрича было трудно. Как ни крути, о чем идет речь, было понятно.
— Или вот, например, позвали моего покойного батюшку на другой конец озера мужика одного лечить. Того в лесу медведь сильно помял, и надо было его на ноги поставить, сам бы не выкарабкался. Пошли мы с батей — а он, не в пример мне, лес хорошо знал: где болота, где реки, где пройти можно. Каждую тропочку. Идем, значит, берегом, смотрим: прямо перед нами скала стоит. Мой отец и раньше там хаживал, место это было ему знакомо. «Ничего, — говорит, — лесом обогнем», — и свернул с берега. Углубились мы в чащу… Вроде и недалеко, но идти там было непросто: вокруг камни, сосны поваленные валяются — не то что на берегу. Через какое-то время обошли вроде. Выходим из лесу — глядь, а перед нами то же самое место. Удивились мы, отец затылок почесал — и снова в лес. Опять мы с ним по пригоркам да по чащобам полезли. Ну, в этот раз точно скалу обошли, думаем. Выходим из лесу — и снова на том же самом месте! Раз пять в тот день мы пытались скалу обойти, и ничего из этого не получалось: все время обратно у скалы выходили. Так и пришлось в лесу ночевать, зато на следующий день с первой же попытки все получилось. Так что не всё мы о нашем мире знаем, а он, похоже, совсем не так прост, как мы думаем. — Митрич прервался и посмотрел на притихших ребят. — Вы ешьте, давайте, а то рыба скоро совсем в угли превратится.
Ели молча, подумать было о чем. Дина Монастырева перестала демонстрировать возможности своей мимики и даже изредка с опаской оглядывалась по сторонам. Давно стемнело, и за пределами отсветов костра мрак стоял хоть глаз выколи.
Закончив с рыбой, Митрич подкинул в огонь дров, поворошил их своей палочкой и продолжил:
