Техника «косого взгляда». Критика гетеронормативного порядка - Сборник статей

Фуко указал на конститутивную связь между идентичностью, производством знания и социальными институтами, которые не подавляют индивида, но порождают его желания, соединяя сексуальность с властью. Власть, согласно Фуко, обладает, скорее, продуктивной, нежели репрессивной силой. Так, XIX столетие он называет веком извращений, поскольку в этот период «отклонения» от «нормы» были описаны с целью их законодательной и медицинской регламентации. Описание и отделение «патологий» от «нормы» Фуко иллюстрирует обращением с гермафродитами в XIX веке, когда возникает необходимость не просто наблюдать и описывать «патологии», но и установить однозначность в гендерной принадлежности, следующую гетеронормативной логике. Так, по решению врачей суд заставил гермафродита Геркулину Барбен по прозвищу Алексина (1838–1868) стать мужчиной, в то время как та считала себя женщиной и одновременно жила с женщинами. Исход оказался трагичным: не желая быть мужчиной, Геркулина покончила с собой.

Институционализация сексуальности сопровождается ее патологизацией, ведь именно институциональная и научно-терминологическая фиксация «отклонений» привела к возникновению «извращений» и альтернативных идентичностей, в том числе и гомосексуальности, за которыми описанные «отклонения» были теперь закреплены навсегда как (врожденные) психические и физические «патологии». «Норма» при этом не определяет, что является «отклонением», а, наоборот, выступает эффектом «патологий», вводимым через описание последних. «Норма» является добавочной, вторичной по отношению к «патологиям», как об этом писали Джудит Батлер и Тереза де Лауретис.[11] (Текст Батлер о вторичности гетеросексуальности по отношению к гомосексуальности опубликован в этом номере «Логоса».) Гомосексуальность формируется как копия гетеронормативных отношений, позволяющая утвердить и легитимировать оригинал в качестве такового. Без копии нет оригинала, как не существует «нормы» без «отклонения». Именно этот процесс институционального регулирования «нормы» через сексуальность, согласно Фуко, и породил современного субъекта с его внутренним миром и «душой». Субъект является дискурсивным продуктом.

На основе приведенных выше теоретических суждений в историческом срезе исследуются мужские и женские однополые отношения,[12] которые в разные эпохи определяются по-разному и обладают в обществе различным статусом. Дэвид М. Гальперин [28], к примеру, выделяет пять типов мужских отношений, существовавших до гомосексуализма: феминизация (efemination), педерастия, содомия, мужская дружба и инверсия. Как показал Ален Брэй [10, 11], содомия широко практиковалась в эпоху Ренессанса и не считалась отклонением.

Перформативность гендера

Мишель Фуко в своих работах не занимался анализом гендерных идентичностей. Джудит Батлер, опираясь, кроме прочих, на его концепции, радикально меняет представление о гендере как таковом. Ее концепция лежит в основе любого квир-анализа и квир-концептов и является основой квир-теорий. В своей первой и основополагающей для гендерных исследований работе Gender Trouble. Feminism and the Subversion of Identity Джудит Батлер деконструирует разделения гендера (gender) и пола (sex), отказывается от автономии субъекта, работает над проблемой публичного признания подавленной и вытесненной гомосексуальности и критикует «принудительную гетеросексуальность», легитимируемую господствующим социальным порядком в качестве «нормы». Для изложения своей позиции она предпочитает использовать перформативную аргументацию, поскольку, согласно Батлер, субъект – это эффект дискурсивных практик, не существующий вне речевых актов и властных отношений.

Батлер критикует прежде всего те феминистские теории, которые описывают женщину в качестве автономного субъекта, пытаясь, таким образом, добиться равноправия полов. Во-первых, эти требования понимают под «женщиной» единую для всех, единственную форму феминности. Во-вторых, дискурс (мужской) субъективности, по Батлер, сам по себе является местом власти, угнетения и регламентации. Понятие субъекта, по Мишелю Фуко, – это продукт дискурсивных, властных практик, поэтому попытки эмансипации феминизма обречены на провал в силу того, что «бытие» субъекта есть подчинение. Кроме того, в стремлении интегрировать женщину в данный дискурс субъективности означает подтверждать и укреплять существующую в качестве нормы принудительную гетеросексуальность и бинарную матрицу.

Более подробно генезис субъекта через подчинение Батлер рассмотрит в своей монографии The Psychic Life of Power: Theories in Subjection на основе анализа механизмов становления и производства субъективности у Гегеля, Ницше, Фрейда, Фуко и Альтюссера. Понятие субъекта в английском языке непосредственно связано с подчинением, на чем Батлер и выстраивает свою концепцию «субъекта подчинения». Существительное subject означает «субъект», глагол to subject – «подчинять(ся)» или «покорять(ся)», из чего Батлер в типично постструктралистской манере выводит subjection – субъекцию – как процесс становления субъекта через его подчинение. Впрочем, Батлер описывает бытие субъекта как парадокс: с одной стороны, он подчиняется власти – она является, в терминах Фуко, условием его существования; с другой стороны, она наделяет субъект властью, делает возможным его действия вплоть до сопротивления самой этой власти. В указанной монографии она анализирует, каким образом власть инкорпорируется субъектом, то есть механизмы, при помощи которых власть, проникая извне, трансформируется во внутренние психические процессы.

Критика Батлер идентичностей ведет к деконструкции различия культурного (gender) и анатомического пола (sex). Данное различие было теоретически разработано феминистками с целью критики патриархата, который, согласно их аргументации, интерпретирует анатомию таким образом, чтобы было возможным обосновать мужское превосходство и легитимировать власть над женщиной. Так, Симона де Бовуар постулировала в одной из самых известных своих работ «Второй пол» (Le Deuxième Sexe, 1949), что женщиной не рождаются, ею становятся. Это различение между гендером и полом было в тот момент политически оправданным; в конце концов, с его помощью феминистки впервые обратили внимание на натурализацию властных отношений и роли гендерных идентичностей в обосновании тех или иных политических идеологий. И все же само это разделение цементирует понятие анатомии и тем самым эссенциализирует категории идентичности и саму бинарную матрицу. Таким образом, утверждается, что вне культурных отношений существует некое «естество», которое можно сохранить в чистом виде или к которому можно вернуться, несмотря на конститутивное влияние культуры на формирование идентичностей. Батлер отказывается от дифференциации гендера и пола, поскольку само знание об анатомии есть продукт социальных институтов, находящихся в сети властных отношений и испытывающих влияние различных дискурсов. Знания в области биологии и медицины, закрепившие бинарную матрицу как «естественную» и «врожденную», возможны лишь благодаря эпистемологическим культурным парадигмам, обусловливающим те или иные рамки интерпретаций. Батлер показывает, что тело и гендер не существуют вне культурных рамок, «природа» не доступна нам в «чистом» виде, ее понимание возможно лишь через культурное знание, чьи конструкции и проецируются на «природу». Так что пол всегда был гендером. Это не значит, что анатомии или материальности тела не существует. Речь идет о ее культурной концептуализации, формирующей специфическое восприятие материальности и языковые средства для ее описания и представления. Существующая культурная концептуализация обосновывает гендер на данный период как «естественный», «анатомический» пол и обусловливает им социальное неравенство, легитимируемое как «естественное».

Господствующий дискурс идентичности генерирует кажущуюся непрерывной связь между анатомическим полом (sex), гендерной идентичностью (gender) и желанием (desire), которая служит гетеросексуальной норме. Батлер называет эту связь гендерной когерентностью (gender coherence). Так, например, «анатомический пол „женщина“» автоматически определяет объект ее желаний – мужчину, и, наоборот, то же самое для мужчины, чьим обязательным сексуальным объектом может быть только женщина.

Данная гендерная когерентность, однако, как и любая гендерная идентичность, как и сама «норма», не существуют вне перформативных актов. Перформативность и перформанс (performativity/performance) являются центральными понятиями теории Батлер, обозначающими регламентирующие и регулирующие действия. Батлер ссылается на теорию речевых актов Джона Л. Остина [5], описавшего определенные языковые высказывания как перформативные акты, с помощью которых субъект может совершить действие и/или которые обладают символической властью, как, например, объявление пары в загсе мужем и женой или акт крещения. Так, фразы «у вас девочка» или «у вас мальчик» также являются перформативными, поскольку фиксируют индивида в определенной социальной сфере, регулирующей, соответственно, как его культурные практики, так и институциональное обращение с его телом. Батлер по аналогии с теоретическими размышлениями Симоны де Бовуар описывает гендер как действие (gender doing) и эффект внешних воздействий на тело, в терминах Фуко. Феминность и маскулинность являются, таким образом, и процессом, и результатом постоянных повторений культурных практик (без начала и конца), типичных для той или иной гендерной идентичности: жестикуляции, форм артикуляции, моды, походки, общественных норм поведения и т. д. При этом индивиды не могут произвольно выбирать тот или иной гендер. Батлер демонстрирует свою теорию на примере перформанса травести (дрэг), пользуясь театральной лексикой и указывая на отсутствие «естественного» происхождения гендерной идентичности. Все же гендер – это не перформанс, хотя и перформативен. С помощью этого понятия Батлер описывает неосознанные, привитые в процессе социализации автоматизмы, которые не осознаются самими индивидами и не ставятся ими под вопрос. Но если идентичность так зависима от процессов повторения, то гендерные нормативные практики часто (вольно или невольно) смещаются, делая явным или производя, например, гомосексуальное влечение.