Патрик Леруа. Годы 1821—1830 - Татьяна Адаменко

– Да, всего полтора года… Вы наверняка знаете, что его застрелил Шарль, когда он погнался за мадам Сильвией с алебардой. В комнате нашли четыре отрубленных головы и отдельно тела, сложенные в непристойных позах. Им так и не удалось придать достойный вид для погребения…

– Значит, тел было всего четыре, – пробормотал себе под нос Леруа. – А я читал про тринадцать. – Но, взглянув на старика, он понял, что обидел его своим бестактным замечанием, и поспешил извиниться.

– Что здесь было потом – чудовищно! Но мсье Гийом, правда старался быть деликатен, но от репортеров, этих шакалов, такого не дождешься. Просто чудо Господне, что пережитое ее не сломило, что она сумела взять себя в руки. Ее спасла любовь к дому. Она занялась его ремонтом и переустройством, спустя пятнадцать лет отыскала меня, предложила должность, – расчувствовался старик.

Леруа негромко кашлянул.

– Скажите… Мне приходилось читать, что Арно де Бенаж был одержим. Одержим духом Жиля де Рэ…

– Полная чушь! – безапелляционно заявил старик. – Бенаж, конечно, был сумасшедшим, и жаль, он не угодил в Бисетр! Он заслуживал того, чтобы при жизни оказаться в аду, рядом с сумасшедшими, убийцами и венерическими больными! Но вся его одержимость духом де Ре высосана репортерами из пальца, на том хлипком основании, что незадолго до своей смерти он выкрасил для маскарада бороду в синий цвет, – неожиданно спокойно закончил Герье. Долгая тирада, по-видимому, утомила его.

– Ваша убежденность основывается только на этом?

– А вы верите в одержимость? – задал встречный вопрос Герье.

– Не знаю, – честно ответил Леруа. – Я верю в Бога, и, следовательно, должен верить в дьявола и его подручных. Однажды я был в церкви, и во время мессы женщина рядом со мной рухнула на пол и забилась в судорогах, а когда к ней подбежал священник, дико завопила «Отойди от меня!»

– И что с того? – скептически спросил Герье.

– Голос был мужским. Мужской баритон из уст юной девушки, довольно приятный, изрыгающий богохульства, которые я даже от своих солдат не слышал.

Герье молча пожал плечами.

– Не знаю, не знаю… Но одержимость именно духом де Рэ, как я уже говорил, полная чушь!

– Почему вы в этом так уверены? – удивился Леруа.

– Дело в том, что я сейчас занимаюсь историческими изысканиями… хочу написать книгу о роде д’Эвре, и мадам Сильвия меня в этом очень поддерживает… Так вот, род д’Эвре и род де Рэ имеют общие корни, и Жиль де Рэ был родным дядей супруги седьмого барона д’Эвре. После такого открытия, разумеется, я заинтересовался личностью Синей бороды и подробностями судебного процесса над ним, и выяснилась масса вопиющих несообразностей.

– Например? – заинтересовался инспектор.

Начнем с мелочей, – глаза Герье за стеклами очков азартно заблестели, было видно, что старик сел на своего любимого конька.

– Во-первых, у Жиля де Рэ было не семь жен, а всего одна, некая Екатерина де Туар, которая пережила его на тридцать с лишним лет. Во вторых, судя по всем прижизненным портретом, его борода была не синей, а светло-русой. В третьих, все признания де Рэ были вырваны у него под пыткой. А в-четвертых, – и это действительно важно! – тела жертв исчезли таинственным образом. Точнее, их никто не видел. Нет никакой информации о похоронах ста сорока детей, нет их могил ни на одном их кладбищ. Где же они? – риторически спросил Герье. – Я думаю, что ответ становится ясен, если приглядеться к судьям. Вы знаете, кто был судьями на том знаменитом процессе?

Леруа отрицательно качнул головой.

– Нантский суд, разбиравший «дело» бывшего соратника Жанны д'Арк, находился на содержании английских захватчиков, которые отправили на костёр Орлеанскую деву. Естественно, они ненавидели де Рэ за его отчаянные попытки спасти Жанну… И, в довершение всего, на обширные владения Жиля позарился герцог Бретани Жан V. Он их и получил после казни барона.

– И ведь это я излагаю вам вкратце, молодой человек, очень вкратце! – Герье сбился на профессорский тон, очевидно, какую-то часть своей жизни ему довелось побыть преподавателем. – А ведь это все задокументировано! И там, где говорится о преступлениях Жиля де Рэ, напротив, никаких убедительных документов нет. Только признания под пыткой и показания сомнительного колдуна Прелати и старухи Меффрэ, которые якобы поставляли Жилю детей. Их обвинили в пособничестве дьяволу, а после того, как они дали показания – как вы думаете, что с ними сделали?

– Сожгли? – предположил Леруа.

– Нет! – довольно улыбнулся Герье. – Их не сожгли, не повесили, не посадили в тюрьму… их просто отпустили! Балаган, разве тут могут быть сомнения? – торжествующе спросил он.

– Достаточно убедительно, – пробормотал Леруа, на глазах которого разрушился один из самых знаменитых мифов Франции.

– Вот! К чему я, собственно, клоню? – библиотекарь становился, словно потеряв на мгновение нить своих рассуждений.

– Я надеюсь, теперь вы понимаете, почему я не верю в одержимость именно духом Синей Бороды? – спросил старик и тут же, не дожидаясь ответа, добавил:

– Потому что Синей Бороды и не существовало никогда! Право, вокруг достаточно человеческого гнусного безумия, чтобы взваливать вину на потусторонний мир, – устало закончил Герье.

– Уверен, ваши изыскания, когда вы их опубликуете, станут сенсацией, – искренне заверил его Леруа.

– А я в этом не так уверен, – погрустнел Герье. – Я уже старик и знаю, что люди охотней верят в зло, чем в добро… Боюсь, моя книга ничего не изменит… И захотят ли они вчитываться?

– Я вас утомил? – встревожился Леруа.

– Нет-нет, что вы! Это я вас утомил, спасибо, что выслушали старика!

– Однако время уже позднее, я вас задержал, – огорченно заметил Леруа. – Позвольте, я возьму книгу на ночь?

– Да, конечно, выбирайте! – поспешил согласиться Герье. – Может, вы придете завтра вечером побеседовать? Я был бы очень рад, сейчас редко встретишь настолько внимательного собеседника…

– Если у меня будет время – с удовольствием, – отозвался Леруа.

Старик-библиотекарь укатил столик в свой закуток.

Леруа будто бы стер легкую улыбку с лица. Герье, бесспорно, хороший человек, и приятно было бы иметь такого в соседях, но, как и всякий обыватель, он слишком легко принимал за истину полуправдивые сплетни с третьих рук, ничего на самом деле о происходящем не зная. Разве что четыре вместо тринадцати…

Леруа внимательно посмотрел на книжные полки. Герье пытался поддерживать порядок, но ему, очевидно, не хватало сил, а слугам – желания соваться в его пыльное царство. Только на одной полке в нижнем ряду, резко выделяясь среди прочих, золотились совсем новые переплеты… Леруа осторожно, щадя колени, присел рядом с полкой, пробежался кончиками пальцев по названиям… Так и есть: «Жюстина», «120 дней Содома», «Диалог священника с умирающим», даже почему-то немецкий «Молот ведьм» в новейшем издании. Помедлив, Леруа вытянул с полки «Жюстину».

– Выбрали что-нибудь? – раздалось сзади вежливое покашливание. Библиотекарь смотрел на Леруа, сложив руки на груди и склонив голову набок, как остроносая птица; выпуклые линзы очков мешали понять выражение его лица.

– Еще нет, – Леруа медленно распрямился, пытаясь скрыть смущение. Он понимал, что Герье мог расценить его поступок только как проявление самого низменного любопытства, того самого, с которым толпа глазеет на казни, а буржуа листает воскресный выпуск в поисках убийств, грабежей и насилия; и, разумеется, жаждет подробностей.

Наугад Леруа взял с ближайшей полки томик поэзии и попрощался.

– Доброй ночи, мсье Кристоф.

– Доброй ночи, мсье Леруа. Рад был с вами побеседовать! Может, зайдете завтра? Или послезавтра? Я постоянно здесь…

– Как только появится свободное время – обязательно, – пообещал Леруа и наконец удалился.

Недоумение, ничем не выдаваемое внешне, царило в его душе, когда он возвращался в свою комнату. Леруа и сам когда-то, довольно давно, прочитал одну из книг, приписываемых знаменитому маркизу: кажется, «Жюльетту». Он соблазнился отзывами, по которым эта книга «ниспровергала устои» и, окажись она в свободном доступе, как ее героиня, могла бы «разрушить всякие моральные нормы». Прочитав, Леруа нашел книгу скучнейшей порнографией; описание оргий напомнили ему вялотекущий химический процесс, в ходе которого все меняется, но из одного непонятного вещества появляется другое, такое же непонятное. И Бенаж, весельчак и щеголь Бенаж нашел в этом какой-то источник вдохновения, свою Иппокрену злодейства? Не он ли когда-то заявлял студенту Фримеру, что «мне скорее изменит рассудок, чем хороший вкус!». Судя по его любимым книгам, ему одновременно изменил и тот, и другой.

* * *

Невнятным серым утром, когда горничная пришла открыть шторы и принести кофе, Леруа уже давно не спал. Сидя за письменным столом, он сосредоточенно изучал предоставленные ему документы. Он работал, как «мельница Бэббиджа», и ряд цифр, понятных только ему одному, занял уже два скомканных черновых листа; девушка зашла, когда он сдернул со стопки новый лист, одобрительным вздохом отметив качество бумаги.