Неизвестный Фридрих Великий - Максим Бельский

Гитлер любил разглядывать ладони других людей. У него была огромная книга в роскошном переплете, где были собраны рисунки ладоней всех великих людей прошлого. Гитлер любил показывать эту книгу своим гостям и особо гордился тем, что рисунок его ладоней очень похож на рисунок ладоней Фридриха Великого – так что и ему, быть может, выгорит с блеском выйти из войны, несмотря на отчаянное положение, как и великому королю! Не выгорело…

В своем воспаленном воображении Гитлер, вероятно, рассматривал отца Фридриха Великого – Фридриха Вильгельма I (Friedrich Wilhelm I, 1688–1740) на фоне собственной «борьбы» против жестокого отца Алоиза Шикльгрубера. Очевидно, именно это и стало основной причиной того, что Фридриха Великого, а вовсе не его отца Гитлер вывел на передний план в национал-социалистской пропаганде. Ведь если попытаться рассуждать так, как это делали нацистские бонзы, то именно отец Старого Фрица в гораздо большей степени подходил на роль предтечи национал-социалистов.

Фридрих Вильгельм I

Он был невероятно жесток. Когда он ещё был подростком, то его родная мать (!!!), королева Софья Шарлотта, так написала о нём: «Молодой человек, казавшийся мне лишь непоседливым и вспыльчивым, сегодня проявил признаки жестокости, причиной которой может быть только очень злое сердце». Фридрих Вильгельм I был чистокровным пруссаком с характером, который в Третьем рейхе именовали нордическим. Он был хорошим семьянином: всю свою жизнь был верен жене, у них родилось 14 детей! Правда, при этом он был настоящим деспотом по отношению к своей супруге, Софии Доротее, единственной законнорожденной дочери английского короля Георга I, поскольку, по его мнению, «женщин надо держать в повиновении, иначе они начинают вить веревки из своих мужей». Король-отец был весьма прост в общении, причем предпочитал рубленый армейский лексикон и не стеснялся ненормативной лексики. Именно он являлся создателем первоклассной армии, был весьма экономен и умерен в расходах, вошел в историю под прозвищем «король-солдат» и «фельдфебель Европы». А ещё он чисто по-плебейски презирал гуманитарную учёность и уважал исключительно практические знания. Досуг его тоже не отличался большим разнообразием, всё больше он забавлялся дворцовой потехой – медвежьими боями, игрой в нарды, выступлениями канатных плясунов, пил пиво, курил трубку и устраивал бесконечные парады войск. Как-то раз от нечего делать он приказал задержать нескольких проходивших по улице дам, затем всучил им в руки веники и заставил мести плац. Не были защищены от его произвола и женщины высокого происхождения. Если король замечал их праздно прогуливающимися по улицам города, то в ход шла палка, не знающая пощады и снисхождения к слабому полу: «Честная женщина сидит дома и занимается хозяйством, а не шляется по улицам!» Такая строгость, граничащая с безумием, наводила страх на горожан: когда его величество выходил на прогулку, все разбегались от него в разные стороны, словно от тигра, вырвавшегося из клетки. Однажды на берлинской улице какой-то прохожий, завидев короля, пустился бежать от него что было сил. Фридрих Вильгельм I велел немедленно поймать его и доставить к нему. «Зачем ты бежал от меня, бездельник?» – грозно спросил он у схваченного беглеца. «Я испугался, ваше величество», – отвечал тот. Король принялся бить его палкой, приговаривая: «Ты должен любить меня, любить, любить, а не пугаться, бездельник!»[36] Любимыми его выражениями были: «Я не терплю возражений!» и «Не рассуждать!». Телесные наказания он применял по отношению к собственной семье, к придворным, в канцеляриях, в штабах. Известен случай, когда он избил даже священника, который имел несчастье засмотреться на парад: король, не помня себя от гнева, гнал его палкой до самых ворот церкви! Но и дома горожане не могли чувствовать себя в безопасности: если до короля доносились крики мужа и жены, ругавшихся у себя дома, он немедленно вторгался в их квартиру и мирил их при помощи палки. Он уменьшил жалованье служащим в пять раз и во столько же увеличил налоги, которые теперь распространялись в равной мере на всех жителей страны, не минуя никого, даже обнищавших крестьян. Впрочем, дело не всегда заканчивалось одной лишь поркой. Во всю мощь применялась и смертная казнь, причем у аристократов шанс попасть на плаху был не меньше, чем у простолюдинов: например, в 1731 году за растрату государственных денег повешен один из высших государственных чиновников по имени фон Шлюбхут. Солдат, крепостных крестьян, мануфактурных рабочих, канцелярских служащих, школьников при нем пороли жестоко и систематически. При этом короле телесное наказание почиталось единственной и наиболее надежной мерой общественного воспитания и исправления, порка гарантировала в его глазах процветание страны. Дисциплина в армии поддерживалась тем же способом – солдат порой забивали насмерть палками за ничтожные проступки. Читая воспоминания об этом короле, просто невозможно вообразить его без палки, которой он регулярно избивал и калечил своих подданных.

В 1731 году ему вдруг пришло в голову, что в столице слишком много старых зданий. Недолго думая, он распорядился, чтобы его солдаты немедленно снесли все старые здания в городе, чтобы на их месте возвести новые. При этом судьба людей, лишённых крова, его совершенно не волновала.

Был у него и свой придворный шут по имени Гундлинг, однако этот шут отличался от остроумных шутов при других дворах, он скорее напоминал мальчика для битья из «Принца и нищего» Марка Твена. Специально для него король придумал особый мундир, а также снабдил его огромным деревянным камергерским ключом. Этот мундир был увешан орденами с изображениями быков, ослов и обезьян. Вот что доставляло удовольствие королю: однажды королевская компания положила в постель к несчастному шуту медведя и закрыла обоих в комнате, откуда всю ночь доносились рычание и душераздирающие крики Гундлинга. (Очевидно, что А. С. Пушкин при написании «Дубровского» использовал этот сюжет из настоящей хроники прусского двора.) Как-то зимой в Вустерхаузене Фридрих Вильгельм I велел вытащить шута на один из трех мостиков надо рвом и спускать его через перила на канате, пока тот не пробил телом лед и не ушел по шею в воду. Король чуть не падал со смеху, велел изобразить эту сцену на картинах и затем развесить их во дворцах Берлина и Потсдама. Коллегой шута был некто Давид Фасман, получивший от короля звание профессора. Гундлинг же был пожалован баронским титулом. И они забавляли короля тем, что напивались до полусмерти, начинали лупить друг дружку, а потом более сильный профессор сдирал с барона штаны и ставил горячую сковородку ему на задницу. За эти выдающиеся заслуги 18 марта 1711 года Прусская академия наук избрала Гундлинга своим действительным членом. А 5 марта 1718 года король назначил Гундлинга на пост президента Академии наук, сделав его, таким образом, преемником великого Лейбница (легко можно представить себе, в какой цирк превратилась тогда эта «академия»). Когда же шут Гундлинг скончался, то Фридрих Вильгельм I похоронил беднягу возле церкви в деревне Борнштедт близ Потсдама в винной бочке! Эти похороны также стали очередной потехой для короля: в его присутствии надгробную речь над могилой Гундлинга произнес «профессор» Фасман:

«Здесь закопана свинья с головою человека.В юности он был мудрец, в старости – безумец.По утрам всех веселил, к вечеру с ума сходил.Вакх у бочки сам не свой:«Здравствуй, Гундлинг дорогой!»

Самый знаменитый его афоризм звучит так: «Крупица природного ума весит больше центнера университетской премудрости!» Сразу после коронации Фридрих Вильгельм I разогнал великолепную капеллу своего покойного отца, оставив лишь капельмейстера Пепуша, который быстро сообразил, что может остаться без заработка, и собрал из полковых музыкантов новый, войсковой оркестр, исполнявший бравурные марши. Такая музыка была королю по нраву, он оставил Пепуша при дворе. Фридрих Вильгельм I обычно по вечерам любил сидеть в компании нескольких своих генералов при зажжённых фонарях во дворе, курил табак, безудержно пил пиво, ругал профессоров и «чернильные души», проклятых французов и провозглашал здравицы в честь «Германской империи германской нации». На одном таком «табачном коллегиуме» Фридрих Вильгельм I заявил: «Зачем нужен такой ученый, который не способен даже стоять на часах?»

«Табачный коллегиум»

А затем, как я уже писал, выгнал со службы самого Готфрида Вильгельма Лейбница (Gottfried Wilhelm von Leibniz, 1646 – 1716), основателя и президента Бранденбургского научного общества. Лейбниц был одним из создателей немецкого философского и научного лексикона, а также талантливым изобретателем: он проектировал оптические приборы и гидравлические машины, работал над созданием «пневматического двигателя», изобрел первый интегрирующий механизм и уникальную для того времени счетную машину. Лейбниц писал: «Науки не могут быть абстрактными – они должны приносить пользу телу и духу гражданского общества. Академия призвана объединить теорию и практику, повысить уровень не только искусств и наук, но также страны и человека, земледелия, мануфактур и торговли – словом, всеобщего благосостояния». Реализуя свои идеи на деле, ученый разделил Берлинскую академию на четыре отделения: 1) физики, химии и медицины; 2) математики и астрономии; 3) немецкого языка и истории; 4) литературы и восточных языков. Он прославил немецкую науку на весь мир. Такой «идиот» королю был не нужен.